Козимо с верхушки магнолии спустился как можно ниже, уперся ногами в раздвоенную ветку и облокотился на нее, словно на подоконник. Качели взлетали высоко-высоко, прямо к его носу. Девочка о чем-то задумалась и вначале ничего не замечала. Потом вдруг она увидела на ветке мальчишку в треуголке и гетрах.

— Ай! — вскрикнула она.

Яблоко выпало у нее из рук и покатилось к магнолии. Козимо вынул шпагу, свесился с нижней ветки, дотянулся до яблока острием шпаги и проткнул его, а затем галантно протянул девочке, которая тем временем успела еще раз опуститься и взлететь ввысь на качелях...

— Возьмите, оно не грязное, только побилось немного.

Белокурая девочка уже пожалела, что так откровенно изумилась, увидев на магнолии незнакомого мальчишку, и снова приняла гордый, независимый вид и задрала носик.

— Вы вор? — спросила она.

— Вор? — обиделся было Козимо. Но тут же подумал, что теперь это вовсе не так плохо. — Да, я вор, — сказал он, надвинув шляпу на лоб. — Вам это не нравится?

— Что же вы собираетесь украсть?

Козимо посмотрел на яблоко, надетое на острие шпаги, и вспомнил, что за столом он почти не притронулся к еде.

Он почувствовал голод.

— Это яблоко, — сказал он и стал снимать кожуру шпагой, отточенной, несмотря на строжайший запрет родителей, остро-остро.

— Значит, вы воруете фрукты? — заключила девочка.

Брат вспомнил о ватаге крестьянских ребят из Омброзы, которые перелезали через заборы и очищали сады. Ему было строго-настрого приказано держаться подальше от этой породы мальчишек, а теперь он впервые позавидовал их веселому и привольному житью. Может, хоть сейчас ему удастся стать таким же свободным, как они.

— Да, — подтвердил он. Потом нарезал яблоко дольками и принялся его уплетать.

Белокурая девочка засмеялась, и все время, пока качели летели вверх, а затем вниз, не умолкал ее звонкий смех.

— Подите вы! Я всех этих ребят знаю! Они мои друзья. Они все нечесаные, босые, оборванные, а вы в гетрах и в парике!

Брат стал красным, как кожура яблока. Парик ему самому не очень-то нравился, зато гетры были предметом его гордости, а эта девчонка насмехается над тем и другим и считает, что даже жалкие, шныряющие по садам воришки, еще минуту назад презираемые им, и те выглядят лучше! А главное, эта барышня, которая изображает из себя хозяйку сада д’Ондарива, дружит с воришками, а не с ним. Все это донельзя обижало и злило Козимо и вызывало в нем какое-то ревнивое чувство.

— О-ля-ля... В гетрах и парике! — пропела девочка на качелях.

В Козимо заговорила гордость.

— Я не воришка, как ваши знакомые! — крикнул он. — Я вообще не вор. Просто мне не хотелось вас пугать. Если вы узнаете, кто я, вы умрете со страху. Я — разбойник! Страшный разбойник!

Девочка невозмутимо раскачивалась на качелях и, казалось, норовила угодить туфелькой прямо в нос Козимо.

— Вот и неправда! А где у вас ружье? У всех разбойников есть ружья! Или мушкеты! Я их видела! Они пять раз останавливали нашу карету по дороге из замка сюда.

— Зато главаря не видели! А я главарь! Главарь разбойников ружья не носит. У него только шпага. Вот она! — И он показал свою короткую шпагу.

Девочка пожала плечами.

— Главаря разбойников, — объявила она, — зовут Лесной Джан. Он на Рождество и Пасху всегда приносит нам подарки!

— Вот как! — воскликнул Козимо ди Рондо, в котором проснулась старая семейная неприязнь. — Значит, мой отец правду говорит, что маркиз д’Ондарива покровительствует всем бандитам и контрабандистам в округе!

Качели понеслись вниз, и девочка не оттолкнулась, а резко притормозила ногой и соскочила на землю. Пустые качели подскочили и задергались на веревках.

— Сию же минуту слезайте. Как вы смели проникнуть на наши земли! — сердито воскликнула девочка, погрозив Козимо пальцем.

— Я к вам не проникал и не слезу, — отпарировал Козимо с неменьшим жаром. — На вашу землю я не ступал и не ступлю, если б даже мне пообещали все золото мира!

Тут девочка спокойно взяла веер, лежавший на плетеном кресле, и, прохаживаясь взад и вперед, стала им обмахиваться, хотя в саду было совсем не жарко.

— Сейчас я позову слуг и велю им схватить вас и хорошенько высечь, — невозмутимо сказала она. — Тогда у вас навсегда пропадет охота забираться на чужие земли.

Она то и дело меняла тон, и брат каждый раз совершенно терялся.

— Здесь, наверху, нет земли, и тут вам ничего не принадлежит! — объявил Козимо.

Его так и подмывало добавить: «И потом, я герцог д’Омброза, хозяин всех окрестных земель», но он сдержался, потому что ему было не по душе повторять всегдашние речи отца, особенно теперь, когда он поссорился с ним и убежал из-за стола. А главное, притязания на герцогский титул всегда казались ему нелепостью. Не хватает только и ему, Козимо, хвастливо объявить себя герцогом! Но отступать было поздно, и он твердо продолжал:

— Здесь вам ничего не принадлежит. Ваша только земля. Вот если бы я ступил на нее, это было бы вторжением в ваши владения. А наверху я могу лазить где мне вздумается.

— Значит, наверху все твое...

— Конечно! Это мои владения. — Он неопределенно показал рукой на ветви, на пронизанную солнцем листву, на небо. — Все ветки принадлежат мне. Пусть твои слуги попробуют меня изловить!

Он ожидал, что девочка снова начнет смеяться над его бахвальством. Но неожиданно его слова заинтересовали ее.

— Ах так! А до куда простираются твои владения?

— За оградой до самой оливковой рощи на холме, а в лесу до самой епископской земли. Всюду, куда можно добраться по деревьям.

— До самой Франции?

— Еще дальше. До Польши и Саксонии, — ответил Козимо, который из всей географии знал лишь те страны, которые упоминала мать, рассказывая о войне за австрийское наследство. — Но я не такой вредный, как ты. Приглашаю тебя в мои владения.

Теперь оба перешли на «ты», но первой так обратилась к нему она.

— А качели чьи? — спросила девочка и уселась на них, держа в руке раскрытый веер.

— Качели твои, — решил Козимо. — Но раз они привязаны к этой ветке, значит, они в моей власти. Когда ты касаешься ногой земли, ты в своих владениях, а когда поднимаешься вверх — в моих.

Девочка оттолкнулась и, крепко сжимая руками веревки, взмыла ввысь.

Козимо спрыгнул с магнолии на толстый сук, к которому были привязаны качели, и стал их раскачивать, схватившись за веревки. Качели взлетали все выше и выше.

— Страшно?

— Нет. Как тебя зовут?

— Меня Козимо. А тебя?

— Виоланта, но все зовут меня просто Виола.

— А меня Мино. Потому что Козимо — стариковское имя.

— Мне это имя не нравится.

— Какое? Козимо?

— Нет, Мино.

— А... Тогда зови меня Козимо.

— И не подумаю! Послушай, давай с тобой раз и навсегда условимся.

— О чем? — буркнул Козимо, совсем растерявшись.

— Вот о чем. Я могу подниматься в твои владения и быть твоей гостьей. И я неприкосновенна. Прихожу и ухожу, когда захочу. Согласен? Ты же неприкосновенен только в своих владениях, на деревьях. Но стоит тебе коснуться земли в нашем саду, ты сразу станешь моим рабом и тебя закуют в цепи.

— Я никогда не спущусь на землю, ни в твоем саду, ни в моем. Для меня оба сада — вражеская страна. Лучше ты поднимайся ко мне на деревья. Можешь взять и своих друзей, которые воруют фрукты, а я возьму моего брата Бьяджо, хоть он немного трусоват. Мы создадим войско и проучим всех, кто живет на земле.

— Нет-нет, ничего подобного. Дай мне объяснить, что и как. Ты хозяин всех деревьев, не так ли? Но если ты хоть раз коснешься земли, ты потеряешь все свое царство и станешь последним из рабов. Понял? Если даже ветка обломится и ты свалишься, все пропало!

— Я в жизни не падал с деревьев!

— Пускай. Но если ты упадешь, то превратишься в пепел, и ветер развеет его по свету.

— Это все твои выдумки. Я не стану слезать на землю ни за что.

— До чего ж ты скучный!