— Exorcize te, omnis spiritus immunde, in nomine Dei Patris omnipotentis, et in nomine Jesu Christi Filii ejus, Domini et Judicus nostri, et in virtute Spiritus Sancti, ut discedas ab hoc famulo Dei, Maganus…

Изгоняю из тебя всех нечистых духов, во имя Бога Отца всемогущего, и во имя Сына его Иисуса Христа, нашего Господа и Судии, и силою Духа Святого, дабы ты оставил сего слугу Божьего Магана…

Райсу-Майклу никогда доселе не доводилось присутствовать при экзорцизме, а уж тем более самому подвергнуться этому обряду.

Подобно большинству мирян, которые никогда не интересовались сутью религии и ее тайными церемониями, он огранивался формальным соблюдением обрядов и делал лишь то, что от него ожидали, скорее из чувства долга, чем из подлинного благочестия. И, разумеется, в повседневных обрядах отнюдь не значилось присутствие при изгнании демонов. Нечего и говорить, что в религиозности он сильно уступал и отцу, и своему брату Джавану, так что Ран был совершенно прав, предположив, что к происходящему король относится со здравой долей скептицизма.

— Et hoc signum sanctae Crucis, quod nos fronti ejus damus, tu, maledicte diabole, numquam audeas violare…

Райс-Майкл исподтишка осмелился взглянуть на аббата Кимболла, который чертил на лбу у Магана крест освященным елеем, на словах запрещая проклятым демонам преступить сей знак. Король не слишком хорошо владел литургической латынью, чтобы понимать все, о чем говорит аббат, но, к вящему своему изумлению, внезапно ощутил слабое покалывание в кончиках пальцев. Это означало, что где-то рядом пробуждаются потоки магической энергии… И это поразило его, поскольку он совершенно не предполагал ничего подобного в церковном ритуале. По крайней мере, когда его исполняют самые обычные люди.

Что же касается изгнания зла, то единственное подлинное зло здесь таилось лишь в сердцах некоторых из присутствующих, и уж с ним-то точно нельзя было справиться с помощью ритуала, подпитываемого ненавистью и страхом. Райс-Майкл сказал себе, что если в сердце Полина и Альберта таилось зло, то оно не имело никакого отношения к затронувшей их магии Дерини.

— Per eundem Christum, Dominum nostrum, qui venturus est judicare vivos et mortuos et saeculum per ignem. Amen.

Аббат Кимболл перешел к Стеванусу, и теперь уже король не мог отрицать, что в словах его содержится несомненная сила, даже когда звучат они из уст настоятеля Custodes, чья слепая нетерпимость никогда не позволила бы ему осознать истинный смысл происходящего. Поскольку он был не в состоянии сконцентрировать энергию, подобно Дерини, то потоки силы бесцельно клубились в комнате, подобно облачкам дыма от благовоний, скапливаясь над головами людей, подвергшихся экзорцизму. Никакого вреда в этом не было, и все же Райс-Майкл усомнился, сумел бы Кимболл более действенно использовать эту могучую силу, если бы в комнате и впрямь имелось какое-то зло. А так весь этот ритуал превращался в некую смехотворную пародию, и особенно нелепой выглядела напыщенность аббата.

Чтобы не выказать своих истинных чувств, Райс-Майкл закрыл лицо руками, делая вид, будто глубоко тронут происходящим, и не шевелился все то время, пока Кимболл двигался вдоль шеренги коленопреклоненных мужчин, повторяя одни и те же слова, окропляя их святой водой и совершая миропомазание. Уровень магической энергии так и не поднялся выше определенного уровня и не достиг нужного сосредоточения. И никто в этой комнате, даже Катан, не замечал этого.

— Exorcizo te, immunde spiritus… et decedas ab hoc famulo Dei, Rhys Michaelis…

Он так и не поднял головы, заслышав слова аббата, и думал, что ровным счетом ничего не почувствует, однако когда настоятель окропил его святой водой, то Райс-Майкл осознал, что может притянуть к себе толику рассеянной энергии, — совсем немного, — и когда аббат перешел к Фульку, Райс-Майкл сумел хотя бы отчасти с помощью этой живительной силы восполнить свои энергетические запасы, изрядно подрастраченные в переживаниях прошлой ночи. Он размышлял над этим новым для себя достижением все то время, пока аббат завершал ритуал и произносил слова благословения.

— …Per Dominum nostrum Jesum Christum Filium tuum: Qui Tecum vivit et regnat in unitate Spiritus Sancti Deus, per omnia saecula saeculorum. Amen.

Едва лишь торжественная церемония закончилась, в комнате тут же поднялся гомон. Монахи друг за дружкой потянулись к выходу, а рыцари Custodes лорда Джошуа зашли на их место, чтобы перенести тело Альберта в церковь. Прижавшись к стене вместе с Фульком и Катаном, Райс-Майкл старался не попадаться им под ноги, и для себя решил, что в будущем станет уделять более пристальное внимание церковным ритуалам. Он понятия не имел, насколько сегодняшний экзорцизм оказался полезен для остальных, включая Полина и покойного Альберта, однако сам он точно кое-что приобрел. Оставалось лишь гадать, всякий ли раз во время религиозных обрядов повышается уровень магической энергии… Возможно, в прошлом он попросту не обращал на это внимания.

Слегка приободрившись, он проследовал за процессией, сопровождавшей покойника в монастырскую церковь. На сей раз они пошли другой дорогой, вдоль восточной стены аббатства, и вошли в церковь через боковую дверь в южном приделе. Он даже не оглянулся на дым, клубами поднимавшийся с внутреннего двора.

В церкви он занял отведенное ему место на хорах и должным образом исполнил все, что требовалось, произнося вслух слова молитв и оказывая все внешние знаки уважения человеку, что лежал перед алтарем.

Но в душе он молился совсем за другого человека, о котором никто не станет скорбеть, который и после смерти не обретет упокоения в могиле, ибо прах его будет развеян по ветру без всякого благословения и церемоний, как только угаснет пламя костра.

И чтобы избавиться нам от беспорядочных и лукавых людей.[16]

Аббатство святого Кассиана они покинули ближе к полудню, после того как предали тело Альберта упокоению в крипте под монастырской церковью. Поскольку отец Лиор оказался самым высокопоставленным клириком в королевском войске, то именно он временно возглавил священников Custodes, тогда как сэр Джошуа взял на себя командование рыцарями-монахами. Немедленно были отправлены гонцы, чтобы известить прочие аббатства Custodes о судьбе, постигшей их верховного настоятеля, чтобы избрание его преемника могло состояться должным образом. Кроме того, гонцы отправились и в Ремут, чтобы сообщить последние новости Хьюберту и прочим сановникам.

Тем временем Ран Хортнесский взял на себя обязанности гофмаршала Гвиннеда. Теперь он ехал по правую руку от короля, прямо под знаменем Халдейнов. Кавалькада на рысях устремилась к северу, Так что невозможно было ни разговаривать на ходу, ни даже предаваться серьезным раздумьям, однако ничто не могло отвлечь Райса-Майкла от голодного бурчания в животе. Обещанная походная еда обернулась ломтем хлеба и парой глотков эля, которые удалось урвать, перед тем как садиться в седло во дворе аббатства, хотя, по крайней мере, хлеб оказался свежим, только что выпеченным. Во время небольшого привала в середине пути Фульк извлек из седельных сумок единственный кусок сыра весьма сомнительного вида… так что Райс-Майкл умирал от голода к тому времени, как на пути им начали попадаться разъезды из замка Лохаллин.

К Лохаллину они подъехали, когда сумерки уже начали опускаться на окрестные холмы. Сам замок золотом сверкал в лучах заходящего солнца. Вокруг него, у основания холма, располагались войска союзников; там уже загорались походные костры. Райса-Майкла, проезжавшего вместе со своими помощниками по краю лагеря, провожали хмурыми взглядами грубоватые мужчины в клетчатых накидках и кожаных доспехах, и отовсюду доносился восхитительный запах готовящейся пищи, смешанный с более приземленными запахами древесного дыма, сырой земли и конского навоза.