«Ты как, можешь передвигаться? — спросил Слава, глядя, как гигантская туша на подламывающихся ногах с трудом ковыляет по коридору. — Как самочувствие?»

«Как у тухлого трупа! — с выражением ответствовал Гена и, не выдержав, упал на пол, нервно стуча по нему кончиком хвоста. — Когда-то я бегал тут бегом, а теперь не могу сдвинуться. Обидно».

Слава прицелился и направил на Гену широкий гравилуч. Инопланетянин тут же вскочил на ноги, облегченно вздохнув, и пошел дальше, волоча за собой длинный хвост.

«Спасибо. Вот теперь хорошо! Ты сколько времени можешь меня поддерживать? На двадцать минут хватит?»

«Не знаю, — признался Слава. — Может, и хватит. Но вообще лучше бы поторопиться. Ты очень тяжел для меня. Очень. Такой вес я еще никогда не держал. Могу не выдержать. Что ты там говорил про гравиплощадку? Не стоит ли ее вызвать?»

«Да. Я тупой болван. Вот что значит плохо работающая голова с лакунами в памяти. Сейчас».

Через пять минут перед ними оказалась большая площадка, способная унести целый звездный корабль, а не то что престарелого инопланетянина. Он забрался на платформу, улегся и с облегчением вздохнул:

«Вот теперь хорошо. Теперь правильно. Значит вот что… Смотри: управляется площадка псионически. Ты как бы обращаешься к ней и требуешь везти себя туда, куда тебе надо. Она везет. Если ты, конечно, активирован как член экипажа станции. Пока этого не произошло, управлять платформой могу только я. Поехали».

Платформа неслась вниз, под уклон, уходя все глубже под остров. Справа и слева мелькали ответвления тоннеля, такие же огромные, и везде рядами виднелись красные квадраты «кнопок», указывающие на то, что тут есть двери.

«Гена, что там, за дверями? Куда ведут они?»

«Там есть все. Или было все. Химикаты. Ангары с техникой, снаряжение — все, что нужно станции для существования и деятельности. Технические помещения, где находятся машины, обслуживающие весь комплекс. Эта станция строилась сотни лет, перестраивалась, достраивалась — по мере введения новых изобретений. А потом… потом все застыло. Наша раса утратила вкус к жизни. Мы стали слишком стары, чтобы жить. Частенько мои коллеги кончали самоубийством просто потому, что им хотелось новых ощущений, новой жизни. Ведь мы не умираем навсегда. Мы возрождаемся в ком-то. В ребенке. В животном. В растении. Мы отправляем наш дух в информационное поле Вселенной, и, если когда-то люди научатся подключаться к этому полю, я смогу с ними поговорить. Смерти нет, Слава. Есть просто переход из одного состояния в другое. Надо понимать и не бояться. Вам это пока непонятно, но когда-нибудь, когда ваша раса состарится, станет такой же, как наша, выполнит свое предназначение в этом мире, оставив после себя живые миры, вы захотите уйти».

«Гена, я не хочу, чтобы ты уходил. Не хочу. И мне кажется, я могу сделать так, что ты останешься жить».

«Хмм… немного зная тебя, я бы не сказал, что ты склонен к безответственным заявлениям. Тогда стоит предположить, что так и есть, как ты говоришь. Тогда расскажи, как ты видишь этот процесс — спасение моего дряхлого тела?»

«Я не собираюсь спасать твое тело. Я собираюсь спасти твою личность, переместив в новое тело».

«Вот как? Неужели ты умеешь это делать? Я горжусь тобой, потомок. Но разреши мне подумать, хорошо? Я слишком стар, чтобы предпринимать необдуманные шаги».

«Хорошо. Думай. Но только не очень долго. Надо решить, какое тело тебе подобрать».

«Тело? С телом проблем нет. Эта станция может изготовить любое тело. ЛЮБОЕ. А вот перемещать сознание без потерь для пациента мы так и не научились. Вы превзошли нас. У вас все умеют так делать?»

«Нет, — усмехнулся Слава, — только я. Больше никого, кто бы мог так делать, не знаю. Я мутант. Производное биолаборатории. Случайный продукт генной инженерии».

«Значит, мне повезло. Мне всегда везло, — спокойно сказал Гена и усмехнулся. — И тебе повезло. Стать Наследником цивилизации — это ли не честь? Ты просто не представляешь, что такое эта станция! Ты можешь изготовить тысячи созданий, таких, какие тебе хочется, наделить их разумом или не наделять, придать им какие-то свойства, облик, умения и заселить прежде безлюдную планету. Ты — бог! Ты можешь уничтожить планету и, наоборот, сделать ее живой! К примеру, если планета пуста, не имеет атмосферы, ты можешь вывести существ, которым не нужна атмосфера и которые, поедая кору планеты, выделяют кислород. И через сто лет запустить туда живых существ, населить животными, растениями, всем, что нужно планете. И для этого нужно только ПОЖЕЛАТЬ! Разве не интересно?»

«Очень интересно! Только почему этот интерес пропал у вас? Почему ваша раса утратила интерес к жизни? Почему вы перестали осеменять Вселенную?»

«Когда ты осеменишь планет столько, что начинаешь забывать, где был и что делал, становится скучно. Все когда-то приедается, даже роль Создателя. Боги тоже устают жить. Когда-нибудь ты меня поймешь. Хочется бросить все и начать жить снова. Например, таким, как ты. Человеком — с твоей точки зрения».

«Ну что же, давай сделаем тебе такое же тело, как у меня! Свойства, присущие моему телу, передать вряд ли получится — слишком уж уникально оно по своим параметрам, — но внешне оно будет точно таким же. А потом можно и модифицировать — при желании, конечно. Может твоя станция сделать такое тело?»

«Моя станция? Это твоя станция. Мне это больше не интересно. Теперь ты бог, демиург, Создатель. И это — твое дело. А я хочу просто жить. И не думать о судьбах множества цивилизаций. Простым человеком. Но я не откажу тебе в совете, нет! Конечно, я всегда помогу тебе, если моя помощь будет тебе нужна. Но ты и без меня прекрасно обойдешься, уверен. Станция полностью автоматическая. Ты сейчас это увидишь. Я тебе все покажу и расскажу. Мозг станции выполняет то, что ты ему скажешь. Передать управление мозгом могу только я, последний дежурный демиург станции Сар-оанг».

Путешествие на гравиплатформе закончилось в огромном, совершенно круглом зале, в котором не было ничего, кроме стен янтарно-желтого цвета, испускающих рассеянный свет, как будто огромная Луна висела над головами пришельцев. Пол сделан из такого же материала, а потолок терялся в вышине и не был виден снизу, как Слава ни напрягал глаза. Он почувствовал себя в этой громадине таким маленьким, таким ничтожным, что даже поежился от пробежавших по коже мурашек.

«Что, пробирает? — усмехнулся Гена. — Меня тоже вначале так пробирало. Но потом привык».

«А что это? Где мы находимся? И где этот суперкомпьютер, о котором мы говорили?»

«А это он и есть. Мозг станции-демиурга».

«Где? Где он, мозг?» — не понял Слава и оглянулся вокруг.

«Мы стоим в нем, — снова усмехнулся Гена. — Все, что ты видишь, — это мозг! Величайшее произведение нашей расы. Он вокруг, он под нами, он везде — мозг. Это он управляет всеми процессами, он создает то, что ты хочешь. Но не надо переоценивать его — это всего лишь инструмент. У него нет интуиции, он не может понять некоторых вещей. Ему не дано. Но при том — это могущественный, величайший разум во Вселенной. Парадокс? Никакого парадокса. Нет ничего сложнее, чем человек».

«Ген, а ты не задумывался над вопросом: вот вы создали множество рас во Вселенной, да, но кто создал ВАС?»

«Этот вопрос неразрешим. Мы не смогли на него ответить, — после недолгого молчания сознался последний из Предтеч. — Ладно, мы еще успеем обсудить проблемы создания миров. Нужно вначале зарегистрировать тебя как демиурга, иначе… в любой момент я отброшу щупальца, и ты останешься на станции один, без сопровождения, и как чужеродный элемент будешь немедленно уничтожен».

«Ого! Да уж, давай ближе к делу! — забеспокоился Слава, и ему показалось, будто чьи-то глаза, не добрые, и не злые, всматриваются в его душу, просвечивая, как рентгеном. — Скажи, он нас слышит?»

«Он слышит и видит все, но реагирует только на прямой вопрос или же на какие-то действия, противоречащие его установкам. Если бы ты угрожал сейчас его структурам — выстрелил бы в стену или попытался ударить предметом, способным нанести вред, — тут же поплатился бы жизнью».