— Спасибо, мадам.

Кэролайн вопросительно взглянула на Норта, и тот коротко пояснил:

— Кэролайн, это моя мать, Сесилия Найтингейл.

— Иисусе, — пробормотала Кэролайн. — Иисусе милостивый! Норт думал, что вы умерли. Господи! Сегодня Рождество, и лучшего подарка Норту нельзя было придумать! Входите, мадам, пожалуйста, входите!

Норт отступил, как только жена потянула его за рукав, и лишь тогда увидел стоявшую за спиной матери девушку, не старше Кэролайн.

— Фредерик, это Мария. Твоя сестра. Кэролайн ошеломленно переводила взгляд с Норта на Марию. Одно лицо. Они могли быть близнецами!

— Вы не изменяли отцу Норта! Теперь я это вижу! — выпалила она.

— Нет! Конечно, нет, — вздохнула Сесилия.

— Но почему вы решили приехать? — пробормотал Норт, пытаясь понять, что происходит, и действительно ли эта незнакомка — его мать, и каковы будут последствия этой встречи.

— Я привез ее, милорд, — сообщил Кум, выступив вперед.

Плечи гордо откинуты, взгляд вызывающий и испуганный, но держался он храбро. Кэролайн бросилась к нему и обняла:

— Я так и знала, что вы не могли убить всех этих женщин, так и знала, мы все были уверены, особенно когда меня пытались прикончить после вашего исчезновения. А потом кто-то подложил мне в спальню записку, где говорилось, что я распутница и должна умереть. Но некоторые люди считали, что вы скрываетесь и по-прежнему творите все эти ужасные вещи…

. — Милорд, — перебил Кум, — насколько я понял, после моего отъезда здесь происходили некие волнующие события.

— Верно, Кум. Что бы вы сказали, узнав, что кто-то оставил в вашей комнате в гостинице миссис Фрили окровавленный нож?

— Никто из нас не поверил этому, мистер Кум, — поспешно перебил Триджигл. — Однако мы все очень обрадовались, когда ее милость вылетела из седла, потому что кто-то натянул проволоку между старым дубом и каменной оградой. А потом появилась мерзкая записка, оставленная в ее спальне. И мы поняли, что это не можете быть вы, если только, конечно, все время не скрывались здесь, поскольку всякому было ясно, что вы без труда можете пробраться в Маунт Хок.

— Все это хорошо и прекрасно, — вставила Кэролайн, — только, Норт, здесь твои мать и сестра.

Норт медленно повернулся к женщине, не сказавшей ни слова с той минуты, как вошла в просторный вестибюль Маунт Хок.

— Как я хотела жить здесь, — вздохнула она наконец. — Только твой дед ни за что не желал этого позволить. Мне разрешили остаться в доме всего на три дня, и каждый час, каждую минуту из этих трех дней я слышала, как твой отец спорит с дедом. Потом муж увез меня.

— Но я писал лондонскому поверенному отца, чтобы узнать, где я провел первые пять лет своей жизни. Он ответил, что это был дом на Стейне, в Брайтоне. Потом отец известил его, что ты умерла и он возвращается вместе со мной в Маунт Хок.

— Нет, нет, я не умерла, Норт. Двадцать лет я жила в графстве Сарри. Твой отец ежегодно высылал мне деньги, что-то вроде пенсии. И когда я ничего не получила в этом году, поняла, что он умер.

Норт посмотрел на нее, на сестру, молчаливо стоявшую за спиной матери.

— Не понимаю….

— Почему бы нам всем не перейти в гостиную? — поспешно вставила Кэролайн. — Триджигл, пожалуйста, попросите Полгрейна приготовить чай с пирожными. На кухне, должно быть, еще со вчерашнего вечера осталось много вкусного. Пожалуйста, мадам, и вы, Мария, вам нужно согреться. Сегодня так холодно!

Неловкое молчание продолжалось, пока все не расселись у камина. Триджигл подал чай, и только потом Кэролайн пояснила:

— Моя мать умерла, когда мне было одиннадцать лет, и я ужасно по ней скучала. И тоскую до сих пор. Норт с пяти лет считал вас умершей. И, поверьте, ужасно страдал.

Сесилия Найтингейл осторожно поставила чашку на блюдце:

— Ей пришел конец, верно?

— Чему? — удивился Норт.

— Ужасной цепи предательств и измен. Наследию Найтингейлов. Кум рассказал, как в шестнадцать лет ты сбежал из дома, потому что не мог выдержать горечи и злобы отца. Он говорил еще, что ты совсем не похож на того, каким тебя хотели видеть отец и дед.

— И каждый день благодарю Бога за это! Дед отравил душу отца. Но сейчас это неважно. Почему ты не написала отцу, не рассказала о Марии? Гром и молния, ведь она точная его копия и похожа на меня как две капли воды. Стоило бы ему увидеть ее, и отец понял бы, что никакого предательства не было.

— Он в жизни ее не видел, — спокойно объяснила Сесилия, сжав руку дочери. — Я не хотела сдаваться, потому что все еще любила твоего отца. В молодости он был настолько не уверен в себе, разрывался между мной и твоим дедом, хотел верить в мою любовь и слушал бесконечные проповеди и пророчества о том, что я обязательно изменю ему и причиню ужасную боль. Ты прав, твоего отца отравили, настроили не только против меня, но и против любой женщины, которая стала бы его женой и успела родить драгоценного наследника Найтингейлов. Я умоляла твоего отца приехать и посмотреть на Марию. Вместо него появился твой дед. Тогда малышке исполнилось всего пять, живой портрет твоего деда, отца и тебя, пятилетнего. Он взглянул на нее, потом на меня и прошипел: “Ты лживая потаскуха. Никогда больше не смей писать моему сыну. Он не желает тебя видеть. И просил, чтобы я тебе это передал”. На этом все кончилось. До тех пор, пока Кум не приехал за мной.

— Но она сестра Норта, это каждому видно, — удивилась Кэролайн. — Как он мог сказать такое? Сесилия тяжело вздохнула, глядя на сына:

— Скорее всего, просто не мог вынести собственной не правоты. Убежденность в том, что ни одной женщине нельзя верить, стало частью его натуры, единственной истиной, которую он понимал и принимал. Без этого он не представлял, как будет жить. Не говоря уже о том, что произошло бы, узнай сын, как страшно ошибался его отец. Знаете, я даже немного пожалела старшего Найтингейла. Но потом возненавидела их обоих, Фредерик. О, прости. Порт. Я все время путаю имена. Только ты всегда оставался для меня Фредериком, всегда.

Она закрыла лицо руками и зарыдала. Мария, окинув брата свирепым взглядом, обняла мать и стала нежно гладить по плечу. Сесилия подняла голову и всхлипнула:

— Прости. Видишь ли, я…

Норт поднялся, подошел к Сесилии и протянул руку, но, к общему удивлению, сестра с силой оттолкнула его, поднялась, встала перед матерью, словно защищая ее, и уперлась ладонями ему в грудь. Она выглядела одновременно взбешенной и странно смущенной, даже готовой убить человека, посмевшего обидеть мать.

— Нет, Мария, — очень спокойно сказала Сесилия Найтингейл, отводя руку дочери. — Нет, родная. Норт не виноват. Посмотри на меня. Все хорошо. Я никогда не лгу тебе, верно? Ты ведь знаешь это? Он не виноват. Поняла?

Мария недоумевающе подняла брови, чем-то очень встревоженная, но неожиданно отвернулась и села, сложив руки на коленях и опустив глаза.

— Что с ней? — спросил Норт.

— Во время родов доктора никак не могли найти. Повитуха, старая полуслепая женщина, делала все, что могла, но при этом повредила головку Марии. Она так и не оправилась. Мария слабоумная, Норт. Правда, она очень добрая и милая и, как ты видел, готова на все, лишь бы меня защитить. Все это для нее настолько странно, она не может понять, что происходит. Мне кажется, это вторая причина, почему твой дед не захотел признать ее. Она слаба рассудком, а ты здоров, и к тому же наследник Найтингейлов. Марию же они посчитали бы позором. Кроме того, стоило твоему отцу хоть раз увидеть ее, и он понял бы, что твой дед ему лгал. И тогда, возможно, все было бы по-другому. Но к тому времени это, скорее всего, уже просто не имело значения. Не знаю. Может, твой отец тоже возненавидел бы ее. Они оба мертвы, так что правды мы не узнаем.

— Этот гнусный ублюдок, — процедил Норт. — Иисусе, получается, что я ее испугал. — Он присел на корточки перед сестрой, очень медленно, очень нежно положил ладонь на ее сложенные руки и попросил:

— Мария, посмотри на меня, пожалуйста.