Это гипотеза. Но я был бы рад, если бы кто-нибудь предложил иную реконструкцию событий.

Эйхе решением Политбюро получил разрешение создать тройку. Следом аналогичными правами были наделены и другие секретари. Но Сталин определил срок: пять дней. За это время они должны дать телеграммы и обосновать свои предложения. Может быть, он еще надеялся, что они не успеют или одумаются? В срок никто не уложился, но в течение месяца все прислали телеграммы, где они попросили себе право создать тройки и сразу же указали, сколько людей собираются выслать, а сколько расстрелять. Первыми их прислали шестеро из девяти секретарей, побывавших на приеме у Сталина.

Возможно, на Сталина подействовал заговор, в котором участвовали высшие военачальники, раскрытый накануне Пленума, или что-то другое. Но это «что-то» должно было быть очень серьезным. Так, если до Пленума он редко санкционировал аресты раскаявшихся оппозиционеров, то после него на телеграммах с подобными просьбами секретарей он неизменно писал: «Согласен».

Самая большая контрреволюционная организация оказалась у Эйхе — он попросил квоту на расстрел 10 800 человек. Сколько он собирался выслать, не уточнил. Товарищ Хрущёв, бывший в то время первым секретарем обкома партии Московской области, сумел в рекордный срок разыскать и приговорить к расстрелу и высылке 41 305 «бывших кулаков» и «уголовников» (к расстрелу 8,5 тыс.). Справедливости ради надо заметить, что были и сравнительно скромные запросы. Так, армяне настаивали на расстреле 500 человек, Удмуртская ССР — 63, а Молдавская ССР, бывшая в то время в пределах сегодняшнего Приднестровья, — 11 человек.

Глава НКВД Н. Ежов округлил цифры и отправил на места. После того как он приложил руку, в Молдавии следовало расстрелять уже 200 человек, зато Эйхе, Хрущеву и другим квоты уменьшили наполовину. В результате итоговая цифра тоже уменьшилась почти наполовину. Но и после этого на заклание было обречено более четверти миллиона человек. Ежов, этот кровавый карлик, летом 1937 г. оказался более мягким человеком, чем великий демократ Хрущев и в целом среднее партийное руководство.

— С кем же в первую очередь хотели расправиться секретари?

— Да с теми крестьянами, которых Сталин и Вышинский вернули из лагерей и наделили избирательными правами. Они понимали, что каждый из этих крестьян плюс его семья и друзья, случись альтернативные выборы, проголосуют против них.

Были, верно, и другие причины. Скажем, за каждым секретарем числилось немало перегибов и ошибок. Списать их можно было на врагов. Значит, нужен был враг, скрытый, коварный, многочисленный. И его создали.

Помимо этого, секретари стремились прочно связать себя, свою социальную группу со Сталиным, тем самым не только избежать уже обозначившийся разрыв с ним, но и поставить его в полную зависимость от себя и своих интересов, повязать его кровью.

Если до этого Пленума в стране с населением 120 млн. человек было примерно около 8 — 10 тыс. политических заключенных, то вскоре после его завершения число их переваливает за полмиллиона. И дальше начала сползать лавина, которая охватывала все больше и больше людей.

Первоначально предполагалось завершить репрессии до выборов, то есть они должны были продлиться 4 месяца. Но, видя, что им нет конца, в декабре 1937 г. Маленков пишет Сталину записку, в которой указывает, что репрессии безосновательны и они угрожают стране. Нужно немедленно их остановить. Он предложил это сделать с помощью закрытого письма ЦК. Сталин накладывает резолюцию: «Закрытое письмо не поможет. Нужно собирать Пленум».

В январе 1938 г. собрался Пленум, на котором с основным докладом выступил Маленков. Называя поименно первых секретарей, он говорил, что в областях и республиках исключены из партии тысячи человек, что их тут же арестовали. «Мы проверили и выяснили, что практически все невиновны». Далее он обвинил партократов в том, что они подписывают даже не списки людей, а цифры. В ответ первый секретарь ЦК КП(б)Аз Багиров рассмеялся. Маленков открыто бросил обвинение первому секретарю Куйбышевского обкома партии П. Постышеву: вы пересажали весь партийный и советский аппарат области! На что Постышев отвечал в том духе, что арестовывал, арестовываю и буду арестовывать, пока не уничтожу всех врагов и шпионов! Но он явно перехватил во фрондерстве, и через два часа после этой полемики его вывели из состава кандидатов в члены Политбюро, в конце февраля его арестовали, а через год приговорили к расстрелу.

— Но все же террор на том Пленуме остановить не удалось.

— Это лишний раз подтверждает, что и в 1937 г. ещё не было всесильного диктатора Сталина, был всесильный коллективный диктатор по имени Пленум.

— Репрессии серьёзней всего ударили именно по инициаторам террора — почти все они погибли. Раз за разом на Пленумах им предлагалось проголосовать за вывод из состава ЦК очередной партии арестованных товарищей — порой за несколько месяцев состав ЦК менялся на треть, — и они безропотно голосовали. Ни один не попытался хоть что-нибудь сделать?

— Воля их была полностью парализована страхом, который внушал им ими же созданный монстр.

— И всё же, раз закон о выборах формально был принят, почему же он не претворялся в жизнь?

— В обстановке террора применять его было невозможно. Судите сами. Все знали, что первый секретарь находится во главе тройки края или области и может расправиться с кем угодно. Кто же будет выдвигать против него свою кандидатуру? Ведь завтра и сам кандидат будет расстрелян, и семья его пойдет по этапу. Сталин понял, что проводить демократические выборы во время массовых репрессий не имеет смысла.

Кроме того, Сталин понимал, что альтернативные выборы породят новую волну репрессий, что может быть чревато новой гражданской войной. В октябре 1937 г. снова собрался Пленум партии, уже третий в течение этого года. Мне удалось обнаружить в архивах уникальный документ: 11 октября 1937 г. в шесть часов вечера накануне Пленума Молотов подписал окончательное отречение от сталинской идеи состязательных выборов. Взамен Пленум утвердил безальтернативный принцип — «один кандидат — на одно вакантное место», что автоматически гарантировало партократии абсолютное большинство в Верховном Совете. То есть за два месяца до выборов она уже победила. Естественно, была похоронена и идея создания новой Программы партии. Сталин не простил партократии ее победы — вся она погибла, освободив места молодым технократам.

— Допускаю, что в 1935 г. уставным путем Сталина убрать было уже невозможно. Но все же удивительно, что люди, у которых за спиной тюрьмы, подполье, Гражданская война, шли на заклание, как бараны, и никто из них даже не попытался организовать против тирана заговор или покушение.

— Я могу утверждать, что один заговор определённо был. Относительно иных такой уверенности у меня нет. Во главе заговора стояли упомянутый уже Авель Ену-кидзе и Рудольф Петерсон — участник Гражданской войны, принимал участие в карательных операциях против восставших в 1918 г. в Тамбовском и Козловском уездах, командовал бронепоездом Троцкого, с 1920 г. — комендант Московского Кремля. Они хотели арестовать сразу всю пятерку — Сталина, Молотова, Кагановича, Орджоникидзе, Ворошилова.

Сталину о заговоре стало известно на рубеже 1934–1935 гг. из доноса родственника его жены А. Сванидзе. Надо полагать, этот заговор был напрямую связан с «новым курсом». У нас все время говорят о военном заговоре. В зависимости от политической окраски, одни утверждают, что он был, другие — что ничего подобного. А меня потрясает, что никто не хочет прочитать выступление Сталина в мае 1937 г. на расширенном Военном совете, где он говорит об арестованных военачальниках. В том своем выступлении фамилию А. Енукидзе он вспоминает столько же раз, сколько и Тухачевского. Гражданских обвиняемых у него столько же, сколько военных. При этом если военных он обвиняет в какой-то мелочовке, то гражданских — в намерении арестовать руководителей страны.