– Ты всегда была со мной честна, – подтвердил он. – А я всегда обманывал тебя. Только в одном я был честен, Марджед. Я всегда любил тебя. Я и теперь люблю. И могу только молить тебя о прощении.

Внезапно ее глаза наполнились слезами, и она прикусила нижнюю губу.

– Так значит, это был ты, – проговорила она обреченно. – Все время это был ты. Это ты поцеловал меня в ту первую ночь. Ты сидел со мной рядом в часовне на следующее утро, когда во мне еще жило воспоминание об этом поцелуе. Это ты был в лесу. Это ты был в лачуге. Это ты заставил меня предложить свое тело в обмен на свободу Сирис. Ты пытался уговорить меня донести на сторонников Ребекки. Ты… – Она в отчаянии развела руками.

– Да, – кивнул он. – Да, Марджед. И это я отец твоего будущего ребенка.

Она снова застонала, как в первый раз.

– Так ты Ребекка, – произнесла она, недоверчиво вглядываясь в его лицо. – И ты Герейнт. И тот и другой.

– И граф Уиверн, Марджед. Я все три человека. И ни один из них не был для меня маской. Я все три человека. Я не могу предложить тебе одного без остальных двух. Я не могу предложить тебе Ребекку, которым ты восхищаешься, без Герейнта, к которому тебя невольно тянет, или без графа Уиверна, которого ты ненавидишь и презираешь. Я все три человека. Я предлагаю себя такого, как есть, не прощенного, если так нужно.

Он каким-то образом завладел ее правой рукой. Глубоко вздохнул. Это нужно сделать. Ему даже хотелось это сделать – в конце концов, он ведь граф Уиверн. Герейнт опустился перед ней на колено.

– Выходи за меня, – попросил он! – Не потому, что ты должна, Марджед. Не потому, что родится малыш, которого мы оба создали. А потому, что ты любишь меня, дорогая. Потому, что я люблю тебя. Потому, что мы вместе познали рай. Потому, что впереди еще целая жизнь и никто из нас не захочет прожить ее без другого. Потому, что ты настолько неразумна, что примешь меня со всеми моими недостатками. Потому, что ты достаточно смела, чтобы стать моей графиней. Я люблю тебя, Марджед Эванс. Выходи за меня.

Глаза у нее стали круглыми как блюдца. Но, заговорив, она произнесла какую-то чепуху.

– Я должна заботиться о свекрови и бабушке, – прозвучало в ответ.

Герейнт поднялся с колена и взял ее вторую руку. Внезапно он перестал в ней сомневаться.

– Я чувствую себя в ответе за них, как и ты, – сказал он. – Нам придется выяснить, захотят ли они остаться на ферме, чтобы Уолдо Парри работал на них, или, быть может, они предпочтут перебраться в домик и жить на пенсию, а ферму я сдам в аренду семье Парри.

– Так это ты прислал Уолдо работать на меня, – догадалась она. – Сундуки Ребекке не что иное, как сундуки графа Уиверна.

Он промолчал.

– Ты был чудесен как Ребекка, – продолжала Марджед, – такой добрый и чуткий.

– Но я также Уиверн, – напомнил он.

– Ты помог Парри, – сказала она. – Ты разрушил запруду. – Она слегка улыбнулась. – Ты помог мне собирать камни.

– Выходи за меня, – повторил он.

Тогда она вздохнула и, наклонившись вперед, уткнулась лбом ему в грудь. Через несколько секунд она обвила руками его талию.

– Да, – наконец произнесла она, не поднимая головы, и снова вздохнула. – Герейнт, а я казалась себе распутной, потому что любила обоих и желала вас обоих.

Он обнял Марджед и прижался щекой к ее макушке.

– Ты выйдешь замуж за нас обоих и будешь любима вдвое сильнее.

– Герейнт, – она подняла голову и посмотрела ему в глаза, – а ты знаешь, что я сделала однажды в этом домике, чего устыдилась прямо тогда?

– Ты занималась любовью с Ребеккой, – ответил он.

– Вот этого как раз я никогда не стыдилась. Но я не могла представить лицо Ребекки, разве что дурацкую вязаную маску. Поэтому я наделила его твоим лицом. Я занималась любовью с Герейнтом Пендерином и сама удивлялась, как могла так поступить, когда так сильно люблю Ребекку.

Ах, Марджед. Как всегда, неисправимо честна, до последнего.

– Ты знала. Пусть неосознанно, но ты всегда знала. А что касается этого дома, то этот особняк… – Он улыбнулся.

– Он лучше, чем особняк. – Она ласково прижала ладонь к его щеке. – Здесь жила твоя мама, которая любила тебя и воспитала маленького мальчика, которого я обожала. Это твой дом, твое наследие, твои корни. И здесь мы любили друг друга, дорогой.

Он понял, что ее глаза наполнились слезами, только когда она смахнула одну слезинку пальцем.

– На моей кровати сегодня будет спать миссис Филлипс, – прошептала она. – Отведи меня в свой дом, Герейнт. Этот дом. Люби меня сегодня.

Он опустил голову и поцеловал ее.

– А завтра утром отправимся в Глиндери к твоему отцу, – сказал он немного погодя, – признаемся во всем и договоримся о свадьбе, любимая.

– Да. – Она улыбнулась ему. – Но это завтра, Герейнт. Не сегодня.

– Завтра, – согласился он. – Тогда пойдем домой, дорогая. Домой. Она обвила рукой его талию, опустила голову ему на плечо, и он повел ее. Этот дом никогда больше не будет служить ему жилищем, как в детстве. Но он навсегда останется его домом – местом, в котором он познал самую важную любовь в своей жизни. Сначала любовь матери, теперь – Марджед.

Она поцеловала его в щеку, вздохнула удовлетворенно – возможно, также с радостным предчувствием – и первой переступила порог.

В действительности мятежи Ребекки длились гораздо дольше, чем описано в этой книге, – с ноября 1842 года по октябрь 1843-го. Специальная комиссия, посланная расследовать причины беспорядков, опубликовала свой отчет в марте 1844-го. Почти все предложения комиссии в конце концов были приняты, и в августе 1844 года вышел закон, благодаря которому улучшилась система взимания дорожных пошлин с рядового валлийского фермера. Ребекка и ее «дочери» не зря рисковали!

Ради динамичности своего романа я изобразила, что все произошло в течение нескольких недель. Приношу извинения дотошным историкам.

Некоторые из мужчин, выступавшие в роли Ребекки, были беспощадными и жестокими людьми, они силой заставляли своих соседей участвовать в мятежах и терроризировали своих врагов. Другие прослыли обходительными и вежливыми, несмотря на то что их действия были направлены на разрушение. Именно этот последний образ Ребекки и попал в валлийскую легенду – а также на страницы моей книги.