Наконец, решив для себя что пока достаточно прошлась для укрепления организма, Настя, указала рукой на свою подстилку. Отдышавшись и подождав пока боль ослабнет, она погрузилась в свои воспоминания. Она все помнила и ничего не забыла. Как ее в баре, взбесившаяся толпа мужичья, подначенная кем-то, пыталась убить, запинав подобно призираемую всеми тварь. Как ее, уже в полузабытье всю переломанную, отбивает Комиссар со своими телохранителями. Как ее, вызванные из тюремного госпиталя санитары, принеся в тюремную палату, бросили на пол, специально промахнувшись мимо кушетки. Там же, по приказу начальника безопасности стаба, Настю бинтовали те же двое бойцов, притащивших ее сюда, которые видя, что с ней сделали, специально не вкалывали ей обезболивающие и не давали, спек, наживую складывая воедино сломанную руку и обе ноги, меж тем, как бы невзначай нажимая на ее живот от чего нутро Насти взрывалось раскаленной лавой. При этом им было весело эти паскуды хихикали, когда она, скривив от дикой боли лицо, прокусывала разбитые губы. Она накрепко запомнила их лица и слова, произнесенные с презрением и издевкой.

— Что Сука отбегалась. Завтра все, хана тебе падле.

Затем была камера с тусклым, мертвым светом куда ее волоком затащили санитары. А также, эта манда Виктория, постоянно наблюдающая за ней украдкой и все ждавшая, когда же она умрет. Невдомек этой курице такое понятие как дружба.

Все время что она про себя воя от боли и дикого жара в животе, ждала вот этого момента, момента начала жизни по новой. Нет не заново, заново она не желает, Настя из-под прикрытых век, наблюдала за всеми. Она прекрасно помнит, как за ней ухаживали Татьяна с Галой, отобравшей у всех продукты и скармливающей ей их единолично. Чеха, что как змея ползучая, не считаясь с собой на животе облазил все округу в поисках чего полезного и съедобного. Седого, который руководил всеми пока она была немощна. Это он придумал отсиживаться здесь под боком у элиты и похоже сработало они еще живы. Настя с теплотой улыбнулась про себя произнеся-Седой голова. Все справились кроме, ладно, Седой наработал за двоих. Не хочется ей обижать его. Вот не хочется и все, сердцу не прикажешь уж она то это знает не понаслышке, не то давно бы Таньку порадовала, приказав свернуть шейку врачихе. Ладно, еще пара дней и она сможет идти без посторонней помощи. Тогда нужно будет зачистить три новые группы что караулят их на соседних кластерах что засек Чех во время своих выходов из убежища. Те, кто их выглядывает там явно боятся и на сам Коровник ни ногой. Но они не ленивые, сами наведаются до своих караульщиков.

Викторию развязывали только на поесть и в туалет. От чего страх пронизывающей душу женщины все больше расползался внутри нее. Да, ей страшно до ужаса, до не унимающейся дрожи всего нутра и непроизвольно сжимающегося низа живота. В какой-то момент, сорвавшись от этого чувства она попыталась убежать отсюда. Из этого ужасного места постоянного страха, пропитывающего разум без остатка. Вот уж, не ожидала она что ее грубо и больно схватит Седой, засунув грязную тряпку в рот стянет руки и ноги какой-то веревкой. И этот мужчина все их ночи говорил ей о любви, предатель и очередной лжец.

Отвернув лицо от всех в сторону, Виктория беззвучно заплакала, чувствуя, как слезы, солеными ручейками стекают по щекам. Как она так ошиблась в очередной раз, потянулась душой к человеку, а он с ней так обошелся. Она теперь у этих людей в плену да какие это люди, звери. Дикие, осторожные, молчаливые и страшные. Для них человека убить даже голыми руками это ничто. Зверская драка в тюремной камере, навсегда отпечаталась в ее памяти. Все поглядывают на эту тварь живучую, Настьку Суку. Сегодня она вместо того что бы давно сдохнуть, начала ходить. Вон как все засуетились, радуются, улыбаются. Привалило счастье в их коллектив. Вот только ей не радостно, что от этой кровожадной убийцы ожидать ей? Страх новой волной прокатился по душе женщины. Она чувствует, что если эта мадам прикажет, то ее просто убьют и хорошо если просто. А Седой, будет молча выть и переживать, но не станет ее защищать от этой твари. Как же ей обидно что даже бегущие ручьем по щекам слезы не смывают съедающую ее изнутри обиду, хоть жест какой в ее защиту сделал бы раз уж говорить нельзя на этих проклятых кластерах. А то, вся забота, сухой лапшой с вареньем пичкать. Да собирать что рассыпала на землю что бы эта уродина квазуха не шипела злясь.

Настя, сделав знак рукой на остановку их разношерстной группе, чуть высунувшись из-за наполовину сгоревшего деревенского домика она, сморщив носик от взметнувшейся с недогоревшего бревна черной золы в очередной раз запустила свой дар на сканирование местности и замерла от осознания что радиус ее дара составил около трех сот метров вот только двадцать минут назад было привычные сто и враз такое. Нервно сглотну и отхлебнув из полуторалитровой пластиковой бутылки живчика, женщина, повторила скан местности своим даром. Нет, она не ошиблась, около трех сот метров, но так не бывает по крайней мере она о таком никогда не слышала. Ощутив накатившее головокружение, Настя выругалась про себя, вот ведь гадство, как некстати, толи еще не окрепла для такого частого применения дара, толи от увеличившегося потока нахлынувшей информации замутняется сознание. Наконец, сбросив с себя удивление и растерянность, Настя, указала знаком где на них расположена засада. Седой, проследив направление и указанное место, сразу сообразил о дальности ее дара. У него даже брови в верх приподнялись от удивления. На что женщина в ответ смущенно пожала плечами.

Она осталась приглядывать за Татьяной и Викторией, а Седой с Чехом и Галой отправились на ликвидацию караулившей их группы. Сразу было ясно что против них действует кто-то недостаточно опытный и это на просторах кластеров, очень мягко сказано. На это указывало все, начиная от поста наблюдения, расположенного в самом месте расположения группы до долетевшего до нее сигаретного дыма. Клоуны, считают если зараженных не видят в округе, то можно курить. Настя, оглядывая местность между делом покосилась на Викторию. Ей очень не нравился страх засевший в женщине. Похоже, что плохо дело, тот кто боится способен на любые пакости. Нужно указать Седому что бы глаз с нее не сводил, коли она ему дорога. Женщина, заметившая на себе пристальный взгляд, вздрогнув, поспешно опустила глаза в землю.

Вернувшийся минут через двадцать Чех, доложил шепотом.

— Так эта, мама, все четко сделали. Там пять человек было, троих живыми взяли.

Настя, улыбнувшись мужчине, озорно подмигнула в ответ, от чего тот сам расплылся в белозубой улыбке.

— Пошли, глянем что там за гуси лебеди по наши души сидели.

Расположившись на старом, с остатками облезлого лака, деревянном стуле, Настя, внимательно смотрела в лицо брошенного к ее ногам, связанного в привычную “ласточку” мужчине, взиравшего на нее глазами побитой собаки с низу. Седой, присев на корточки, раскачиваясь с пятки на носок, расположился рядом с женщиной, посверкивая своими фиксами и перебирая между пальцами в татуированной руке, автоматный патрон. Чех, встал за спиной у пленного и привычно для всех пригладив свою рыжую бороду прикрыл глаза, приготовившись использовать свой дар ментата.

— Доброе утро.

Проговорила Настя негромко, улыбнувшись связанному.

— Да какое доброе. Ничего хорошего в нем не вижу. Может развяжите а. А то хребет трещит, сил терпеть уже нету. Что я вам сделать то смогу? Вы же нас размотали как детей.

Просипел жалобно, лежащий на полу мужчина.

— Напрасно ты не ценишь это утро. Солнышко играет своими лучиками, легкий ветерок пробегается по кластеру, а воздух подобно горному, свеж, красота и романтика.

Пленный на ее речь выставился выпученными от удивления глазами.

— Сам расскажешь, что да как или начать твои яйца вместе с остальным хозяйством прибивать к полу?

Внезапно сменила тему и впилась своим змеиным не мигающим взглядом, в глаза лежащего Настя. Мужчина, вздрогнув от такой резкой перемены в поведении женщины, нервно сглотнув, заговорил.