— Ведь я уже сказал, я сделаю все, что в моих силах, и…

— Надеюсь. Альфред? встряхнись. Не знаю, кто из них убил Вольфа, но сегодня будет хорошая возможность свести счеты. Карл? Держи себя в руках. Страшно здесь не одному тебе. Элиас? Нам с вами сегодня смотреть друг другу за спину. Без обид?

— Ведь я уже покаялся, майстер инквизитор, — с неровной, натянутой усмешкой отозвался фон Зайденберг. — Я в вашем распоряжении. Командуйте.

— Что ж, — кивнул он, коротко переглянувшись с Ван Алленом. — Коли так — по местам.

В предсказаниях, касающихся неприятностей, он промахивался редко, это Курт знал и до сей ночи, а потому донесшиеся уже через несколько минут удары в дверь черного хода воспринял как нечто само собой разумеющееся.

— Ну, погнали, — выдохнул Ван Аллен, снимая ставню с одной из бойниц, и в лицо ему устремился морозный поток. — Эй, а метель стихает, — отметил он с напускным весельем, перейдя ко второму проему. — Ветер все тот же, а снега поубавилось; видно хреново, но все ж лучше, чем вчерашней ночью. Любопытно, чьи именно молитвы помогли?

— Не отвлекаться, — скомандовал Курт, когда при очередном, особенно оглушительном ударе присутствующие обернулись в сторону кухни, напрягшись и побледнев. — Вторую дверь исключаем из внимания — сквозь нее не пробиться. По крайней мере, в ближайшие несколько часов.

— Думаю, и они это поймут, — согласился фон Зайденберг. — Сделают несколько попыток, осознают, что внутри теперь укрепление, и перенесут все внимание на главный вход.

— А вот и они, — с мрачным удовлетворением отметил охотник, отступив в сторону от бойницы, и, всмотревшись в темноту, окликнул: — Молот Ведьм? думаю, тебе стоит на это посмотреть.

— Что там? — опасливо уточнил трактирщик; Курт отмахнулся, молча повелев не лезть, и взбежал по лестнице к бойницам, так же прижавшись к стене и выглянув наружу.

Метель и вправду стихала; вихрь по-прежнему носился вокруг, взвивая снежинки круговоротами, но и сама буря утратила значительную часть своей силы, да и снег не валил такой непроницаемой стеной, как прежде — просто ветер подхватывал сухую морозную крупу с вершин сугробов, вздымая ее в стылый воздух. Две бойницы бросали в ночь узкие светлые пятна, не озаряя подступов, и видно было немногим лучше, чем прежде; идея вывесить наружу фонарь, высказанная фон Зайденбергом, была отринута как бессмысленная — нападающие разнесли бы его на куски первым делом, и высота, если судить по произошедшему с Вольфом, не имела бы значения. Мрак по-прежнему окружал трактир со всех сторон, однако сегодня Курт сумел распознать в отдалении те самые темные силуэты, похожие на отощалых за зиму хозяев леса.

— Предположи, что это за штука, — предложил Ван Аллен; он молча передернул плечами.

Оборотни не приближались вплотную к двери — мялись в стороне, перерыкиваясь, перетаптываясь, словно пытаясь выстроиться в какое-то задуманное подобие порядка, и кроме четко видимого колоссального бревна в лапах двоих, во тьме различалось нечто прямоугольное, похожее на погубленную столешницу у задней двери трактира.

— Больше всего, — ответил Курт, когда огромные тела сдвинулись, наконец, чуть ближе, — это напоминает створу ворот конюшни. И не испытаю ни малейшего удивления, если это она и окажется.

— Что там такое? — снова окликнул снизу трактирщик, и он пояснил, не оборачиваясь:

— Не только мы подготовились: на сей раз они соорудили таран по всем правилам, с щитом, закрывающим от ударов сверху.

— Римская, мать ее, черепаха в исполнении вервольфов, — покривился Ван Аллен. — Жаль, видимость такая паршивая — подобное зрелище, думаю, еще раз повидать не случится… А папаша, заметь, снова сидит в сторонке и не высовывается.

— Это логично. От него тут толку мало. Хочу обратить внимание на другое: стая, судя по всему, покоряется ему беспрекословно, если уж после вчерашнего они согласились снова лезть под огонь. Любопытно бы узнать, какие причины имеет под собою такое послушание. Важен ли и им будущий преемник так же, как ему, а стало быть — нужен ли таким существам вожак вообще и дает ли какие-то преимущества? Или сие явление нетиповое, и лишь наш приятель сумел взять своих сородичей в такие ежовые рукавицы…

— Сдается мне, если тебя изловит свирепый малефик-людоед и начнет подрумянивать на сковороде, ты станешь интересоваться у него, по какой причине он избрал именно тот, а не иной рецепт, — буркнул охотник и, умолкнув, замер, вслушиваясь.

— Оставили заднюю дверь в покое, — вместо него сообщил Бруно, явившийся из недр коридора второго этажа; тот удовлетворенно кивнул:

— Отлично. Стало быть, теперь вся эта братия соберется здесь.

— Но не могут же они не понимать, что мы готовим им отпор? — с опаской поинтересовался Альфред Велле. — Неужто станут подставляться снова? положим, те твари невеликого ума, но вожак?

— А кто сказал, что он гений? — передернул плечами охотник, наблюдая за тем, как из темноты выдвигается вторая группа — та, что отступилась от двери черного хода. — Может, нам повезло, и он идиот.

— Он не знает, что теперь мы лучше вооружены. А кроме того, у него нет выбора. Точнее — есть, — сам себя поправил Курт. — Плюнуть на все, развернуться и уйти, но этот вариант он, судя по всему, не рассматривает; что меня, правду сказать, особенно не удивляет. Вижу лишь зримое подтверждение услышанного мною: за свое потомство ликантропы готовы на все.

— Кстати, о потомстве, — заметил Карл Штефан многозначительно. — Зверь, быть может, с нами говорить сейчас и не в состоянии, но понимать-то он понимает, что творится вокруг него? Пригрозить ему, что пустим его обожаемого наследника под нож… Без обид, парень, — оговорился он, обратившись к хмурому Хагнеру. — Не восприми как личное.

— Какие обиды, — согласился тот сухо.

— И чего ты собрался потребовать? — уточнил Курт. — Чтобы он, в самом деле, ушел? Чтобы отозвал стаю? Чтобы дал нам уйти? Ты всерьез полагаешь, что он исполнит хоть одно из твоих требований?

— Нет, но…

— Тогда умолкни и не лезь с пустыми идеями.

— Почему ты не стреляешь сейчас? — нервно теребя подол платья, спросила Мария Дишер. — Ведь ты их видишь, и недалеко, почему не стреляешь в них?

— Слишком сильный ветер, — отозвался Ван Аллен с неудовольствием. — А лук дерьмо. Не дотянет… Видел? — уточнил охотник, понизив голос, и Курт молча кивнул.

Уже привыкшие к темноте глаза уловили другой силуэт, на миг возникший из чуть утихшей метели подле высоких теней; очередной порыв ветра заглушил звуки, однако и без того было ясно, что происходит.

— Принял доклад, — констатировал он. — Похоже, они и в самом деле способны как-то изъясняться…

— Начали, — оборвал его охотник, и Курт умолк, видя уже и сам, как тронулась вперед первая группа осаждающих.

— Бруно, — позвал он, не оборачиваясь. — К делу.

Они двигались нескладно и неслаженно, утопая по колено в снегу, и невиданные звери с бревном в лапах, коих прикрывали их сородичи, несущие над головами деревянный щит, смотрелись бы потешно в иных обстоятельствах. Вторая группа, что прежде пыталась одолеть запасную дверь, мялась в стороне, и за их спинами порою можно было увидеть выступающую на мгновение из темноты тушу исполинского древнего волка.

Помощник, поднявшись на галерею, осторожно поставил на пол подле бойниц два горшка с маслом, приняв от сосредоточенного насупленного торговца еще два и установив рядом. Карл Штефан, уже бледный от испуга, как смерть, переминался в двух шагах позади, держа наготове сооруженные днем короткие факелы и избегая смотреть наружу, и когда Бруно забрал их, кивком головы велев обоим убираться, исполнил указание с видимым облегчением.

— Не спеши, дай подойти, — порекомендовал охотник, понизив голос, будто боясь, что существа внизу могут услышать его; Курт отмахнулся:

— Знаю. Не психуй.

Последние звуки его слов потонули в грохоте дерева, Мария взвизгнула, Карл Штефан грязно и пронзительно ругнулся, попятившись от содрогнувшейся двери.