Поддержкой пикинерам были фон Зайденберг и Бруно, стоящие сейчас далеко по сторонам баррикады, не видимые сквозь дверной проем. Две комнатные двери, снятые с петель, превратились в огромные щиты, утыканные всевозможными обломками длиной с ладонь, наточенными, насколько это позволили само железо и время. При все том же нужном совпадении факторов в этих своеобразных щитах должны оказаться зажатыми те, кто сорвется с пики либо сумеет от нее увернуться. На Хагнера выпадала не более чем роль приманки, которая должна будет исчезнуть с началом боя; что бы ни говорил Ван Ален или сам Курт, все же оставалась малая, но допустимая вероятность того, что вожак, отчаявшись заполучить своего отпрыска, попытается убить его — не став одним из стаи, парень будет нежелательным свидетелем для него и желанной добычей для Конгрегации.

Принесенное из дровяного сарая бревно Ван Аллен, поколдовав с двумя веревками, подвесил под галереей у бойниц. Третья, протянутая к противоположной стене, удерживала его, и, отпущенное Карлом с этой крепи, массивное сосновое чудище должно будет смести того, кто появится на пороге. Феликс стоял на галерее с двумя ведрами кипятка, предназначенными для явившихся внизу; идея использовать кипящее масло было отринута, ибо никто не мог предположить, как станут развиваться события и не придется ли обороняющимся впоследствии вступить в рукопашную схватку именно здесь, у двери, и наличие скользкой субстанции под ногами в этом случае было бы крайне некстати. И, наконец, последним оружием осажденных был сам охотник с его железным клинком, стоящий сейчас чуть впереди, за возведенной против двери баррикадой.

Стояние всё длилось, и, перекрывая ветер, всё грохотал громящий кровлю топор, и Хагнер, помявшись, неуверенно предложил:

— Быть может, мне стоит выйти наружу?

— Не суетись, — возразил Ван Аллен убежденно и осекся на полуслове, когда снаружи, сквозь распахнутую дверь еще более близкий и явственный, донесся до боли знакомый вой, и стук топора под крышей стих. — Заметил, — констатировал тот удовлетворенно. — Ждите команды. Пока не услышите меня — сидите, как мыши.

— Не дави на нервы, — отозвался Курт, понимая рассудком, что нельзя злиться на охотника за то, что сидеть, скрючившись, на продуваемом полу неловко и холодно, однако не сдержав раздражения. — Следи лучше, чтоб самому не упустить момент.

— Дай насладиться, — усмехнулся тот беззлобно. — Когда еще доведется покомандовать инквизитором первого ранга? да еще особо уполномоченным.

— Я их вижу, — тихо произнес Хагнер, и охотник, посерьезнев, умолк, всмотревшись в темноту за дверью.

— Где? — уточнил он; тот кивнул:

— Вон там. Прямо напротив двери. Я их вижу.

— Там все?

— Этого не могу разобрать. Просто вижу шевеление.

— Он с ними?

— Не знаю… Они идут, — понизив голос, сам себя оборвал Хагнер. — Идут сюда.

— Теперь и я вижу, — кивнул Ван Аллен. — Итак, господа и не очень, — призвал он, перехватив рукоять поудобнее. — Погнали. Люпус, пошел вон.

— К женщинам на кухню? Уже иду, — отозвался тот, не шелохнувшись, и Курт пристукнул кулаком по полу:

— Макс!

— Готовность, — произнес Ван Аллен напряженно, и он требовательно повторил:

— Макс! Это не в моих правилах, но — выпорю!

— Ради Бога, — передернул плечами тот, и по его внезапно побледневшему лицу стало ясно, что времени на диспуты не осталось.

Хагнер отшатнулся, едва не споткнувшись, когда Ван Аллен, сделав шаг назад, рявкнул нечто нечленораздельное, перекрыв рык, раздавшийся над самой головой, и Курт распрямился, выбросив самодельную пику вперед, к тени, явившейся из ниоткуда.

Когда такое случалось в последний раз, он уже не помнил: руки дрогнули. За почти шестилетнюю службу сталкиваться приходилось со многим, но видеть нечто подобное, стоять в двух шагах от такого еще не доводилось. Существо на две головы выше, вдвое шире и явно втрое сильнее налетело на подставленное лезвие, нанизав себя на железное полотно, и вытянутая пасть с клыками в полпальца оказалась над самой головой, обдав тошнотворным духом и оглушив болезненным громоподобным воем. Курт отпрянул, уперев древко в пол; лапа толщиной с его ногу выбросилась вперед, кривые когти, похожие на мясные крюки, зацепили свитер, разорвав плотную шерсть и скрежетнув по кольчуге. Серый блеск меча Ван Аллена мелькнул перед глазами, в ушах зазвенело от бешеного визга, и жердь едва не выскользнула из ладоней, когда грузная туша с перерубленным горлом запрокинулась назад, тяжело соскальзывая с лезвия.

Трактирщик запоздал на полмгновения, а поднявшись, и вовсе остолбенел, едва не выронив древко, и Хагнер подхватил жердь, ткнув вперед изо всех сил. Охотник метнулся в сторону, краем глаза успел уловиться замах, и второе косматое тело рухнуло на пол, сотрясаясь в судорогах и оглашая тесный зал истошным ревом.

— Карл! — гаркнул Ван Аллен зло, и подвешенное к галерее бревно, неслышно прорубив воздух, вмазалось в дверь, с хрустом вмявшись в грудь оказавшегося на пороге оборотня с обожженной мордой.

Тот отлетел назад, не издав ни звука, опрокинув собою стоящих позади, и у порога образовалась свалка из трех бурых тел. Замешательство длилось несколько мгновений, и Курт пожалел о том, что никто, кроме Ван Аллена, не умеет ладить с луком — этот копошащийся комок был идеальной мишенью, однако руки охотника сейчас были заняты мечом, и бросать его, надеясь успеть взять лук, прицелиться и выстрелить, а после снова взяться за клинок, было попросту глупо. Заряженный арбалет самого Курта лежал на полу у ноги, однако особенных повреждений стальные стрелки нанести не могли, и он предпочел не рисковать по той же причине.

Оборотень с пробитой грудью вскочил, захлебываясь рычанием; из полураскрытой пасти со сгоревшей до мяса шкурой свешивалась длинная нить кровавой слюны, вязко стекая на пол и налипая на почти сожженную шерсть на груди. Тот встряхнул головой и, с силой оттолкнув повисшее против двери бревно, ринулся вперед, замявшись лишь перед самой баррикадой. Бревно, качнувшись, возвратилось назад, довольно ощутимо наподдав по морде существа у порога, в этот миг поднимавшегося на ноги, и зверь, разразившись озлобленным коротким рыком, впрыгнул внутрь, повисши на бревне и с силой дернув его вниз за обе веревки. Деревянные балки, держащие галерею, переломились с оглушительным треском, и дощатая площадка, покосившись, обвалилась на пол, накрыв его обломками. Ведра, наполненные водой, рухнули вниз вместе с Феликсом, обдав кипятком замешкавшегося оборотня и самого торговца, и человеческий вопль смешался со звериным ревом.

— Стоять! — крикнул Курт, перекрывая какофонию, когда рыцарь рванулся вперед, явно порываясь бросить свой щит на пол, и на сей раз тот подчинился, застыв на месте.

Фон Зайденберг не успел бы — это он понял еще до того, как зверь, распрямившись и сбросив с себя остатки досок, сгреб обожженного человека в охапку, точно домохозяйка грязное белье, несомое к кадушке с водой, и крик оборвался, когда на пол шлепнулось смятое и изорванное когтями тело. Замерший у баррикады зверь взрыкнул, когда горячие брызги угодили на его спину, и бросился вперед, перескочив баррикаду стремительным прыжком, кажется, даже не видя за яростью и болью выброшенного навстречу утыканного железом щита в руках Бруно. Помощник, покачнувшись, отступил, попытавшись выбросить руки вперед, но, не удержавшись на ногах, завалился на спину, придавленный исполинской тушей. Справа мелькнула бурая тень, и зверь, до сих пор в нерешительности мявшийся по ту сторону двери, кинулся следом за сородичем, налетев на подставленный рыцарем щит. Огромное тело забилось, пытаясь содрать себя с железных штырей и лезвий, и фон Зайденберг, взрыкнув едва ли не громче раненой твари, одним сильным рывком вздернул свой щит, притиснув оборотня к каменной стене трактира и навалившись на него плечом.

Курт метнулся к Бруно на полу, отбросив не слишком годящуюся для боя в такой тесноте самодельную пику и выхватив меч, но удара нанести не успел — ошпаренный водой оборотень, в один скачок покрыв расстояние до баррикады, перемахнул ее, оттолкнувшись от перевернутой столешницы и оказавшись по ту ее сторону. От меча Ван Аллена тот отшатнулся, увернувшись и отпрыгнув назад и в сторону, и очутившийся прямо перед ним Карл Штефан застыл на месте, глядя на зверя расширившимися глазами.