Оказавшись в номере Дарси, я не знал, что с ней делать, и пожалел, что не могу забрать ее отсюда в свой барак. Но всю ночь лил дождь, и на улице стало очень холодно. Единственное, что пришло мне в голову, чтобы помочь Дарси, – это согреть ее.

Я положил ее в постель, снял с нее туфли, завернул в одеяла, но малышка не реагировала.

– Что случилось? – спросил я. – Что такого сказала Сильвия, чтобы так тебя расстроить?

Дарси апатично лежала, уставившись в потолок. Я подумал, что если мои слова не сумели пробиться сквозь ее оцепенение, может, это удастся мыслям. Взял ее за предплечья, уперся лбом в лоб и попробовал послать ей образы, показывающие, как мы с ней разговариваем.

Никакой реакции. Встав, я засунул руки в карманы и подошел к окну. С улицы доносились чьи-то голоса. Я открыл створку и выглянул наружу. Сквозь деревья виднелся угол задней террасы. Похоже, все гостьи, возглавляемые Дельфией и Нарциссой, высыпали на улицу рядом с террасой. Я не видел их из-за пышной листвы, но слышал каждое слово и мог различать голоса. На данный момент я уже сумел бы опознать их обезглавленные тела в морге. Женщины взволнованно щебетали и хихикали.

– Интересно, а что, если им сообщили о готовности моего сына выполнить их требования? – сказал я вслух, в надежде, что Дарси услышит меня в своем ступоре. – Мальчику угрожают тем, что его мать убьют, если он не применит свою силу и не нашлет смертельную болезнь на кого-то по указке этих гадин. Может, они уже выбрали, кто будет первым сегодня ночью?

Я позволил моему голосу наполниться той же горечью, что и мои мысли. Ну почему Дарси выбрала именно это время для того, чтобы впасть в непонятный транс?

Послышался легкий стук в дверь. Я яростным рывком распахнул ее.

– Я же говорил… – Там стояла одна из неулыбчивых горничных и держала на подносе крошечную рюмочку зеленого ликера. Порция была только одна, следовательно, хозяйкам вовсе не хотелось, чтобы я выпил смешанное с ликером снотворное и уснул в комнате у Дарси.

Я поблагодарил служанку, взял у нее поднос, закрыл дверь и запер на ключ.

Оставалось надеяться, что, сон поможет Дарси. Я присел на край кровати, приподнял болящую и постарался влить в рот питье. Малышка никак не среагировала, и я держал ее до тех пор, пока она не уснула. Осторожно уложил напарницу на постель, поднялся и укрыл одеялом.

«И что теперь?» – подумал я. Голоса внизу больше не раздавались, наверное, женщины уже погрузились в вызванный снотворным ночной ступор. Вот интересно, сознают ли они, что с ними делают, идут ли на это по доброй воле? Помнится, Сильвия Мерчинсон говорила, что подписала брачный контракт, по которому она не получит ничего в случае развода с мужем. При своей склонности к «чистильщикам бассейнов», эта женщина все равно подмахнула документ. Наверняка, пойманная на горячем, она без споров согласилась на то, чтобы ее опаивали лекарствами и запирали на ночь, если в конечном итоге ей светит получить «мега-миллионы».

Обернувшись, я посмотрел на лежавшую в постели Дарси. Заснула, но во сне хмурилась и металась. Что бы она не услышала, это перевернуло ее мир вверх дном.

У меня не было сомнений в том, что сказанное каким-то образом связано с ее мужем. Лишь бы это не было известием о смерти ее любимого.

Я смотрел на заходящее солнце и прикидывал, что без Дарси не много чего могу. Если суперменка со всеми ее сверхспособностями не сумела найти моего сына, то и мне не удастся…

Вдруг я вспомнил, о чем мы с малышкой говорили перед ужином: в сумерках Амелия будет ждать Мартина и своего ребенка.

Я мигом выскочил из комнаты, промчался по лестнице и побежал в бараки. На мгновение остановился, припоминая точные слова Дарси. «Вяз с раздвоенным стволом на берегу реки». Реку искать не придется: она струилась в двухстах ярдах от рабских хижин. Направо была дорога, а значит, дерево левее. Я побежал.

Когда показалось дерево, под ним на скамейке – сомневаюсь, что скамейка существовала на самом деле – сидела Амелия с вязанием в руках.

Остановившись, я некоторое время смотрел на давно умершую даму и пытался успокоиться. Каждую ночь вот уже более ста лет она является на это место и ждет моего предка. На то самое место, где они встречались при жизни. В это время суток Амелия чувствовала себя в безопасности, поскольку ее муж был занят в бараках с рабынями.

Не хотелось думать о той давней поре. Нужно здесь и сейчас отыскать моего сына, а Девлин сказал, что кто-то порабощенный может помочь. Если этой порабощенной была не Амелия Барристер, то не представляю, кто еще.

– Привет, – произнес я тихонько, чтобы не напугать ее.

Но она почти сто двадцать лет ждала Мартина, за которого приняла меня, и да, конечно, Амелия всполошилась. Уронила свое вязание на землю, закрыла лицо руками и расплакалась.

– Ты пришел, – повторяла она снова и снова. – Ты пришел.

Я обещал Дарси, что воздержусь от общения с призраком в ее отсутствие, но Дарси осталась наверху, усыпленная снотворным. А эта милая женщина – привидение она или кто еще – явно страдала. Я подошел к Амелии, сел на землю перед ней и положил голову ей на колени. Она перестала плакать, опустила ладони мне на голову, погладила шею, пробежала кончиками пальцев по лицу, вспоминая.

«Так вот что такое любовь», – думал я, обнимая ее ноги через тяжелую ткань юбок. Я целовал кончики ее пальцев, когда те касались моих губ. Это и есть любовь. Любовь, исходящая от Амелии, пронизывала меня, и то, что я чувствовал, заставило по-новому осмыслить каждую слышанную до сих пор песню, каждый просмотренный фильм. До этого момента я не понимал, как можно, скажем, предпочесть провести время с любимым человеком, отказавшись от великой роли в кино. Обижался, что Алана предпочла мне съемки в фильме, но понимал ее.

Но до этой минуты я просто не представлял, о чем так страдают люди.

«Я люблю ее, парень» звучало слишком часто.

И Дарси! У нее было все. У нее имелись деньги, красота, власть, но не счастье, потому что мужчины, которого она любила, не было рядом.

Любви, которой лучилась Амелия, было достаточно, чтобы заставить меня понять и, более того, заставить меня отчаянно желать именно такой любви. Эта женщина подвигла меня стремиться стать частью того, что остальной мир уже постиг, – по крайней мере, некоторые счастливцы. И без капли сомнения я осознал, что именно это я должен был вспомнить по мнению перевертыша. Любовь – это все.

Не знаю, как долго мы оставались в таком положении, но постепенно я начал возвращаться к реальности. «Что я делаю?» – подумалось мне. В последний раз, когда мы виделись с Амелией, она исчезла, стоило мне упомянуть имя ее сына – нашего сына. Если бы Дарси присутствовала здесь, она знала бы, как поступить, но Амелия, возможно, приняла бы Дарси за рабыню, приставленную шпионить за ней.

Я вздохнул и помолился, прося помощи в выборе правильного пути. Взял ладони Амелии в свои. Они были мягкими и юными, и такими же осязаемыми, как руки любого другого человека. В эту минуту я не верил, что Амелия – призрак.

– Я хочу, чтобы ты выслушала меня, – мягко сказал я. – И не хочу, чтобы ты снова исчезла.

– Исчезла, – повторила она, улыбаясь. – Ты говоришь странные вещи.

Я крепче сжал ее руки.

– Сколько раз ты приходила к этому дереву, а Мартина здесь не было?

– Неоднажды, – она продолжала улыбаться. – Эдвард слишком нагружает тебя работой.

– Сколько раз?

Она посерьезнела.

– Больше чем несколько. Много, много раз.

– Амелия, – сказал я, – сейчас 2003 год…

Ее смех прервал меня.

– Какой ты глупый. В 2000 году будет конец света.

– Люди в наше время тоже так думали, но… – не следует уходить от темы разговора. – Меня зовут Линкольн… Фрейзер, я из двадцать первого века, и я потомок того ребенка, который родился у вас с Мартином.

Она начала рассеиваться. Слишком много информации, Амелии столько не усвоить.

– Ты, конечно, можешь сейчас покинуть меня и раствориться, – заметил я, – но вдруг пройдет еще триста лет, прежде чем здесь появится другой потомок Мартина.