Я взглянула на сидевшую напротив миссис Хеммингс. Очевидно, когда-то она была хорошенькой, но, увы, не теперь. Слишком беззаботная жизнь явственно сказалась на ее глазах и теле. Возможно, муж ушел от нее просто потому, что устал от ее эгоцентризма. «Конечно, я должна иметь все, что захочу, – почти прозвучали ее слова у меня в голове. – Папочка для меня на все готов».

Рядом со мной сидела Сильвия Мерчинсон, и из всех женщин она нравилась мне меньше всего. Если ауры других богачек несли в себе хоть какие-то признаки искупления, то у Сильвии ничего такого не наблюдалось. Вокруг нее клубились только грязные цвета: серо-зеленый, темно-коричневый, вперемешку с черным. Сильвию Мерчинсон не волновал никто на свете, кроме нее самой.

Было нелегко заставить себя улыбаться соседке и быть с ней дружелюбной. Я постаралась выболтать ей сведения, подтверждающие ее версию обо мне и Линке. Рассказала, что посетила местную церковь и кладбище. Затем, понизив голос, спросила, не знает ли она, где похоронен раб, устроивший бунт в 1843 году.

Сильвия оставалась совершенно незаинтересованной. Если бы не мой нажим, думаю, она забрала бы свою тарелку и отсела. Но я сконцентрировалась и заставила ее остаться на месте. Добраться до ее мыслей было на редкость сложно. Она, казалось, сформировала свое мировоззрение много лет назад, и даже Истинное Убеждение не могло его сколько-нибудь изменить.

Мне хотелось убедить Сильвию рассказать о ее муже. Может, начав распинаться о ненависти к нему, она выболтает лишнее. Заодно я попыталась внушить ей симпатию к себе, чтобы она доверила мне как можно больше.

Наконец, когда подали пережаренную говядину, она сказала:

– Не хочу оскорбить вас, милочка, но знаете ли вы, что как две капли похожи на Малютку-деревенщину?

Это был совсем не тот путь, на который я старалась ее направить. Пытаясь распилить жесткое мясо, я прилагала усилия, чтобы Сильвия переключилась на другую тему.

– Очень рада, что вы не Малютка-деревенщина, поскольку именно я подсказала моему мужу назвать ее так.

Я перестала резать, но не рискнула взглянуть на нее.

– Вот как?

– О да. Мой муж – Ховард Мерчинсон, владелец газеты «Разоблаченные тайны».

– Желтая газета, – с трудом выдохнула я.

– Да. «Желтая газета» стало унизительным определением, но я не возражаю против него. Знаете ли, я не получила ни капли благодарности за все, что сделала для своего муженька. Взять, к примеру, Малютку-деревенщину. Вы читали ту знаменитую книгу о ней?

– Да, – удалось выдавить мне.

– Именно я пробила ее издание. Бедный парень, написавший эту прелесть, едва закончил колледж и послал рукопись с разоблачениями той деревенской колдуньи из Кентукки всем издателям Нью-Йорка, но никто не пожелал ее публиковать. Назвали ее клеветнической, а кое-кто объявил макулатурой. Наконец, он отправил свое сочинение моему мужу, который, должна сказать, не прочитал в своей жизни ни одной книжки, но я-то любила почитать и решила, что эта вещь великолепна. Какой типичной охотницей за состоянием оказалась та неотесанная девица! Я сказала мужу, что он обязан опубликовать эту историю. Даже подначила: «Она как раз из таких как ты, настоящая малютка-деревенщина». Знаете ли, мой муж родился в Теннесси. Ну, а продолжение вам наверняка известно. Книга вышла и принесла миллионы. Конечно, семья Монтгомери мигом подала в суд. В конце концов, им пришлось защищать свое имя, но мой муж был к этому готов. Он подделал бухгалтерские отчеты. На самом деле тираж был вдвое больше, чем он заявил в суде, так что хотя ему пришлось сколько-то заплатить Монтгомери, но это было ничто по сравнению с тем, сколько на самом деле заработала для нас эта книга.

Сильвия хихикнула, крайне довольная своими свершениями. Когда она доверительно положила свою ладонь на мою руку, мне пришлось глубоко вдохнуть. Хотелось испепелить ее руку, все ее тело. По-настоящему.

Не обращая на меня внимания, Сильвия продолжила откровенничать, по-прежнему находясь под моим воздействием, заставлявшим ее выкладывать все тайны.

– Потом, когда муж той девчонки исчез, именно я первой предположила, что это она убила беднягу. Конечно, Ховард довольно много заработал на этой книжонке, но и на штрафы ушло немало, и ему это, естественно, не понравилось. Старикан не любит проигрывать. И когда Монтгомери отдали его деньги на благотворительность, они словно всем дали понять, что деньги моего мужа недостаточно для них хороши. Могу вас уверить, Ховард впал в ярость и отомстил высокомерной семейке. Заставил весь мир поверить, что Малютка-деревенщина прикончила своего мужа. О! Посмотрите-ка на часы. Мне уже пора. Приятно было поболтать с вами. Давайте садиться рядом каждый вечер. Вы мне отчасти нравитесь. Может быть, мы подружимся.

Я смотрела, как Сильвия выплывала из комнаты, и, словно на пленке, в моей голове прокручивались разные эпизоды. Все страдания, которые проклятая книга причинила моей семье. Монтгомери винили себя в том, что нетактично поддразнивали меня, но они-то делали это с любовью, и никогда со злобой.

А мои дети! Я подумала о дочери и племяннице. Им пришлось сносить колкости и насмешки. На их глазах какая-то женщина накинулась на меня. Девочки жили сейчас далеко от своих матерей из-за того, что натворила эта гадина.

Я смотрела в затылок Сильвии Мерчинсон. И думала о том, что не прочь убить ее.

Прямо сейчас я могла заставить ее мозг взорваться, а любые исследования потом показали бы, что смерть настала по «естественным причинам». Никто никогда не узнал бы правды.

Но я сумела удержать свои эмоции в узде. Просто смотрела на мерзавку, пока та не покинула комнату, а затем сидела в прострации, не в силах проглотить ни кусочка.

Не знаю, что именно злобная Сильвия Мерчинсон наболтала Дарси, но моя напарница выглядела пришибленной. Сидела за обеденным столом, но, казалось, ее здесь нет. Дарси ничего не ела, ни с кем не разговаривала.

Когда долгий ужин наконец закончился, обитательницы дома столпились вокруг меня, наперебой зазывая к себе в комнату. Предложения варьировались от малопристойных до отчаянных, вызванных страхом перед одиночеством, который терзал этих женщин. Поверх их голов я посмотрел на Дарси, все так же застывшую за столом. Официантки уже унесли стоявшую перед ней посуду, но она продолжала сидеть, глядя прямо перед собой и положив руки на колени.

Как можно вежливее протиснувшись сквозь толпу домогавшихся моего внимания, я подошел к столу и наклонился через столешницу к Дарси.

– Можешь отогнать от меня этих хищниц? – спросил я. – Давай, внуши им, чтобы отстали.

Дарси взглянула на меня так, словно никогда раньше не видела.

– Что, черт побери, она с тобой сделала? – пробормотал я.

Женщины вновь окружили меня, дергая за руки и беспрестанно тараторя о том, что я должен для них сделать. Поехать с ними в город на танцы. Массировать их при лунном свете. Купаться нагишом с ними в пруду.

Глядя на этих сумасбродок, я понял, как много усилий пришлось приложить моей напарнице, чтобы держать их подальше от меня. Все здешние обитательницы, за исключением Дарси, были готовы буквально на все, лишь бы меня заполучить – единственного мужчину в пределах досягаемости, – даже если бы я спал в саркофаге в склепе.

Но сейчас Дарси никого не сдерживала. Я положил ладони на плечи маленькой мисс Бернс, приподнял ее и отставил в сторонку, чтобы пройти. Обошел вокруг стола, взял ладошку Дарси и потянул. Когда она не двинулась, я подхватил ее на руки и вынес из столовой.

На пороге я окинул женщин взглядом через плечо и сказал, что если кто-нибудь из них посмеет отираться около меня сегодня вечером, то сия особа навсегда будет вычеркнута из моего списка на массаж.

Хищницам это не понравилось, но они не последовали за мной, когда я понес Дарси в ее комнату. За спиной я слышал шипение и отдельные реплики вроде «Да кем он себя возомнил?», но все же за мной никто не пошел.