— Я хочу пройти испытания.

— Эли, я думаю, тебе следует доверять мне в этом вопросе, — сказал Джон.

— Я еще в состоянии делать собственные умозаключения, Джон. Я хочу пройти испытания.

— Хорошо. Вам придется подписать кое-какие бумаги.

(Кабинет доктора. Невролог уходит. Муж вертит обручальное кольцо на пальце. Женщина надеется на исцеление.)

— Джон? Джон? Ты дома?

Она была уверена, что его нет дома, но в последнее время ее уверенность сильно поколебалась, и на нее уже нельзя было полагаться. Джон куда-то ушел, но она не помнила когда и не помнила, что он сказал перед уходом. Пошел в магазин за кофе или молоком? Или за билетами в кино? Тогда он вернется с минуты на минуту. Или поехал в Кембридж? В этом случае его не будет несколько часов, а может, и до утра. Или он наконец решил, что больше не может оставаться перед лицом того, что их ждет, и просто ушел, чтобы больше не вернуться? Нет, так бы он не поступил. Она была в этом уверена.

Их дом в Чатеме, построенный в тысяча девятьсот девяностом году, был больше и просторнее, чем дом в Кембридже. Она прошла в кухню. Это помещение не имело ничего общего с их кухней дома. Белые шкафы, белая кухонная техника, белые барные стулья, белый кафельный пол, вся эта белизна нарушалась только столешницами из мыльного камня и вкраплениями кобальтового синего в керамических и стеклянных контейнерах. Это было похоже на выполненную синим мелком книжную иллюстрацию.

Две тарелки и грязные салфетки на барной стойке свидетельствовали о том, что на ужин были спагетти с красным соусом. В одном из бокалов остался глоток белого вина. С отстраненной заинтересованностью судебного эксперта Элис взяла его в руки и пригубила. Вино еще не нагрелось и было холодным. Этого ей хватило. Она взглянула на часы. Начало десятого.

Они жили в Чатеме уже около недели. В прошлые годы, чтобы переключиться с напряженного графика Гарварда на расслабленный образ жизни на Кейп-Код, ей хватало одной недели — к этому времени она уже читала третью или четвертую книгу. Но в этом году распорядок дня в Гарварде, пусть и очень плотный, был жесткой конструкцией, и существовать в нем было комфортно. Собрания, симпозиумы, лекции, как хлебные крошки, помогали ей прожить день и не заблудиться.

Здесь, в Чатеме, у нее не было расписания. Она спала допоздна, ела, когда хотела, принимала решения на месте. Прием лекарств, тест «Бабочка» в компьютере и пробежки с Джоном поддерживали ее в течение дня, как подпорки для книг на библиотечной полке. Но все это не делало структуру достаточно жесткой. Ей нужно больше хлебных крошек, и они должны быть крупнее.

Она часто не могла понять, какое сейчас время суток или даже какой день. Уже не раз случалось, что, сидя за столом, она не знала, какую еду ей подадут. Например, вчера, когда официантка в баре поставила перед ней тарелку с жареными моллюсками, она была готова с энтузиазмом накинуться на оладьи.

Окна в кухне были открыты. Элис посмотрела в сторону дороги. Ни одной машины. В воздухе еще ощущалось тепло прошедшего дня, ветер доносил до нее кваканье лягушек-быков, женский смех и шум волн на Хардингс-бич. Она написала Джону записку и положила рядом с немытой посудой.

Она вдыхала чистый ночной воздух. Темно-синий холст ночного неба был сплошь проколот яркими звездами, а серп луны казался нарисованным. Было еще не так темно, но темнее, чем в это время в Кембридже. Без уличных фонарей, вдалеке от Мейн-стрит, пляж освещали только огни на верандах и в окнах домов, фары редких машин и луна. В Кембридже ей было бы страшно гулять одной в такой темноте, но здесь, в их маленькой курортной общине, она чувствовала себя в полной безопасности.

На стоянке не было ни одной машины, на пляже ни души. Городская полиция не приветствовала ночную активность. В этот час ничто не нарушало покой — ни крики детей или чаек, ни преследующие повсеместно разговоры по сотовым телефонам, ни беспокойство о том, чтобы не забыть вовремя уйти и не опоздать куда-то еще.

Она подошла к кромке воды. Теплые океанские волны лизнули ей ноги. Вода на Хардингс-бич, который смотрел на Нантакет — Саунд, была на добрых десять градусов теплее, чем на соседних, открытых для холодной Атлантики пляжах.

Сначала Элис сняла блузку и бюстгальтер, потом одним движением выскользнула из юбки и трусиков и вошла в воду. Вода, не замусоренная водорослями, как во время прибоя, ласкала кожу. Элис медленно плыла на спине, любовалась флуоресцентными каплями, которые покрывали ее пальцы, как волшебная пыль, и дышала в такт с приливом.

На правом запястье отразился лунный свет. «Безопасное возвращение». Это было выгравировано на внешней стороне браслета из нержавеющей стали два дюйма шириной. Номер одна тысяча восемьсот, ее идентификационные данные и слова «ослабленная память» были выгравированы на внутренней стороне. Ее мысли перепрыгнули через несколько волн от нежеланного браслета к бабочке на мамином колье, далее к плану самоубийства, к книгам, которые она собиралась прочитать, и, наконец, добрались до участи Вирджинии Вульф и Эдны Понтелье.[22] Это было бы так просто. Она могла плыть в сторону Нантакета, пока не останется сил.

Элис оглядела черную поверхность воды. Сильное и здоровое тело держало ее на воде, все инстинкты сражались за жизнь. Да, она не помнит ужин с Джоном и что он сказал перед уходом. Вполне вероятно, что утром она не вспомнит эту ночь, но в данный момент она не была в отчаянии. Элис чувствовала себя живой и счастливой.

Она оглянулась и посмотрела в сторону пляжа, берег был едва освещен. Появился какой-то мужчина. Еще не разглядев его лица, по упругой походке и широким шагам она узнала Джона. Элис не стала спрашивать, где он был или как долго отсутствовал. Она не поблагодарила его за то, что он пришел. Он не стал сердиться на нее из-за того, что она ушла из дома одна и не взяла с собой телефон, и не попросил выйти из воды. Без лишних слов он разделся и вошел в воду.

— Джон?

Он наводил порядок в гараже, там она его и нашла.

— Я искала тебя по всему дому, — сказала Элис.

— Я был здесь и не слышал, — сказал Джон.

— Когда ты уезжаешь на конференцию? — спросила она.

— В понедельник.

Он собирался на неделю в Филадельфию, на конференцию по Альцгеймеру.

— Это после того, как приедет Лидия?

— Да, она будет здесь в воскресенье.

— О, верно.

Репертуарный театр «Мономой» в ответ на запрос Лидии предложил ей присоединиться на лето к их труппе в качестве приглашенной актрисы.

— Ты готова к пробежке? — спросил Джон.

Утренний туман еще не рассеялся, и воздух был холоднее, чем рассчитывала Элис.

— Только накину еще что-нибудь.

Войдя в дом, она открыла встроенный шкаф. В начале лета на Кейп-Код купить подходящую одежду было непросто. Любой день начинался с пятидесяти градусов, к полудню температура взмывала до восьмидесяти, а к закату бумерангом возвращалась к пятидесяти, часто в паре со свежим ветром с океана. Требовался творческий подход и желание, чтобы по нескольку раз в день доставать и убирать в гардероб разные вещи. Она коснулась рукава каждой куртки. Идеально для отдыха и прогулок по берегу, но все слишком теплые для пробежки.

Она взбежала по лестнице в спальню. Перерыв несколько ящиков, нашла легкую флисовую куртку и надела. На прикроватной тумбочке заметила книгу, которую сейчас читала. Схватив ее, спустилась на первый этаж и прошла в кухню, налила стакан холодного чая и вышла на заднюю веранду. Утренний туман все еще не рассеялся, и воздух был холоднее, чем она рассчитывала. Она поставила стакан с чаем на стол, по бокам от которого стояли белые кресла в стиле адирондак,[23] и пошла в дом за пледом.