Я выступаю за раннюю диагностику. Когда человек сорока — пятидесяти лет обращается к врачам с проблемами памяти и когнитивности, они списывают это на депрессию, стресс или менопаузу. Чем раньше нам поставят диагноз, тем раньше мы сможем начать принимать медикаменты. Это дарит надежду на то, что болезнь на какое-то время перестанет прогрессировать и мы сможем продержаться достаточно долго, чтобы дождаться более результативных методов лечения или излечения в будущем. Я все еще надеюсь на исцеление для себя, для моих друзей с деменцией, для моей дочери, у которой та же мутация гена. Я могу никогда не вернуть то, что уже потеряла, но могу сохранить то, что у меня есть. А у меня есть многое.

Пожалуйста, не смотрите на нашу алую букву А, не вычеркивайте нас. Смотрите нам в глаза, говорите с нами. Не паникуйте и, если мы ошибаемся, не принимайте это на свой счет, потому что мы будем ошибаться. Мы будем повторяться, будем класть вещи не туда, куда следует, и будем теряться. Мы будем забывать ваше имя и то, что вы сказали две минуты назад. Еще мы будем изо всех сил стараться исправиться и компенсировать наши когнитивные потери.

Я хочу, чтобы вы доверяли нам, а не ограничивали нас. Когда у кого-нибудь поврежден позвоночник, или кто-то теряет конечность, или становится частично недееспособен после инсульта, родные и профессионалы прилагают все силы, чтобы его реабилитировать. Они ищут пути, чтобы он мог жить, несмотря на свои потери. Работайте с нами. Помогите нам разработать механизмы, чтобы мы смогли существовать с нашими потерями в памяти, речи и когнитивности. Мы, люди с деменцией, и те, кто за нами ухаживает, можем помочь друг другу пройти через земли Доктора Сьюза, которые лежат ни здесь, ни там.

Мои вчера исчезают, мои завтра неопределенны, так ради чего я живу? Я живу ради каждого дня. Я живу в данный момент. В один из дней, которые придут на смену сегодняшнему, я забуду о том, что стояла тут и произносила эту речь. Но то, что я забуду об этом завтра, не означает, что я не проживаю каждую секунду того, что происходит сегодня. Я забуду сегодняшний день, но это не означает, что этот день не имеет значения.

Меня больше не приглашают читать лекции по лингвистике и выступать на конференциях по психологии. Но вот я здесь, стою перед вами и произношу речь, которая, надеюсь, будет самой значимой речью в моей жизни. И у меня болезнь Альцгеймера.

Спасибо.

Она оторвала взгляд от листка с речью. До этого момента, чтобы не выпасть из происходящего, она не рисковала нарушить зрительный контакт со словами. Она была искренне удивлена, когда увидела, что все в зале встали со своих мест и аплодируют ей. На такое она и не надеялась. Она связывала свои надежды с двумя простыми вещами — не потерять способность читать во время выступления и дочитать речь до конца, не оказавшись в глупом положении.

Она смотрела на знакомые лица в первом ряду и понимала, что, без всяких сомнений, превзошла эти скромные ожидания. Кэти, Дэн и доктор Дэвис счастливо улыбались. Мэри промокала глаза бесконечными розовыми салфетками. Анна аплодировала и улыбалась, даже не думая о том, чтобы утереть струящиеся по щекам слезы. Том изо всех сил аплодировал и, казалось, был готов выскочить на сцену и заключить ее в объятия. Она тоже не могла дождаться, когда сможет обнять его.

Джон, высокий и уверенный в своей счастливой футболке, радостно улыбался и аплодировал, в его глазах она видела неподдельную любовь.

Даже от человека без Альцгеймера, для того чтобы написать речь, прочитать ее как надо, пожать руки и обменяться членораздельными фразами с бесчисленным количеством восторженных участников конференции, потребовалось бы огромное количество энергии. Для человека с Альцгеймером это количество было запредельным. Какое-то время после конференции она могла функционировать благодаря выбросу адреналина, воспоминаниям об аплодисментах и вновь обретенной уверенности в своем статусе. Она — Элис Хауленд, поразительная, отважная женщина.

Но уровень адреналина не мог оставаться одним и тем же, память начала блекнуть. Она потеряла часть уверенности в себе и собственном статусе, когда почистила зубы увлажняющим кремом. Еще немного она потеряла, когда все утро пыталась дозвониться до Джона по пульту от телевизора. Остатки испарились, когда ее собственный запах просигнализировал ей о том, что она не мылась уже несколько дней, но чтобы забраться в ванну, у нее не хватило ни мужества, ни умения. Она — Элис Хауленд, жертва Альцгеймера.

Энергии не осталось, и черпать ее было неоткуда, эйфория улетучилась, память об одержанной победе и уверенность в себе были украдены, она мучилась под непомерным грузом. Спала допоздна, а проснувшись, часами лежала в постели. Сидела на диване и плакала без особых на то причин. Ни сон, ни рыдания не приносили облегчения.

Джон вытряхнул ее из крепкого сна и одел. Она ему позволила. Он не стал говорить, чтобы она причесалась или почистила зубы, и быстро проводил ее к машине. Она прислонилась лбом к холодному стеклу. Мир за окном был серо-голубым. Она не знала, куда они едут. Она была слишком безразлична, чтобы спрашивать.

Джон остановился на подземной парковке. Они вышли из машины и прошли в здание через двери в гараже. От белого света флуоресцентных ламп болели глаза. Широкие коридоры, лифты, указатели на стенах. РЕНТГЕНОЛОГИЯ, ХИРУРГИЯ, АКУШЕРСТВО, НЕВРОЛОГИЯ. Неврология.

Они вошли в какую-то комнату. Вместо ожидающих приема людей она увидела женщину на кровати. Она спала, у нее были припухшие веки, а к руке прикреплена внутривенная трубка.

— Что с ней? — шепотом спросила Элис.

— Ничего, она просто устала, — сказал Джон.

— Она ужасно выглядит.

— Тсс, ты же не хочешь, чтобы она это услышала.

Комната не была похожа на больничную палату. Рядом с кроватью, на которой спала женщина, стояла другая, поменьше, в углу — телевизор, на столике ваза с желтыми и розовыми цветами, паркетный пол. Может, это и не больница, а гостиница. Но тогда почему у женщины в руке эта трубка?

В комнату вошел симпатичный молодой человек, в руках он держал поднос с кофе.

«Возможно, это ее доктор».

На нем была бейсболка «Ред сокс», джинсы и футболка с надписью «Йель».

«Может, он из обслуживания номеров».

— Поздравляю, — шепнул Джон.

— Спасибо. Вы разминулись с Томом. Он вернется после обеда. Вот, я принес всем кофе и чай для Элис. Пойду принесу детей.

Молодой человек знал ее имя.

Он вернулся с тележкой, в которой были два прямоугольных контейнера из пластика. В каждом контейнере лежал крохотный малыш. Их тела были полностью завернуты в белые одеяла, на головках белые чепчики, так что видны были только лица.

— Надо ее разбудить. Она бы не хотела проспать момент вашего знакомства, — сказал молодой человек. — Милая, просыпайся, у нас гости.

Женщина неохотно проснулась, но когда увидела Элис и Джона, глаза ее заблестели, она оживилась. Женщина улыбнулась, и ее лицо, казалось, сразу встало на место.

«О боже, это Анна!»

— Поздравляю, малышка, — сказал Джон. — Они просто чудо.

Он наклонился и поцеловал Анну в лоб.

— Спасибо, папа.

— Ты отлично выглядишь. Как ты себя чувствуешь, хорошо? — спросил Джон.

— Спасибо, со мной все в порядке, просто очень устала. Приготовились — вот и они. Это Эллисон Энн, а этот маленький паренек — Чарлз Томас.

Молодой человек передал одного из малышей Джону, потом взял крошку с розовой ленточкой на чепчике и подал ее Элис.

— Хотите ее подержать? — спросил он.

Элис кивнула.

Она держала спящую малышку на руках. Голова лежала на сгибе ее руки, попка — на ладони, тело прижалось к груди, а ухо — к сердцу. Крохотная спящая малышка тихонько дышала через крохотные круглые ноздри. Элис инстинктивно поцеловала ее в розовую упругую щечку.

— Анна, теперь у тебя есть дети, — сказала она.

— Да, мама, ты держишь свою внучку, Эллисон Энн, — сказала Анна.