Тай смешал карты и убрал их в футляр.

— Я договорился с женой хозяина отеля, ты ее знаешь, это сеньора Харамильо. Она останется с тобой, пока нас не будет.

— Я ненавижу сеньору Харамильо. Она толстая, и у нее усы. Не хочу с ней оставаться ни за что на свете!

— Но останешься, — спокойно сказала Дженни. — Можешь вопить, орать и плакать сколько хочешь, но ты останешься здесь. Я тебе говорила об этом три дня назад, когда показывала свое новое платье.

— Я пойду тоже! — Грасиела сжала кулаки, из глаз у нее полились слезы. — Мы принадлежим друг другу. Мы отвечаем друг за друга. Вы должны взять меня с собой.

— Замолчи ты, ради царствия небесного! — Дженни нахмурилась при виде неуверенности на лице Тая. — Я вижу, что ты задумал, — сердито накинулась она на него. — Но ты просто сообрази, что такое взрослые люди и что такое эта маленькая соплячка. Если мы пойдем у нее на поводу, тогда она права: мы принадлежим ей. — Дженни снова повернулась к Грасиеле: — А этого быть не должно!

— Терпеть не могу, когда ты говоришь обо мне так, будто меня здесь нет!

— Грасиела, детка, — самым просительным тоном обратился к ней Тай, — сеньора Харамильо умеет играть в покер.

Дженни сразу заметила, что Грасиела хоть и не поддается, но лицо у нее оживилось. Самолюбие требовало, чтобы она изображала плохое настроение и давала понять, что ее бессовестно предали. Дженни разгадала ее хитрость и едва не расхохоталась. Пыталась ли она сама манипулировать взрослыми, когда ей было шесть, как Грасиеле? Если да, то она в свое время могла рассчитывать только на неудачу, как Грасиела сейчас.

На лице Тая было ясно написано чувство вины.

— Если я возьму тебя с собой поужинать, пока Дженни одевается, ты повеселеешь? — спросил он. Дженни округлила глаза.

— И ты еще сказал, что я как яичный желток! Полюбуйся на себя. Она обвела тебя вокруг пальца, такого маленького пальчика!

— Я возьму свою накидку, — заявила Грасиела, совершенно счастливая, и бросила на Дженни торжествующий взгляд, слезая со стула.

— Ах ты, свинюшка!

Тай рассмеялся и надел шляпу.

— Мы уйдем примерно на час. Хватит тебе времени принять ванну и одеться?

Он вымылся и переоделся раньше и теперь стоял перед ней во всей своей ошеломляющей красоте, в туго обтягивающих черных брюках и бархатной черной мексиканской курточке, надетой на белую накрахмаленную рубашку. Дженни обратила внимание на ярко-красный галстук — до этого вечера он таких не носил.

— Ты выглядишь замечательно, — тихо проговорила она, любуясь его упругими мышцами, выступающими под одеждой на плечах и на бедрах.

Легкая дрожь пробежала у нее по спине, когда она вдруг вспомнила о ночах, которые они проводили вместе всю эту неделю. Она узнала его тело, а он — ее. Он мог потрясти ее своим поцелуем или прикосновением. Она могла побудить его к этому или удержать одним только словом, сказанным шепотом. В ее глазах светилась осознавшая себя сила.

— Куда мы идем?

— Это сюрприз, — ответил он, глядя на ее губы. — Надеюсь, тебе понравится мой замысел.

Он мог бы сказать больше, но многообещающее выражение его лица было красноречивее слов. Куда бы он ни взял ее с собой, она не разочаруется.

Дженни облизнула губы и сглотнула, улыбнувшись при виде того, как Тай сжал челюсти.

— Ты по пути не глянешь на расписание поездов? Я чувствую себя совершенно здоровой и готова ехать в Техас хоть завтра. Грасиела, ты ему напомни. Идите, вам пора.

Радуясь перспективе провести вечер с Таем наедине, Дженни теперь уже посмеивалась над тем, что Тай укрощает темперамент Грасиелы лестью и подкупом, а она добивается тех же результатов строгостью и требовательностью. Малышка достаточно умна и видит их обоих насквозь.

После того как Тай с Грасиелой ушли, Дженни велела приготовить ванну, осторожно разложила свое новое платье на одной из кроватей и провела пальцами по шуршащему шелку абрикосового цвета. Еще месяц назад мозоли у нее на руках цеплялись бы за гладкую ткань. Но теперь ей не приходилось каждый день возиться с неподатливыми коробками груза, и мозоли исчезли. Вчера в поисках, чем бы заняться, она взяла у Грасиелы пилочку для ногтей и привела в порядок собственные ногти. Улыбаясь, Дженни подумала, что, наверное, ад замерз, когда она взялась за эту пилочку, и с той минуты грешники дрожат от холода, вместо того чтобы мучиться от жара адского пламени.

Грасиела не была бы Грасиелой, если бы не купила кусок мыла, пахнущего розами, и Дженни решила воспользоваться этим мылом во время купания.

Короткая стрижка имела свое преимущество: волосы быстро сохли, тем более что этому способствовал сухой воздух пустыни. Стоя голая перед комодом, Дженни гляделась в стоящее на нем небольшое зеркало и зачесывала волосы со лба назад, чтобы так они и высохли.

Потом она взялась за предмет туалета, который в свое время дала клятву не носить, — за корсет. Посмеиваясь при мысли о том, как это Тай покупал подобное интимное приспособление, она повертела корсет в руках, согнула стальные пластинки, внимательно разглядела ленточки и кружева. Приложила к себе спереди. Но даже теперь она сомневалась, сможет ли носить эту дьявольскую штучку, хотя Грасиела уверяла ее, что без корсета новое платье будет плохо на ней сидеть.

Надев наконец белье, Дженни вернулась к прическе, довольная тем, что волосы высохли так, как она их уложила. Пальцы Дженни двигались вполне уверенно: скорее подчиняясь обыкновению, нежели признавая его, она годами тайно экспериментировала с гребнем и щеткой для волос. Волосы, ее собственные волосы, были тем атрибутом женственности, который она понимала и принимала. В порыве внезапного вдохновения она прикрепила на затылке веночек из искусственных цветов, создав некую видимость пучка.

Настала очередь розовой воды, также позаимствованной из запасов Грасиелы, после чего Дженни задумалась. Не будет ли нелепо, если она попудрит щеки, плечи и грудь? Так, слегка… Прежде чем переменить намерение, она успела напудрить лицо, шею и плечи, потом посмотрелась в зеркало.

Господи, да она стала совсем другой! Пудра приглушила зarap, зачесанные назад волосы открыли широкий, благородной формы лоб. Глаза в этот вечер оказались голубыми, как сияющее весеннее небо. Увлеченная этими переменами, до которых ей прежде не было дела, Дженни отщипнула розовый лепесток с цветка из ящика на окне и потерла этим лепестком губы, глядя в зеркало.

За несколько минут до возвращения Тая и Грасиелы она осторожно облачилась в свое шелковое платье абрикосового цвета, охваченная желанием посмотреться в большое зеркало и увидеть, красиво ли ниспадают бледно-зеленые ленты завязанного сзади банта, которым отделано платье; тот же бледно-зеленый цвет повторялся спереди в рисунке изящной вышивки у ворота, такой же была и широкая лента, опоясывающая платье под грудью.

Глядя на себя, Дженни думала о бабочке, которая только что вывелась из куколки, дождавшись своего срока. Но может быть, она, Дженни, больше напоминает так называемую ночную бабочку — особу определенного пошиба, одетую как леди?

Тай и Грасиела постучались, вошли — и замерли.

— Дженни! — выдохнула Грасиела. — Какая ты красивая!

Красные пятна выступили у Дженни на щеках, когда она подняла глаза на Тая и провела дрожащими пальцами по бедрам. Только заметив, как в его взгляде вспыхнул огонь, в значении которого не ошибается ни одна женщина, Дженни успокоилась. И все же…

— Я выгляжу как шлюха? — шепотом спросила она, жалея, что напудрилась и подкрасила губы.

— Ты выглядишь… как прекрасное видение, — хрипло пробормотал Тай. — Это платье словно твоя вторая кожа, а его цвет удивительно подходит к волосам.

Дженни вспыхнула от радости. Но Тай — мужчина, его суждению не до конца можно верить. И она повернулась к Грасиеле.

— Не слишком ли открыта шея? — спросила она. Никогда в жизни Дженни так не обнажалась. Грасиела обошла вокруг нее, поправила здесь, уложила складку там.

— Это такой фасон, — уверенно заявила она тоном опытной и понимающей хозяйки магазина готового платья.