Завершив полный круг, Грасиела отступила и, устремив на Дженни взгляд широко раскрытых глаз, в котором недоверие смешивалось с восторгом, произнесла негромко:

— О Дженни! Ты выглядишь так прекрасно. Настоящая принцесса.

— Ах, милая ты моя, спасибо тебе! — Дженни откашлялась, потом решилась посмотреть на Тая, который не двигался с места, словно врос в пол.

— Дженни! — Грасиела в нерешительности прикусила нижнюю губу, кивнула и дотронулась до медальона у себя на груди. — Можно я дам тебе на этот вечер свой медальон?

Это предложение, сделанное так застенчиво, ошеломило Дженни. Все время, пока они путешествовали вместе и терпели разные передряги, Грасиела не расставалась со своим медальоном. Никогда. Ни днем, ни ночью. Это было ее сокровище, главная ценность, единственное вещественное напоминание о матери.

Дженни заморгала и проглотила комок в горле.

— Для меня это большая честь, — с трудом выговорила она.

Усевшись на край постели, она ждала, пока Грасиела снимет медальон со своей груди и осторожно приколет к корсажу ее платья. Они долго смотрели друг другу в глаза, потом Грасиела быстро чмокнула Дженни в щеку и отошла к окну.

Дженни, открыв рот, поднесла к щеке ладонь. Если бы в этот вечер больше ничего особенного не произошло, она бы все равно запомнила его на всю жизнь. Грасиела ее поцеловала!

— Ладно, — сказала она, опуская голову и часто моргая. Неужели на глазах у нее слезы? Нет, конечно же, нет. — Где мой веер и моя сумочка? И где же сеньора Харамильо?

— Я слышу, как любезная сеньора поднимается по лестнице, — ответил Тай, все еще не сводя с Дженни глаз, и добавил глухо: — Бог мой, Дженни, я хотел бы, чтобы ты себя увидела. Ты просто… неотразима.

Пылая от радости, Дженни встала, взяла с комода веер и сумочку и накинула на плечи шаль абрикосового цвета с бледно-зеленой бахромой. Натягивая перчатки, она, чтобы не слишком волноваться, глядела на Грасиелу, но при этом остро ощущала, что Тай следит за малейшим ее движением.

— Слушайся сеньору Харамильо. Не играй в покер на деньги, а только на спички и ложись в постель, когда тебе скажет сеньора. И лучше бы мне не слышать, что ты тут курила, ругалась и выпивала.

Девочка даже не улыбнулась. Она снова обиделась.

— Ты раньше не беспокоилась о том, когда мне идти в постель.

— А теперь беспокоюсь. Хочу я того или нет, я должна думать о том, что для тебя лучше. Если это тебя утешит, скажу, что предпочла бы думать прежде всего о собственных интересах, а не о твоих, но… что же поделаешь.

Тай широким жестом снял шляпу, отвесил племяннице поклон, потом поцеловал ее в макушку.

— А вот и сеньора Харамильо. С тобой мы увидимся утром.

Грасиела сложила руки на груди и повернулась к нему спиной; Тай на секунду сдвинул брови, но тотчас оглянулся, чтобы приветствовать сеньору Харамильо.

Поговорив несколько минут с сеньорой Харамильо, Дженни взяла Тая под руку, и они вышли в коридор. Как только дверь за ними закрылась, оба остановились.

— Приложи ухо к двери, послушай, не плачет ли она, — шепотом попросила Дженни. Тай послушно приложил ухо к двери.

— Они разговаривают.

— Она точно не плачет? — Дженни соединила кончики пальцев. — Да что же это — я чувствую себя почти преступницей, оставляя ее одну! Уверена, что она намеренно сделала так, чтобы мы считали себя виноватыми. Совершенно уверена. Но, черт побери, ее тактика отлично срабатывает!

Внезапно Дженни почувствовала, что ругаться не стоило бы. Инстинкт настойчиво подсказывал: ругательства неуместны на устах женщины в шелковом платье цвета абрикоса, соответствующей шали и красивых туфельках. Впервые в жизни Дженни испытала желание извиниться за то, что выражается так, как привыкла выражаться всегда.

Отойдя от двери, Тай взял в обе ладони лицо Дженни и, не слушая ее сбивчивых извинений, поцеловал в губы медленно и с чувством.

— Сегодня вечером мы не станем говорить о Грасиеле или о кузенах Барранкас. Не стоит терзать себя из-за того, что мы ее оставили. Сегодняшняя ночь — наша. Она принадлежит только нам.

Сердце у Дженни забилось о косточки ее корсета.

— Куда мы все-таки идем? — спросила она почти беззвучно и скорее не из любопытства, а для того, чтобы что-нибудь сказать.

Поскольку она была вместе с Таем и он продолжал смотреть на нее с прежним затаенным огнем в глубине глаз, ей, по сути, было безразлично, где они ужинают.

Подумаешь! Кусок шелка, немного лент и кружева — и вот уже она истинная леди? Было бы разумно помнить, что она сдирала шкуры с бычьих туш, стирала чужое грязное белье, погоняла упряжку вонючих мулов. И никакой абрикосовый шелк этого не изменит.

— Идем со мной, — сказал Тай, беря ее за руку в перчатке.

На площадке Дженни повернула к лестнице, ведущей вниз, но Тай негромко рассмеялся и подтолкнул ее к той, что вела наверх.

— Сейчас увидишь, — сказал он, заметив вопрос в ее глазах.

Когда он остановился перед дверью комнаты на следующем этаже и вставил в замок ключ, Дженни расхохоталась.

— Ах ты, собак — еле выговорила она, вытирая кончиками пальцев в перчатках выступившие от смеха слезы. — И для этого мне понадобилось дорогое платье? И корсет?

Но комната, в которую ввел ее Тай, не была обычным гостиничным номером. Дженни ахнула и прижала руки к губам — до сих пор она ни разу не видела анфилады.

Они с Таем словно бы вошли в небольшой, но богатый дом. Через дверной проем Дженни увидела кровать с пологом на четырех столбиках, но пока что они стояли в прекрасно обставленной гостиной. Тай, взяв Дженни под руку, подвел ее к винтовой лестнице.

— Мы будем обедать al fresco. Ты понимаешь, что это значит?

— Не имею даже самого растреклятого представления.

— Это значит — на свежем воздухе.

Винтовая лестница привела их в садик на крыше, такой зеленый и красивый, что Дженни замерла от восторга. Растения в горшках — казалось, здесь их были сотни — создавали тропическое буйство теней и ярчайших красок; цветущие стебли обвивали трельяжи, цеплялись за каменное ограждение. Подойдя к ограде, Дженни глянула вниз на далекую улицу, чтобы напомнить себе, что находится не в настоящем саду.

Потом она окинула взглядом ошеломительную панораму города, окрашенного киноварью и золотом заката. За городом раскинулись пустынные пастбища, а еще дальше Дженни разглядела туманные очертания гор. Дженни никогда еще не поднималась настолько высоко, чтобы увидеть подобную панораму, и теперь от всей этой красоты у нее перехватило дыхание. Словно паря над городом на разноцветном облаке, она подумала, что не забудет этот вечер, даже если больше ничего необычного не произойдет.

Ничего и не произошло, пока она не обернулась поблагодарить Тая за то, что он показал ей город с высоты, и не увидела стол, накрытый полотняной скатертью, с горящими на нем свечами, красочной мексиканской посудой и сверкающими серебряными приборами.

— Я… ты… да это просто…

Тай смеялся, обрадованный произведенным впечатлением. Он кивнул кому-то, скрытому за трельяжем, и до Дженни тотчас донесся звон гитарных струн. Резким движением откинув шлейф платья, Дженни повернулась в шуршащем вихре шелка и увидела трех мексиканцев-музыкантов, расположившихся в отдалении от накрытого стола. Прикоснувшись в ее честь к широким полям сомбреро, музыканты поклонились и продолжали играть.

— Тай! — Дженни облизнула пересохшие от волнения губы. — Это поразительно! Чудесно! Когда ты успел… это же… — Ей не хватало слов.

Тай с улыбкой протянул ей согнутую руку, и Дженни с достоинством оперлась на нее и позволила Таю подвести себя к столу и усадить в кресло. Ласковые пальцы слегка коснулись ее обнаженных плеч, когда Тай снял с Дженни шаль и положил на банкетку рядом со своей шляпой, и Дженни вздрогнула от этого прикосновения.

Едва Тай уселся напротив нее, официант вынырнул откуда-то из переплетения ветвей и листьев и подал вино в хрустальных бокалах, отражающих множеством граней свет свечей.