- Лёшенька, ты пришел? – спустя несколько секунд молчания, повторила девушка, - а я тебя ждала… Пап, ты видишь… Лёша… А ты говорил, что он не придет…

- Ева, не нервничай. Тебе нельзя переживать сейчас, - попытался вмешаться Белов, тем самым не давая развить дочери мысль о том, что очевидно уже успел наговорить об Алексее, за эти дни, тем самым настраивая против него.

- Лёша, иди ко мне ближе. Не стой же там, - словно и не слыша слов отца, и словно не было того рокового разговора в автомобиле в день аварии, попросила Ева.

И Алексей действительно не мог понять, на самом деле она ничего не помнит, или просто ей удобнее делать видимость. Хотя, учитывая, что сказал Петр Степанович, как раз с памятью у неё не должно быть проблем.

- Ева, нам надо… поговорить, - тяжело вздохнув, не сдвигаясь с места, с ходу выдал Мартынов. Больше он не хотел тешить никого иллюзиями. Достаточно уже того, что было. Последствия оставались слишком живы в памяти… Непредотвратимые последствия.

- Что происходит? – нахмурившись, загнанно переспросила девушка, - почему вы все на меня так смотрите? Будто хотите что-то сказать мне, но боитесь. И о чем поговорить, Лёшенька? Ты меня пугаешь.

- Евочка, тише, - пытаясь подойти ближе, настаивал Константин Игоревич, - доченька не стоит переживать.

- Погоди, папа! – жестом остановив мужчину, прикрикнула Ева, и, переводя взгляд на мужа, выдала, - что опять решил прийти и просить о разводе? Опять, даже не смотря на эту чертову аварию? Так, будто тебе плевать на все?

- Ева… - подходя ближе, спокойно позвал Мартынов, начиная понимать, что ошибся в первом своем впечатлении. Ева все та же. Во всяком случае, кажется, именно сейчас начинается нечто наподобие истерики.

- Так вот Мартынов, - уже, невзирая на попытки доктора удержать её лежащей, приподнимаясь и пытаясь усесться на кровати поудобнее, да и просто не стесняясь того, что устраивает семейные разборки на глазах постороннего человека, уверенно выдала, - Ты не получишь развода! Слышишь?! А знаешь почему?

Громкий крик девушки, разрушающий насквозь тишину, повисшую в палате, и душераздирающее молчание, которое было ответом со стороны всех троих мужчин. Лёшка лишь краем глаза успел заметить, как обеспокоенно переглянулись Константин Игоревич с Петром Степановичем. А сам понял, что сейчас начнется… То, чего он больше всего боялся. И то, за что вряд ли сможет хоть когда-то себя простить… За такое простить невозможно…

- Ну что ты молчишь? – визгнула Ева, очевидно слегка озадаченная странной реакцией мужчин, а в частности собственного мужа, - нечего сказать, да?! – расценив молчание по-своему, - Так вот я тебе сейчас скажу, почему! Не из-за своего упрямства или вредности! И даже не потому, что люблю тебя! Я просто не допущу, чтобы мой ребенок жил без отца! Хоть и такого непутевого, как ты!

Выпалила, как на духу и замолчала, медленно переводя взгляд с Алексея на отца и обратно. Ожидая реакции. Удивлений и возмущений. Возможно возражений. Не радости, а хоть чего-то. Хоть каких-то слов в ответ. Но ничего из этого не последовало. Ни счастливых улыбок и поздравлений, ни тем более возражений. Вообще ничего. И это… озадачивало?

Лёша, на секунду устало прикрыв глаза, тихо подошел ближе к постели и осторожно, стараясь не зацепить и задеть, присел рядом, поворачивая измученный взгляд к жене.

- Что? – нервно сглотнув, не в состоянии дождаться спокойно какой-либо реакции на свои слова, поторопила девушка.

- Ева… - осторожно ухватив хрупкую ладошку жены и сжав в своей руке, вздохнул Мартынов.

- Лёша, - вторила ему девушка, недоверчиво рассматривая осунувшееся лицо мужа невидящими карими глазами, - почему ты молчишь? Тебя даже это не волнует, да? Тебе плевать и на нашего малыша тоже? Как и на меня? Ну же скажи это! Признайся, наконец! Лучше пускай он сразу знает, что папочка его не любит. Ну же!

- Ева, не плевать мне. Не плевать, - ощущая, как три пары глаз застыли прикованные к нему, в ожидании вердикта.

Сочувствующий доктора, испепеляющий тестя и недоверчивый жены. И он бы многое отдал сейчас, только оказаться в любом другом месте. Только бы не говорить того, что ему предстоит сказать. Но… слишком поздно давать задний ход. Он натворил дел, ему и расхлебывать. Он должен понести наказание за свою неосторожность…

- Ну что ты молчишь? – настаивала девушка.

- Ева… - с силой сжав ладошку жены, Алексей, наконец, выпалил, понимая, что тянуть дольше не имеет смысла – больше нет никакого ребенка.

- Что? – озадаченно сведя брови на переносице, Ева несколько секунд молчаливо всматривалась в лицо мужа, словно пытаясь найти там какой-то подвох. Что-то, что могло бы выдать в нем ложь. Сокрушающую и одновременно спасительную. Но видно оглушающая тишина в ответ, а быть может сочувствующие взгляды отца и врача сделали свое дело. И девушка, спешно вырывая ладонь из крепкого захвата, нервно замотала головой, повторяя снова и снова, - что ты такое говоришь? Ты врешь! Тебе хочется, чтобы его не было! Но он есть! Слышишь! Есть! Наш малыш!

- Ева, мне очень жаль, - пришел на помощь Мартынову Петр Степанович, - но, к сожалению, это так. Увы, травмы от аварии были мало совместимы с беременностью на любом сроке. Особенно когда плод только-только зарождался, и малейшие потрясения могли иметь роковые последствия. Мне на самом деле очень жаль. Но вы еще молоды. Небольшой курс восстановления и реабилитации и у вас еще будут дети. Нужно лишь немножко подождать.

- Что вы несете? – переводя безжизненный стеклянный взгляд на врача, перебила Ева, и тут же повернувшись к отцу, умоляюще протянула, - папа, скажи им. Почему тогда ты молчал все это время? Я ведь спрашивала…

Но снова молчание. Еще бы, разве мог всегда всемогущий Белов в этот раз признать свое бессилие? То, что в этом случае даже его влияние не могло спасти дочь от болезненной потери.

И тогда девушка, снова повернувшись к мужу, с надеждой протянула:

- Лёшенька, это ведь не правда! Так ведь? Скажи, что это не правда, пожалуйста.

- Ева, все будет хорошо, - с трудом представляя, что вообще можно сказать в таком случае, обреченно пробормотал мужчина.

- Какое к черту хорошо? – резко дернувшись, взвыла Ева, - ты вообще понимаешь, что все это из-за тебя? – с силой, что непонятно откуда взялась у совсем недавно прикованной к постели девушки, она стукнула Алексея кулачками в грудь, с расстановкой отмечая, - это ты! Ты! И только ты! Убил нашего ребенка!

Еще один удар, реагировать на который хоть каким-то образом, Мартынов не считал нужным. Еве необходимо сейчас как-то избавиться от своей боли и переживаний. И если Лёша может ей в этом помочь хоть таким образом, то он готов стерпеть сотни подобных ударов. Только бы малость заглушить разрывающее изнутри чувство вины и боль… Искупить неискупимое…

- И ты мне говоришь что-то о том, что все будет хорошо? – продолжала девушка, - ты либо идиот, либо так ничего и не понял!

- Евочка, доченька, успокойся. Тише, - подскочив, Константин Игоревич попытался унять наступающую истерику дочери, при этом бросая гневные взгляды на безжизненно сидящего, словно каменно изваяние, зятя.

- Отстань, папа! – отмахнувшись от Белова, Ева продолжала сокрушать своё раздражение на Алексея, - я тебя ненавижу, Лёшенька! Ты искалечил мою жизнь! Ты убил нашего ребенка! И ты продолжаешь сидеть здесь, как ни в чем не бывало, и рассказывать мне, как все будет хорошо! Да ты… ты… ненавижу!

- Ева успокойся! – новая попытка тестя вмешаться.

- Ева, сейчас я дам тебе укольчик и тебе обязательно станет легче, - засуетился врач, мотаясь по палате, и пытаясь в спешке набрать в шприц какие-то лекарства из баночки, стоящей на прикроватной тумбочке.

- Засуньте себе свой укольчик знаете куда? – зло сверкнув глазами в сторону Петра Степановича, раздраженно фыркнула Ева, и, хватая мужа за руку, прошипела, - я тебя ненавижу! Лучше бы ты погиб в этой аварии, а не наш ребенок!

Последняя фраза прозвучала сродни хлысту по сердцу, напоминания в который раз Алексею о его ошибке и, давая отчетливо понять, что так действительно было бы лучше для всех. Его смерть могла бы многое решить… Но, увы, какие-то высшие силы решили иначе. Осознанием этого заставило Мартынова опомниться и он, перехватив запястья Евы, дернул жену на себя, выкрикнув: