- Кирюш… - осторожно отстраняя любимую от себя, Лёшка, мысленно проклинал себя за это. Но поделать, увы, ничего не мог. Лучше сразу расставить все точки над «i».

- Что-то случилось? – вмиг переменившись в лице, уточнила Кира.

Проницательная. Даже слишком. Она всегда чувствовала малейшие перемены в настроении Алексея. И сегодняшний день не был исключением. Сегодня она, наоборот, казалось, еще острее, еще сильнее ощущала, что что-то идет не так. Просто пыталась скрыть свои волнения за ласковой улыбкой и беззаботными фразами. Но Лёшка слишком хорошо знал свою девочку, чтобы не понять этого.

Господи, почему в их ситуации так много слишком…?

- Кира, нам надо поговорить, - кивнув в сторону стула, приглашая присесть, прошептал мужчина.

- О чем? – послушно отходя назад, и усаживаясь на стул, неуверенно переспросила девушка, - что-то серьезное произошло?

- Да, произошло, - прикрыв лицо ладонями, Мартынов прошел вовнутрь палаты, садясь напротив Киры.

А она все так же послушно и главное, молчаливо всматривалась в его лицо, ожидая своего личного приговора. Наверное, в тот миг она чувствовала и подсознательно представляла, о чем пойдет разговор. Но не могла поверить. Не могла и ждала опровержения, но сегодня было все против них…

- Кира, мы не можем больше видеться, - со свистом втянув воздух, как на духу, выдал Алексей, - тебе не стоит больше сюда приходить. И вообще лучше забыть обо мне, как о страшном и неприятном сне. Так будет лучше всем. В первую очередь тебе.

С каждым сказанным словом, Лёша видел, как меняется лицо любимой девушки, искажаясь гримасой боли. Как она, стиснув зубы, молча, продолжает выслушивать его бред. Как в глазах застывают холодные льдинки слез, а потом медленно начинают скатываться вниз по щекам… А она все так же, мужественно и стойко, смотрит ему в глаза… С таким же доверием как и прежде… С надеждой. Закусывая губы и глотая соленые слезы…

Раньше Лёшка не мог даже представить каково это, а теперь… с ужасом понимал, что это действительно страшно. Видеть слезы любимого тебе человека и продолжать добивать словами, потому что по-другому поступить просто невозможно… И это не сравнится даже с теми недавними мольбами и истериками Евы. Это другое. Совсем другое. Что-то более сильное и важное. Это горечь настоящей любви…

- Кто сказал, что так будет лучше? – сквозь слезы, выдохнула Кира, гордо вздернув подбородок, - ты? Ева? Или отец Евы?

Боже, как она умудряется так тонко все подмечать? Почему…?

- Кира, поверь, это совсем не важно…

- А что важно? – стиснув руки в кулачки, и зажмурившись, протараторила, - почему ты говоришь мне об этом только сейчас? Почему ты меня прогоняешь? Я так тебе противна? Или быть может, я тебе просто надоела? Ты скажи, не стесняйся. Я все пойму.

В этом Алексей не сомневался. Кира в состоянии будет не просто понять, но и уйти с достоинством, не устраивая разборок и истерик. В этом было их основное отличие с Евой. Кира готова была переступить через свою гордость, только бы любимому человеку было хорошо. Ева же это делала исключительно ради себя и собственного комфорта…

- Кира дело не во мне. Ты же сама прекрасно знаешь, как нужна мне…

- Значит Ева, - глядя одновременно и на Мартынова и в то же время куда-то сквозь него, отстраненно пробормотала Кира.

- Я не могу сейчас её оставить, - не став отрицать очевидного, признался мужчина.

- Ты её любишь? – вопрос, прозвучавший подобно утверждению. И, наверное, Лёшке стоило бы ответить «да». Так было бы во многом проще. Для всех. Но он не мог соврать. Не Кире…

- Нет.

Равнодушный кивок, и одно слово, которое вселило больше надежды, чем, если бы сейчас он здесь встал на колени и поклялся именно Кире в вечной любви и верности.

- Тогда почему? – позволяя слезинкам неустанно катится вниз, допрашивалась девушка.

- Она слишком сильно пострадала в аварии. До сегодняшнего дня я даже не представлял настолько серьезно. Я вообще ничего не знал.

- А что же такого, позволь поинтересоваться, ты узнал сегодня, что это заставило тебя так кардинально пересмотреть свои взгляды?

- Её лицо сильно пострадало. Она изуродована, и для излечения и возвращения нормальной внешности нужно время. Возможно, много времени, - стараясь не смотреть на Киру, отстраненно пояснил мужчина. И на мгновение замолчав, словно решаясь, стоит ли говорить основную причину, все-таки добавил, - а еще… она потеряла ребенка.

- Твоего, - после недолгой паузы, веско заметила Слепцова.

- Моего, - согласно кивнул Лёша. И это прозвучало так… Господи, стоит лишь догадываться, какие выводы Кира могла сделать после этого. Но имеет ли право он оправдываться? Нужно ли это вообще? И если да, то зачем?

- Вот значит, настолько у вас с Евой были плохие отношения, - язвительно отметила девушка, - честно, я ожидала всякого, но чтобы так…

- Это совсем не так, как ты думаешь, - все-таки осмелившись заглянуть в эти стеклянные от слез и боли янтарные глаза, Алексей не мог смолчать.

- Ну да, конечно. Детей находят в капусте. А туда их бросает пролетающий мимо с теплых стран аист, - грустно усмехнувшись, безразлично пожала плечами Кира.

- Кирюш… - пытаясь ухватить руку девушки в свою, перебил Лёшка.

- Лёш, не нужно оправдываться, - пряча руки за спину, отмахнулась Кира, - твоя жизнь. Твоя жена. Ты имеешь на это полнейшее право. Ты вообще имеешь право на все, что угодно. В отличие от меня, - с этими словами девушка поднялась, намереваясь уйти.

- Кира, ты не права.

- Конечно, я не права, - поспешно стирая слезы с лица, девушка направилась к двери, - я всегда была не права. В особенности, когда поверила, что можно заставить любить себя, и быть счастливой вместе с ЧУЖИМ, женатым мужчиной.

Слова, ранящие сердце, сродни хлысту. И слова, оставить которые без ответа Алексей попросту не мог.

- Кирюш, - хватая любимую за запястье, позвал Мартынов, - ребенку было чуть больше трех месяцев. Чуть больше, чем прошло с того момента, когда в моей жизни появилась ты. Почему ты не хочешь мне поверить?

- Я верю, - обернувшись, искренне согласилась Кира. Пробежавшись по Алексею растерянным взглядом, повторила, - верю.

- Боже, Кира, ты должна понять, что сейчас по-другому просто нельзя…

Лёшка на тот момент так и не понял, кого убеждал в этом больше. Киру или все-таки самого себя? И хоть он уже точно знал, что именно так правильно, смирится, по-прежнему не мог. Как ни старался…

- Я понимаю.

Прикусив губу, девушка медленно приподняла свободную руку и провела тыльной стороной ладони по щеке мужчины. Легко, трепетно, нежно… А затем… резко отдернувшись и вырвав другую руку из крепкого захвата любимого, выдохнула:

- Но ты прав. Сейчас мне действительно лучше уйти. Быть может как-нибудь потом… Но не сейчас…

Кажется, она и сама не понимала, что хочет этим сказать. И еще, кажется, она с трудом сдерживала новые и новые рыдания. И, наверное, именно потому резко отвернулась, и, не давая возможности Алексею опомниться, выскочила в коридор, громко хлопая дверью.

Ушла. Как он и хотел. Точнее не хотел… Просто так должно было быть лучше для всех. И это убеждение, которое Лёша лелеял в душе, не позволило ему броситься вслед за Кирой. Лучше пускай она сейчас поплачет, пострадает, но зато потом станет легче. Обязательно должно стать. Лучше сразу разорвать все нити, связующие их. А время…. Время оно лечит… Так правильно.

Но тогда почему стойкое ощущение какой-то недосказанности все сильнее окутывало сознание? Почему уверенность, что так просто и так печально для них с Кирой не может все закончится, отчетливее давала о себе знать…? Почему чувства, разрывающие душу, все так же продолжали сопротивляться любым доводам здравого смысла…?

Вдох-выдох… все ведь не так плохо, правда? К тому же, наверное, хватит прятаться и сбегать от ответственности. Все-таки это вечно не может продолжать, как ни крути…