— Вы помните, как меня зовут? — Я ответила не сразу, но его улыбка оставалась прежней. — Я доктор Уэстон и всего лишь хочу задать вам несколько вопросов.

Он задал мне те же самые вопросы, что и все остальные. Помню ли я свое имя? Знаю ли я, как попала на ту дорогу и что делала до того, как помощник шерифа нашел меня? Ответ на все его вопросы был один и тот же: нет.

Но когда доктор перешел к другим вопросам, на них у меня появились ответы.

— Вы когда-нибудь читали книгу «Убить пересмешника»?[1]

Мои пересохшие губы треснули, когда я улыбнулась. Все проще простого!

— Конечно, это книга о расовой несправедливости и о разных проявлениях мужества.

Доктор Уэстон одобрительно кивнул.

— Отлично. А вы знаете, какой сейчас год?

Мои брови изогнулись и приподнялись.

— Сейчас две тысячи четырнадцатый.

— А какой сейчас месяц, вы знаете?

Я замолчала, и улыбка сползла с его лица.

— Сейчас март. — Я облизала языком сухие губы и почувствовала, что начинаю нервничать. — Но не знаю, какое сегодня число и какой день.

— Сегодня двенадцатое марта, среда. А какой последний день вы помните?

Я заерзала на краешке кровати и ответила, но мой ответ прозвучал полувопросительно:

— Вторник?

Губы доктора Уэстона снова изогнулись в улыбке.

— Вы пропали гораздо раньше. Когда вас доставили сюда, ваш организм был сильно обезвожен. Давайте попробуем еще раз?

Я могла бы попробовать, но какой от этого прок?

— Не знаю, — ответила я.

Он задал мне еще несколько вопросов, но тут санитарка принесла еду, и я почувствовала, что ненавижу картофельное пюре. Таща за собой, как багажную тележку, штатив с капельницей, я стала пристально всматриваться в незнакомое лицо в зеркале ванной комнаты.

Этого лица я никогда прежде не видела.

Но это было мое лицо. Я наклонилась вперед, рассматривая свое отражение. Длинные, все в колтунах, медного цвета волосы. Слегка заостренный подбородок. Высокие скулы. А цвет глаз располагался в цветовом спектре где-то между коричневым и зеленым. Нос был маленьким — это открытие меня обрадовало, и я предположила, что могла бы сойти за хорошенькую, не будь этого пурпурного кровоподтека, протянувшегося через весь лоб и почти полностью закрывавшего мой правый глаз. Кожа на подбородке была содрана, и на этом месте красовалось огромное малиновое пятно.

Я попятилась от раковины, волоча за собой в свою крохотную палату надоевший штатив с капельницей. Из коридора послышались голоса, и я задержалась у двери.

— Вы хотите сказать, что она вообще ничего не помнит? — спросил высокий женский голос.

— У нее сложное сотрясение мозга, которое повлияло на ее память, — терпеливо и спокойно объяснял доктор Уэстон. — Потеря памяти, как я полагаю, является временной, но…

— Что «но», доктор? — прозвучал мужской голос.

Теперь разговор зазвучал словно из телевизора за закрытой дверью: звук его вы слышите, а изображения не видите.

«Мне действительно жаль, что вы тратите так много времени на эту девочку. От нее можно ждать только неприятностей, и мне не нравится, что вы уделяете ей столько внимания».

Это был его голос — голос человека за дверью, однако я не могла вспомнить, кто это, и никаких связанных с этим голосом ассоциаций.

— Потеря памяти может быть постоянной. Такие случаи трудно предсказать. В данный момент мы просто не знаем. — Доктор Уэстон откашлялся. — Хорошая новость — это то, что остальные ее травмы являются поверхностными. И, как показало дополнительное обследование, насилию она не подвергалась.

— О боже! — вскричала женщина. — Насилию? Подобно…

— Джоанна, доктор же сказал, что в этом плане с ней все в порядке. Ты должна успокоиться.

— Как я могу быть спокойна, Стивен, — оборвала она мужчину. — Ее искали четыре дня.

— Парни из нашего округа нашли ее рядом с государственным лесным заповедником «Майко», — сообщил доктор Уэстон и, немного помолчав, спросил: — Вы не знаете, почему она там оказалась?

— У нас там летний дом, но с сентября он закрыт. И мы это проверили. Верно, Стивен?

— Но сейчас с ней все в порядке, верно? — не отступался тот самый мужской голос. — Проблема только с ее памятью?

— Да, но это не просто случай амнезии, — ответил доктор.

Я попятилась от двери и залезла на кровать. Мое сердце снова гулко стучало. Кто эти люди и почему они здесь? Я натянула одеяло на плечи и принялась анализировать обрывки фраз и отдельные слова из сказанного доктором. Что-то о травмах, причиненных серьезным шоком, в сочетании с обезвоживанием организма и сотрясением мозга, — с медицинской точки зрения это настоящая буря, по причине которой мой мозг утратил связь с идентификацией моей личности. Слишком все это сложно.

— Я не понимаю, — донесся до меня голос женщины.

— Ну вот представьте: вы написали что-то на своем компьютере, сохранили этот файл, но не запомнили, где именно, — объяснял доктор. — Этот файл все еще в компьютере, и вам просто надо его найти. Девочка не утратила свои личные воспоминания. Они у нее в голове, но она не может добраться до них. И может вообще никогда их не найти.

Встревоженная, я откинулась на подушку. Куда же я поместила этот файл?

Вдруг дверь распахнулась, и я испугалась при виде женщины — этой силы, с которой нельзя не считаться, — ворвавшейся в мою палату. Ее волосы глубокого красновато-коричневого цвета были собраны в элегантный узел; такая прическа полностью открывала ее худое, но красивое лицо.

Сделав несколько шагов, она остановилась и уставилась на меня пронзительным взглядом.

— О, Саманта…

Я вздрогнула. Саманта? Это имя ничего мне не говорило. Я повернулась к доктору. Он ободряюще кивнул. Са-ман-та… Нет, по-прежнему никаких ассоциаций…

Женщина подошла ближе. Ее льняные брюки и белая блузка были идеально выглажены. Золотые браслеты звенели на тонких запястьях; она протянула руки, собираясь обнять меня. От нее пахло фрезией.

— Детка моя, — сказала она, гладя мои волосы и смотря мне в глаза. — Господи, как я счастлива, что с тобой все в порядке.

Я отстранилась от нее, вытянув руки по швам.

Повернув голову, женщина оглянулась. Этот незнакомый мужчина, который тоже находился в палате, был бледен и выглядел потрясенным. Его темные волосы были спутаны, а приятное лицо покрывала густая щетина. В отличие от женщины, он едва сдерживал свое отчаяние. Я смотрела на него, пока он не отвернулся, потирая дрожащей рукой щеку.

Доктор Уэстон подошел к кровати.

— Это Джоанна Франко, твоя мать. А это Стивен Франко, твой отец.

Какая-то неведомая тяжесть сдавила мне грудь.

— Так… меня зовут Саманта?

— Ну да, — ответила женщина. — Саманта Джо Франко.

Выходит, мое второе имя Джо? Серьезно? Мой взгляд метался между этими людьми. Я сделала глубокий вдох, но на выдох сил у меня уже не было.

Джоанна — моя мама, прикрыв рукой рот, смотрела на этого растрепанного мужчину, который, вероятно, был моим отцом. Потом ее взгляд остановился на мне.

— Ты действительно не узнаешь нас?

Я покачала головой.

— Нет. Я… Мне очень жаль.

В растерянности Джоанна попятилась от кровати, вопросительно глядя на доктора Уэстона.

— Как же она может не узнавать нас?

— Миссис Франко, не надо так спешить. — Повернувшись ко мне, он кивнул: — Ты держишься молодцом.

Но мне так не показалось.

Он снова повернулся к ним — моим родителям.

— Мы хотим еще день подержать ее в больнице под наблюдением. Все, что ей необходимо сейчас, так это хороший отдых и полный покой.

Я снова взглянула на мужчину. Он тоже смотрел на меня и выглядел при этом ошеломленным. Папа. Отец. И в то же время совершенно чужой мне человек.

— Вы действительно думаете, что она может утратить память навсегда? — спросил он, с силой потирая подбородок.

— Пока еще слишком рано делать какие-либо прогнозы, — ответил доктор Уэстон. — Но она молода и к тому же здорова, так что шансы у нее большие. — Он направился к выходу из палаты, но дойдя до двери, остановился. — Помните, ей нужен отдых и никаких волнений.