Подтянув колени к груди, я пыталась, насколько возможно, прийти в себя. Полиция все еще не пускала меня к маме. Карсон, которого долго осматривали врачи и полицейские, исчез. Его отправили в больницу? Как он?

Из массы мелькавших вокруг людей вдруг выделилась знакомая фигура и направилась ко мне: я подняла глаза и, к своему удивлению, поняла, что он все еще здесь. Если не считать перевязанного плеча, Карсон выглядел неплохо.

— Просто царапина, — сказал он, опустился рядом со мной и обнял здоровой рукой. К своему изумлению и радости, я отметила, что отец не повредил бросковую руку Карсона, а значит, не лишил его будущего. — Я должен ехать в больницу, но до этого мне необходимо было увидеть тебя. И убедиться окончательно…

Я приникла к его губам долгим поцелуем.

— Спасибо.

Он мягко коснулся губами моего виска, прошептав что-то на ухо, — что именно, я не расслышала. Неожиданно голоса сделались громче, и в центре этого хаоса возник Скотт. Лицо его было бледным от шока, который он испытал, пробираясь через полицейское оцепление к тому месту, где допрашивали нашу маму.

Вся задрожав, я приникла к Карсону, уткнувшись лицом в его грудь. Что я могла рассказать Скотту? Как нам всем пережить случившееся? Что сотворил отец и как он намеревался поступить со мной и Карсоном? Уже сейчас от этих дум у меня раскалывалась голова.

По правде сказать, сейчас меня даже не интересовало, спасут отцу жизнь или нет.

Гладившая мою спину рука Карсона действовала на меня успокаивающе, хотя я чувствовала его и свою дрожь. Слезы все еще текли по моим щекам, но шок постепенно отпускал меня, сменяясь чувством облегчения. Правда в конце концов пробилась наружу, и это, возможно, принесет в семью Касси хоть какое-то умиротворение.

И обязательно настанет день, когда умиротворение почувствую и я.

Карсон убрал с моего лица несколько прядей волос и поцеловал в щеку.

— Все в порядке. Все будет хорошо.

Так оно и будет. Со временем.

Я твердо знала, что одна черта в моем характере оставалась неизменной как до смерти Касси, так и сейчас: нетерпение.

Переступая с ноги на ногу, я следила за таймером микроволновой печи, словно хищная птица за добычей. Даже когда содержимое пакета почти полезло наружу, мне казалось, что все происходит недостаточно быстро.

Я всегда испытывала отвращение ко всякого рода предварительным просмотрам, даже к кинотрейлерам.

Когда я увидела, что зерна полопались и приняли должный вид, я вынула пакет из микроволновки и высыпала попкорн в заранее приготовленную большую чашу. Прижимая к груди только что приготовленную вкуснятину, я резко обернулась. Пряди, выбившиеся из растрепавшегося хвоста, упали мне на лицо.

С бутылкой воды в руках у барной стойки сидела мама. С той самой ночи она ни разу не прикоснулась к алкоголю. Но даже если бы она продолжила выпивать, я бы не смогла винить ее за это. Но она изменилась. Газеты и телевидение будто с цепи сорвались, смакуя это уникальное в своем роде событие, и у мамы не было никакой возможности повлиять на мнение своих подруг. Но я думаю, что по большому счету ее это и не беспокоило.

Мама неуверенно улыбнулась. Черные круги у нее под глазами, которые не сходили несколько недель, прошедших с ареста отца, теперь поблекли. Он выжил после ранения и был признан виновным в непредумышленном убийстве: а кроме этого, когда он предстанет перед судом, ему предъявят еще целый список обвинений. Честно говоря, я не знала, что именно чувствую по отношению к отцу, и не думаю, что когда-нибудь определюсь в этом вопросе.

— Будете смотреть кино? — спросила мама.

Я утвердительно кивнула.

— Да, сейчас должно начаться.

Она отступила на шаг в сторону.

— В таком случае, я тебя не задерживаю.

Прошел месяц с того времени, как я вспомнила все: месяц с того дня, когда мама стреляла в отца, не дав ему навсегда скрыть правду. Все мы очень многое пережили. Этот месяц вернул мне много воспоминаний, но когда в них обнаруживались все же белые пятна, я разочаровывалась в себе и страшно на себя злилась.

Злилась и тогда, когда не могла заставить себя не думать о Касси, о ее смерти и жутких подробностях той ночи. Она хотела лишь одного: иметь то, что было у меня, — настоящего отца. Я сожалела о том, что не могу повернуть время вспять и очутиться в прошлом, зная то, что мне известно сейчас. Тогда я смогла бы помочь ей…

Завтра Касси должно было исполниться восемнадцать лет. Я решила побывать на ее могиле… вместе с ее матерью. Странное желание, особенно после той пощечины, но известные события в нашем доме многое изменили. Я вспомнила о музыкальной шкатулке.

Вместе со Скоттом я пришла в дом Касси, и ее мать неохотно, но впустила нас. Как я и предполагала, Касси прятала все важное в секретном отделении шкатулки. Именно поэтому она никогда не позволяла мне до нее дотрагиваться.

Там хранилось ее свидетельство о рождении.

Ее мать понятия не имела о том, как эта бумага попала к Касси, но когда в графе «отец» я увидела имя моего отца, я поняла, что это и положило начало всему. Думаю, что папа не знал о том, что его имя значится в этом документе.

Осмыслить то, кем Касси в действительности приходилась мне, Скотту и всей нашей семье, оказалось намного труднее, чем я предполагала. Существовало множество разных «а что, если», например, а что, если Касси сказала бы мне об этом раньше: а что, если отец сказал бы правду и стал относиться к ней как дочери. Очень многое сложилось бы совершенно иначе.

Я уже прекратила принимать свои лекарства, но все еще встречалась раз в неделю с доктором О’Коннеллом. Я больше не писала себе записок, но часто просыпалась по ночам от собственного пронзительного крика вся в холодном поту. Это пройдет еще очень не скоро, но в такие ночи рядом со мной был Скотт и, конечно же, мама.

Отставив чашу с попкорном, я подошла к маме и обняла ее.

— Я люблю тебя.

Когда она заключила меня в свои объятия, тело ее напряглось. Мы застыли в неловких позах, но было ли это важно. До того, как все произошло, наши отношения были не самыми теплыми, но сейчас, мне казалось, они стали настоящими.

— Я тоже люблю тебя. — Она отвела с моего лба выбившиеся пряди волос. — Ну все. Иди развлекайся.

Улыбнувшись, я разжала объятия и взяла чашу. Мама проводила меня взглядом, но никак не прокомментировала мои широченные спортивные брюки и далеко не новую рубашку. Это было прекрасно — маме становилось лучше.

Поспешно пройдя через комнаты, я повернула направо. Вниз по лестнице я спускалась через две ступени. Смех и негромкие голоса становились слышнее. Кто-то остановил фильм, дожидаясь меня. Чутье подсказывало мне, кто это сделал.

Не в силах сдержать улыбку, я обошла раздвижной диван, переступив через пару вытянутых длинных ног в джинсах, и шлепнулась рядом.

Скотт, протянув руку, схватил чашу с попкорном и поставил возле себя.

— Спасибо, — обрадовался он. — Ты лучшая.

— Не считая присутствующих, — захихикала Джулия, зачерпнув из чаши полную пригоршню.

— Ну это само собой. — Скотт бросил в нее несколько зерен.

Глядя, как они поглощают отлично приготовленный попкорн, я откинулась на диванную подушку и, вдохнув, почувствовала аромат, от которого мое сердце начинало биться быстрее, — цитрусовые и мыло.

Рука, лежавшая на спинке дивана позади меня, скользнула на мои плечи. Прижимая меня к себе, Карсон прикоснулся теплыми губами к моей шее и прошептал:

— Я скучал по тебе.

От радости сердцу стало тесно в груди: я приподняла голову, и мои глаза встретились с его невозможно голубыми глазами.

— Меня не было всего пять минут.

— Разве? — усомнился Карсон, наклоняя голову. — Мне показалось, намного больше.

— Как мило, — пробурчал Скотт.

— Замолчи, — Джулия шлепнула его по плечу. — Ты можешь упражняться в остроумии, когда никого нет рядом. А у него хватило смелости сказать это при нас.