Это был мой первый подобный опыт — который я помнила — с Карсоном, и я была уверена в том, что так и должно быть.

Мои пальцы нашли его нижнюю губу, и его зубы коснулись моей кожи. Это действие таило в себе какую-то странную интимность, грубую и чувственную. Мои губы приоткрылись, я ждала своего второго первого поцелуя…

Карсон схватил мою руку, мягко отвел ее назад.

Нет, я ожидала от него совсем не этого. Ну что это, в самом деле? Я открыла глаза, не понимая, что произошло.

— Почему?

— Почему? Почему? Это сейчас твой любимый вопрос, верно? — В тоне Карсона слышалась ирония, а вовсе не раздраженное разочарование. — И ты все тот же сорванец, что и раньше.

Когда Скотт сказал мне об этом прежде, я практически не отреагировала, но из уст Карсона это прозвучало весело и даже мило. Я улыбнулась.

— Хочу, чтобы ты меня поцеловал.

Его глаза вспыхнули, а я уже знала, что делать дальше. Позволив одеялу скользнуть чуть ниже, я подалась вперед и прижалась своей грудью к его груди. Мы обнялись, мое тело стало горячим, но я чувствовала этот жар совершенно иначе, чем прежде.

Внезапно его глаза стали бездонными, зубы сжались.

— Сэм…

— Карсон?

Он быстро закрыл глаза, а через мгновение оказался на мне. Все произошло так стремительно, что воздух с хрипом вырвался из моих легких. Он смотрел на меня сверху вниз, его глаза отливали всеми возможными оттенками голубого.

— Ты не должна просить меня об этом.

Он был так близко, что я совершенно перестала соображать.

— Я знаю.

Он откинул прядь волос с моего лба. Погладив щеку, его пальцы спустились к подбородку. Я не могла оторвать взгляд от его губ: мне так хотелось попробовать их вкус. Я сделала резкий вдох, и моя грудь снова прижалась к его груди. Целый каскад ощущений вихрем пронесся во мне, и я вновь убедилась, что делаю все правильно.

Карсон опустил голову, и мое сердце застучало с перерывами. Он прижался губами к моему лбу, затем к виску, прошелся по щеке, а потом поцеловал, но как-то дьявольски целомудренно в уголок рта. Его губы находились в миллиметре от моих, когда он вдруг проговорил:

— Я не могу целовать тебя, Сэм, ты не моя…

С таким же эффектом мне на голову мог бы обрушиться топор.

Придя в себя, я ощутила жгучую обиду и приготовилась возражать. Карсон, должно быть, почувствовал это — он чуть слышно засмеялся и стал ласкать мою щеку. Его слова вошли в противоречие с делом. Одеяло, разделявшее нас, я, повернувшись, сбросила с себя. Его глаза закрылись: ладонь, лежавшая рядом с моей головой, уперлась в матрас, челюсти сжались. Я снова пошевелила бедрами и глубоко вдохнула, стараясь успокоить бившую меня неуемную дрожь.

Карсон снова прильнул своим лбом к моему.

— Сэм, я решил быть хорошим мальчиком, а ты создаешь для меня непреодолимые трудности.

Я провела кончиками пальцев по его щеке, и его ресницы затрепетали.

— А что, если я не хочу, чтобы ты был хорошим мальчиком?

— Я хочу быть хорошим мальчиком с тобой, — Карсон замолчал, переводя дыхание. — Ты заслужила это.

Ой!

— Я не перевариваю Дела, — продолжал он, глядя мне в глаза. — Он трахальщик, а ты всегда заслуживала лучшего парня, чем он, но не такого, как я. Поэтому я и борюсь с искушением.

— Но ведь я не его…

Брови Карсона удивленно выгнулись. Он нащупал серебряную цепочку на моей шее. Я задержала дыхание, когда он взял сердечко от «Тиффани» и, показав мне, произнес:

— А вот это говорит об обратном.

Весна приветствовала нас коротким дождиком, пролившимся в день похорон Касси, но потом, примерно за час до погребения, черные тучи разошлись и засветило солнце, заливая своими лучами большой зал прощаний. Занятия в школе официально не отменяли, но казалось, будто все ученики собрались здесь и медленно шли по дорожке, отделявшей старую часть кладбища от новой. Все были в черном.

Служба… Примерно этого я и ожидала, но реальность оказалась намного хуже. Очень много слез, пролитых даже теми, к кому Касси, по-моему, никогда не испытывала ни малейшего расположения. Несколько раз я с трудом подавляла нестерпимое желание встать и поскорее убежать прочь. Дышать было трудно. Да и просто подумать о чем-то другом тоже было тяжело из-за траурных речей и музыки. Но я не осмелилась сделать ни малейшего движения — Дел крепко обнимал меня, а родители, стоявшие позади, следили за мной, как коршуны.

Уже, наверное, в сотый раз я зажмуривала глаза и делала долгие глубокие вдохи. Скорбь по девушке, которую я не могла вспомнить, теснила мне грудь, и, казалось, я никогда от нее не освобожусь. Да и самой мне никогда не стать свободной.

Я смотрела на обнимающую меня руку Дела и чувствовала себя виноватой. Виноватой не за то, что не могла выдавить из себя слезу, а за то, что рядом со мной был этот парень, а несколько дней назад я просила другого поцеловать меня. Все в моей жизни перемешалось, но поскольку мои глаза были устремлены на гроб из полированного красного дерева, я понимала, что моя жизнь — какой бы никчемной она ни была — лучше, чем смерть.

Гроб украшали тюльпаны, а в венке из гипсофил был установлен портрет. Я не поднималась к гробу, но со своего места могла хорошо рассмотреть фотографию.

На ней были мы.

Мы сидим за одной партой и отталкиваем друг друга, стараясь попасть в кадр. Я впервые видела этот снимок, мы выглядели на нем более юными, улыбались искренне и выглядели почти как сестры.

— Это снимал я. — прошептал Дел мне на ухо, заставив меня смотреть на фото.

Кивнув ему, я высвободилась из его объятий. Глазами поискала в толпе мать Касси. Я узнала ее по фотографии в рамке, которую она, рыдая, на протяжении всей службы прижимала к груди. При взгляде на нее мое сердце буквально разрывалось.

Даже в горе Кейт Винчестер выглядела красивой. Молодой. Ее светло-каштановые волосы были коротко подстрижены и уложены в аккуратную прическу, подчеркивающую высокие скулы и грациозную шею. Глядя на нее, я видела знакомые черты, которые перешли к Касси, — губы и стройную фигуру.

Когда в службе наступила пауза, я ощутила на себе чей-то пристальный взгляд. Повернувшись на скамье, я посмотрела назад. Мои глаза встретились с черными глазами детектива Рамиреза.

— Саманта, — свистящим шепотом произнесла моя мать; я взглянула на нее — она выглядела измученной. — Повернись и сядь правильно.

Скотт закатил глаза.

Закусив губу, я повиновалась. Дел опустил свою тяжелую руку мне на колено и сжал его так сильно, что я чуть не подпрыгнула. Вероника бросила на меня взгляд поверх своих солнцезащитных очков, но сразу отвела глаза. Ее пухлые губы слегка вытянулись, и она, изобразив на лице скуку, отвернулась.

С глубоким вздохом я склонила голову в молитве. Знакомые слова эхом отражались от стен церкви. Рука Дела ползла вверх по моему бедру, но я никак не реагировала. Не только потому, что это было совершенно неуместно здесь, но и из-за того, что я приняла решение, и нам предстоял серьезный разговор.

Вдруг мой взор внезапно затуманился, а все вокруг стало серым. Церковь, гроб, рука Дела — все куда-то обрушилось, остались только мы с Касси.

Она плюхнулась на кровать — на свою кровать.

— Кончай ныть. Тебе повезло, что у тебя есть отец, который хочет присутствовать в твоей жизни.

Я закатила глаза; сидя на краю кровати, я внимательно рассматривала пальцы ног. У меня в руке был флакончик с красным лаком. Все окружающие нас предметы оставались словно в тумане.

— Возьми его себе, — бросила я, полуобернувшись.

— В самом деле? — Она перекатилась на другой бок, разглаживая свои длинные волосы, рассыпавшиеся по тонким плечам. — Я могу им воспользоваться? А заодно поносить твой клевый свитер. Ой, а если мы договорились, я, пожалуй, и Делом попользуюсь?

Раздражение вспыхнуло во мне и сорняком расползлось по всему телу.