— Прошу прощения, сэр, но при посадке на корабль оружие полагается сдавать эконому. Будьте любезны, отдайте револьвер. Вы получите его, как только…

Краснолицый раздраженно отмахнулся посохом и, скомандовав: «Мальчики, за мной!» попытался пройти мимо меня.

— Извините, сэр, но я не пропущу вас на борт, пока…

— Я имею право носить оружие! Какого черта…

— Сэр, согласно международным правилам пассажиры с оружием на борт воздушных кораблей не допускаются. Отдайте мне револьвер под расписку, а по прибытии в… — я глянул на билет, — …по прибытии в Сидней вы получите его обратно, мистер Эган.

— Капитан Эган! — рявкнул он. — Командир отряда берейторов!

— Капитан Эган. В противном случае вам придется остаться.

— На американский корабль меня пустили бы без всяких придирок. Погодите, я позову капитана…

— Капитан американского корабля тоже подчиняется международным правилам, сэр, — перебил я, выразительно глядя на часы. — Повторяю, мы будем вынуждены улететь без вас.

— Сопливый выскочка! — Красный цвет на физиономии предводителя скаутов превратился в пунцовый; в голосе звучала не только ярость, но и угроза. Впрочем, Эган тут же сник. Он расстегнул ремень, снял кобуру и, помедлив, протянул мне. Я достал пистолет.

— Воздушный, — проворчал Эган, — не очень мощный.

— Правила есть правила, сэр. У кого-нибудь из ваших… подчиненных есть оружие?

— Конечно, нет! Это моя привилегия! Я же был берейтором. Настоящим берейтором. Ушел в отставку одним из последних… За мной шагом марш! — скомандовал он, указывая посохом вперед, и затопал к лифту во главе своего отряда. Скауты все как один обожгли меня взглядом — им явно не нравилось, когда унижали их командира.

В кабине лифта оставалось свободное место, но я предпочел подняться по лестнице, так как сомневался, что сумею удержаться от смеха.

На корабле я отдал пистолет эконому, а расписку с первым же встреченным стюардом отослал капитану Эгану. Потом я поднялся на мостик. С минуты на минуту корабль должен был отчалить, и я не хотел пропустить это зрелище.

Один за другим падали швартовочные тросы. Я чувствовал подрагивание палубы — казалось, кораблю не терпится в небо. Тихо загудели моторы, в зеркалах заднего обзора медленно завертелись пропеллеры. Капитан посмотрел вперед, затем вниз, затем повернул зеркала. Удостоверясь, что за кормой тоже все в порядке, он отдал несколько приказаний, и матросы втянули в корпус трап, соединявший корабль и мачту. Теперь только канаты удерживали «Лох-Итайв».

— Мачтовый, жду разрешения на взлет, — произнес капитан Хардинг в телефон.

— Взлет разрешаю, сэр, — отозвался мачтовый диспетчер.

— Отдать концы!

«Лох-Итайв» вздрогнул и стал разворачиваться. Его нос по-прежнему гнездился в конусе мачты.

Все двигатели средний назад! — скомандовал капитан. — Рулевой—один, два градуса лево руля!

— Есть два градуса лево руля, сэр.

— Рулевой—два, пятьсот футов вверх.

— Есть пятьсот футов вверх, сэр. — Второй рулевой повернул огромный штурвал. Вокруг нас гудели и щелкали внушительных размеров приборы; в их показаниях запутался бы любой морской волк былых времен.

Просторный аэропарк таял внизу. Мы шли по кривой к мерцающей бухте Сан-Франциско, вдоль которой стояли на якоре крошечные суда. Как всегда, красавец «Лох-Итайв» безукоризненно слушался рулей.

И вот мы над океаном.

— Рулевой—один, пять градусов лево руля, — приказал капитан, склоняясь над консолью компьютера.

— Есть пять градусов лево руля, сэр.

В иллюминаторах правого борта показались небоскребы Сан-Франциско, раскрашенные во все мыслимые цвета.

— Рулевой—два, подъем на две тысячи футов.

— Есть две тысячи футов вверх, сэр.

Мы прорывались сквозь тонкую пелену облаков. Погружались в безбрежное море голубизны.

— Всем дизелям — полный вперед!

Моторы взревели. «Лох-Итайв» летел к Южной Америке с постоянной скоростью сто двадцать миль в час, неся на борту триста восемьдесят пять пассажиров и сорок восемь тонн груза с легкостью орла, несущего в когтях мышь.

К вечеру об инциденте со скаутмастером знал весь экипаж. Офицеры спрашивали меня, как я намерен обуздать Ковбоя Робби — так кто-то из них окрестил Эгана. Я обещал держаться от него подальше, если только не выяснится, что он — диверсант. Однако, Эган явно не разделял моего миролюбия,

Вторая стычка между нами произошла в тот вечер, когда я совершал инспекционный обход корабля. Такие обходы, как правило, очень скучны и отнимают много времени.

В рекламных проспектах компании интерьер гондолы назван шикарным, и это соответствует истине. Особенно роскошна обстановка палубы первого класса. Пластиковая облицовка стен неотличима от мрамора, дуба, красного дерева, тика, стали, меди и золота. На огромных иллюминаторах вдоль всей гондолы — бархатные гардины и шелковые маркизы, на полу — толстые ковры с сине-красно-желтым узором, в залах отдыха и коридорах — удобные кресла. Залы отдыха, рестораны, курительные, бары и ванные обставлены по последней моде и оборудованы электрическими лампами. Именно эта роскошь и сделала «Лох-Итайв» одним из наиболее дорогих воздушных лайнеров, но большинство пассажиров считало, что путешествие на нем стоит тех денег, которые пришлось выложить за билет.

Я добрался до палубы третьего класса и уже подумывал, не повернуть ли обратно. Внезапно из бокового коридора, ведущего к столовой, выбежал капитан-берейтор. Он был вне себя от злости.

— У меня жалоба! — выкрикнул он, схватив меня за руку.

«Да уж понятно, что не благодарность», — едва не сорвалось у меня с языка. Я вопросительно поднял бровь.

— По поводу ресторана, — добавил он.

— У вас претензии к стюардам, сэр? — с облегчением предположил я.

— Я уже обращался к главному стюарду, но он не пожелал мне помочь. — Эган сощурился. — Вы, кажется, офицер?

— Да, но я отвечаю только за безопасность корабля.

— А как насчет нравственности?

— При чем тут нравственность, сэр? — опешил я.

— Вот что я вам скажу, молодой человек. Я несу ответственность за своих скаутов и не хочу, чтобы их оскорбляли, чтобы им показывали дурной пример… Ступайте за мной.

Повинуясь скорее любопытству, нежели чувству долга, я проследовал за Эганом в столовую. Там довольно вяло играл джаз-банд и танцевало несколько пар. Посетители ели и беседовали, не обращая внимания на дюжину юных берейторов, сидевших за одним столом.

— Видите? — прошептал Эган. — Видите?

— О чем вы, сэр?

— Никто не предупреждал меня, что я окажусь на борту летающего храма Иезавели. Что беспутные женщины будут демонстрировать тут свои телеса! Смотрите, смотрите! Да, я не спорю, на этих девицах есть нечто, отдаленно напоминающее вечерние платья, но скажите, разве подобное зрелище типично для ночного Лондона? А эта омерзительная музыка! — Он указал на эстраду со скучающим оркестром. — Но что самое отвратительное, молодой человек, — зашипел он мне на ухо, — рядом с нами едят черномазые! Это не корабль, сэр — это настоящее гнездо разврата!

Рядом со скаутами сидели несколько молодых индусов. Сдав экзамены в Лондоне, они летели в Гонконг, чтобы поступить на государственную службу. Они были хорошо одеты и вели себя весьма пристойно, вполголоса беседуя между собой.

— Белых мальчиков вынуждают есть бок. о бок с черномазыми, — продолжал Эган. — Вы должны помнить, что нас перевели на этот корабль, не спрашивая нашего согласия. На американском корабле…

Подошел главный стюард. Он смотрел на меня устало и с сочувствием. Я искал выход.

— Наверное, будет лучше, если ужин для этого пассажира и мальчиков подадут к ним в каюты? — спросил я главного стюарда.

— Ни за что! — В глазах Эгана появился безумный блеск. — Я обязан присматривать за детьми! Следить, чтобы они правильно питались и соблюдали гигиену!

Я был готов махнуть рукой и уйти, но тут стюард с непроницаемым лицом предложил поставить вокруг стола ширмы. Разумеется, они не могли оградить берейторов от музыки, зато вид индийских чиновников и «полуодетых» леди не будет оскорблять их чувства. Эган с кислой миной пошел на компромисс.