У них тут все отрепетировано, подумал Далглиш, как в хорошей труппе. Люкер растянул гладкие щеки в улыбке:

– А что толку копать под Дигби? Ведь никакого убийства не было, а если и было, Дигби тут ни при чем. Возьмите факты. У Дигби имеется богатый братец. Везение для обоих. У братца никудышное сердце – может отказать в любую минуту. Ему не позавидуешь, но для Дигби – опять же везение. И в один прекрасный день оно таки отказывает. Все естественные причины, суперинтендант, если только это выражение что-нибудь значит. Кто-то будто бы отвез тело в Суффолк и пустил по волнам. А перед этим, говорят, сотворил с ним всякие гадкие и нехорошие вещи. Выглядит так, будто мистера Сетона не все его соседи-литераторы горячо любили. И меня удивляет, суперинтендант, что ваша тетя преспокойно живет себе среди этой публики, да еще оставляет топор на самом видном месте.

– Вас хорошо информировали, – сказал Далглиш. Хорошо и, главное, быстро, подумал он. Интересно, кто это держит его в курсе событий.

Люкер пожал плечами:

– По-моему, это не запрещается. Друзья иногда сообщают мне о том о сем. Они знают, что меня может заинтересовать.

– Особенно если на них сваливается двести тысяч фунтов.

– Послушайте, суперинтендант. Когда мне нужны деньги, я их зарабатываю, и зарабатываю честно. Сколотить состояние незаконными способами может любой дурак. А вот чтобы все было по закону – для этого сейчас надо шевелить мозгами. Дигби Сетон может, если хочет, вернуть мне тысячу пятьсот фунтов, которые я ему одолжил, когда он пытался спасти «Золотой фазан». Впрочем, я его не тороплю.

Сид обратил к боссу свои лемурьи глаза. В них читалась преданность, доходившая почти до неприличия.

Далглиш сказал:

– Морис Сетон ужинал здесь перед смертью. Дигби Сетон связан с этим заведением. И Дигби получает по наследству двести тысяч фунтов. Вполне естественно, что к вам приходят и задают вопросы, – учтите еще, что последним человеком, видевшим Мориса живым, была мисс Кумбс. Люкер повернулся к Лил:

– Ты лучше держи язык за зубами, Лил. А еще лучше – обзаведись адвокатом. Я позвоню Берни.

– На кой хрен мне ваш Берни? Когда приходил этот полицейский, я выложила все как на духу. Что мне скрывать? Майкл и другие ребята видели, как он позвал меня к своему столику, и мы сидели до девяти тридцати, а потом вместе вышли. В десять тридцать я вернулась. Ты же видел меня, Сид, и весь этот чертов клуб меня видел.

– Так точно, суперинтендант. Лил вернулась в пол-одиннадцатого.

– Лил не должна была уходить из клуба, – сказал Люкер мягко. – Но с этим разбираться буду я, а не вы.

Неудовольствие Люкера, по-видимому, не произвело на мисс Кумбс никакого впечатления. Как и все сотрудники, она точно знала пределы дозволенного. Немногочисленные правила были просты и доходчивы. Отлучиться на час, если посетителей немного, вполне простительно. Убить человека тоже может быть простительно – смотря по обстоятельствам. Но если кто-нибудь в Мон-ксмире рассчитывает навесить это убийство на Люкера, его ждет разочарование. Не такой человек Люкер, чтобы убивать по чьему-то заданию, и не в его правилах заметать следы. Убив, он демонстративно оставил на месте преступления отпечатки пальцев.

Далглиш спросил Лил, как было дело. Об адвокатах больше речь не заходила, и ока охотно принялась рассказывать. Далглиш успел увидеть, как, прежде чем начать, она быстро переглянулась с боссом. По причине, известной только ему самому, Люкер позволил ей говорить.

– Ну вот, он пришел часов в восемь и сел за столик у самого входа. Я сразу его приметила. Смешной такой человечек, одетый с иголочки и весь какой-то нервный. Я подумала, чиновничишка пришел поразвлечься. Кого я только тут не видала. Постоянные клиенты чаще приходят компаниями, но бывают и всякие странные одинокие типы. Такому обычно девочка нужна. Ну, мы здесь этим не занимаемся, и моя обязанность так им и говорить. – Мисс Кумбс придала лицу непреклонно-благочестивое выражение, которое никого не могло обмануть, да и не претендовало на это. Далглиш осведомился, что было дальше.

– Майкл принял у него заказ. Он попросил жареных креветок, зеленый салат, хлеб с маслом и бутылку «Руффино». Похоже, точно знал, что ему нужно. Без всяких там сомнений. Когда Майкл ему подавал, он сказал, что хочет со мной поговорить. Ну, я подошла, и он спросил, что я буду пить. Я попросила джин с лимонным соком и потягивала его, пока он ковырялся в своих креветках. То ли аппетит у него пропал, то ли он взял еду, просто чтобы было чем возить по тарелке во время разговора, – словом, только под конец он что-то в себя впихнул без всякого удовольствия. Хотя вино-то он пил. Чуть не всю бутылку усидел.

Далглиш спросил, о чем они говорили.

– О наркоте, – откровенно сказала мисс Кумбс. – Вот что, оказывается, его интересовало. Дурь. Не для себя, заметьте. Я, конечно, сразу поняла, что он не из этих – да он тогда и не пришел бы ко мне. Они сами знают, где достать что им нужно. В «Кортес-клуб» они не ходят. А этот стал говорить, что, дескать, он писатель, очень известный, настоящая знаменитость, и что он пишет книгу о торговле наркотиками. Как его зовут, он не сказал, и я не спросила. Так вот, от кого-то он прослышал, что я могу дать полезные сведения, если буду заинтересована. Этот его приятель будто бы сказал: хочешь узнать что-нибудь о Сохо – иди в «Кортес-клуб» и разыщи там Лил. Очень мило, ничего не скажешь. Это я-то – специалист по наркотикам. Но я подумала: выходит, кто-то хочет дать мне подзаработать. Человек готов был заплатить и, что бы я ни наплела, проглотил бы как миленький. Ему нужно было одно: понапихать в книгу побольше ярких подробностей, и я подумала – почему бы и нет? В Лондоне все что хочешь можно купить, если ты при деньгах и знаешь, куда сунуться. Вы, милый мой, это понимаете не хуже меня. Я бы могла ему назвать одно-два места, где, говорят, водится дурь. Но что ему с этого? Ему подавай необычайное да таинственное, а что там необычайного и таинственного в торговле наркотой и в этих несчастных развинченных? Я и говорю: дескать, пожалуйста, я дам вам сведения, а сколько вы заплатите? Он сказал – десять фунтов, и я говорю – согласна. Разве я кого-нибудь обманула? Он получил, что ему нужно было.

Далглиш сказал, что от мисс Кумбс всегда можно получить то, что нужно, и она, секунду поколебавшись, благоразумно решила пропустить замечание мимо ушей.

Далглиш спросил:

– Вы поверили, что он писатель?

– Нет, дорогуша. Во всяком случае, не сразу. Не впервой мне это слышать. Вы не поверите, сколько сюда ходит всяких разных типов, которым нужна девочка, «чтобы получить материал для нового романа». Или будто бы он социологический опрос проводит. Как же, социологический опрос! Он был похож на одного из этих. Знаете – мелкий такой, нервный и как будто ему невтерпеж. Но когда он сказал, что возьмет такси – мол, вы мне там все продиктуете, а я запишу, – я тогда начала удивляться. Я сказала, что не могууйти из клуба больше чем на час, и давайте, если хотите, поедем ко мне домой. Не знаешь, что к чему, – держись ближе к дому, я так считаю. Так что я предложила поехать на такси ко мне. Он сказал – хорошо, и мы вышли примерно в девять тридцать. Так ведь было, Сид?

– Так, Лил. Ровно в девять тридцать, – Сид поднял печальные глаза от стакана с молоком. Он уныло разглядывал морщинистую пенку, которая начала образовываться на его поверхности. В спертом воздухе распространился сытный тошнотворный запах горячего молока. Люкер сказал:

– Бога ради, Сид, либо пей, либо выливай. Ты меня нервируешь.

– Выпей, дорогой, – подбадривала его мисс Кумбс. – Вспомни о своей язве. А то с тобой случится то же, что с бедным Солли Гольдштейном.

– Солли умер от коронарной недостаточности – молоко тут не помогает. Скорее вредит. Оно вообще радиоактивное. Содержит стронций девяносто. Так что подумай, Сид.

Сид просеменил к умывальнику и выплеснул молоко. Подавив желание распахнуть настежь окно, Далглиш спросил: