Я не стала выкладывать Дигби Сетону прямо сразу план убийства Мориса, а подошла тоньше. Предложила вроде как бы хитрый розыгрыш. Он, понятно, не долго в это верил, но долго и не требовалось. Просто, когда мы с ним это дело обсуждали, слово «убийство» не произносилось. Он знал, и я знала, но вслух не говорили. А делали вид, будто ставим эксперимент, пусть и небезопасный, но совершенно без злого умысла – хотим показать Морису, что человека можно тайно перевезти из Лондона в Монксмир, и притом даже без его ведома и согласия. Эта версия в случае чего могла послужить нашим оправданием. Если бы дело провалилось и нас бы обнаружили с телом на руках, у нас уже было заготовлено объяснение – и поди его опровергни. Якобы мистер Сетон предложил нам пари, что мы не сумеем захватить его и силком переправить в Монксмир – полиция нас задержит. Он будто бы собирался использовать такой сюжетный ход в своей очередной книге. Нашлось бы много свидетелей, которые подтвердят, что он любил все описываемое лично опробовать и очень пекся о достоверности. И если в пути он неожиданно умер от разрыва сердца, мы-то чем виноваты? Смерть в результате несчастного случая – возможно. Но уж никак не убийство.
По-моему, какое-то время Дигби в это чуть ли не всерьез верил. И я старалась его веру поддерживать. Редко кто из мужчин имеет мужество и силу духа, чтобы хладнокровно строить план убийства, Дигби далеко не из таких. Ему нужно подавать неприятную правду в нарядной упаковке. На реальность он закрывает глаза. Как, например, он закрывал глаза на правду обо мне.
Он убедил себя, что речь идет просто о безобидной игре с несложными правилами, где нет опасности, а выиграть можно двести тысяч фунтов, и уж после этого стал обсуждать со мной детали плана. Я поручала ему только то, что было в пределах его специфических талантов; и нисколько не торопила. Во-первых, он должен был раздобыть подержанный мотоцикл с продолговатой коляской в форме торпеды. Купить их порознь, за наличные и в такой части Лондона, где его не знают. Потом купить или снять квартиру, по возможности на отшибе и с ходом в гараж, и чтобы Морис не знал адреса. Все это было сравнительно просто, и я в целом осталась довольна тем, как действует мое живое орудие. Для меня это, пожалуй, было самое трудное время. От меня самой почти ничего не зависело. Я могла взять дело в свои руки и направлять развитие событий только после того, как труп Мориса попадет в Монксмир. А пока оставалось полагаться на то, что Дигби точно выполнит данные ему инструкции. В «Кортес-клубе» он все устроил сам, мне лично не очень нравился его план заманивания Мориса на Кэррингтон-Мьюз. По-моему, так было слишком сложно и опасно. Можно бы придумать что-нибудь понадежнее и попроще. Но Дигби непременно хотелось подключить «Кортес-клуб». Он жаждал произвести впечатление на Люкера.
И я решила, пусть делает по-своему, мне-то это ничем не угрожало. И надо признать, получилось все буквально так, как он задумал. Дигби вроде бы поделился с Лили Кумбс насчет пари – будто бы Морис побился на две тысячи, что его не сумеют похитить, – и попросил ее помочь, за сотню наличными. От нее только требовалось проследить, когда появится Морис, наболтать ему что-нибудь про торговлю наркотиками и подсунуть адрес на Кэррингтон-Мьюз, мол, там он сможет получить подробные сведения. Не попался бы он на удочку – не надо. У меня было в запасе еще несколько способов заманить его в Кэррингтон-Мьюз, какой-нибудь другой бы сработал. Но он, конечно, попался. Разве он мог не поехать? Ведь это надо для его новой книги. Во имя служения искусству. Дигби, навещая брата, в своих рассказах всегда старался лишний разок упомянуть «Кортес-клуб» и Лили Кумбс; Морис, понятное дело, уже завел на нее отдельную карточку, авось пригодится. Так что, когда он осенью перебрался, как обычно, на две недели в Лондон, можно уже было с уверенностью предсказать не только то, что он остановится в «Клубе мертвецов», в своей постоянной комнате, куда не надо подыматься в невыносимо тесном для клаустрофоба лифте, но и то, что непременно выберет вечерок и заявится в «Кортес-клуб». Дигби даже дату угадал, когда он приедет, и предупредил Лили Кумбс. Словом, Морис приманку проглотил. А как же. Во имя служения искусству он был готов отправиться хоть в ад. В ад и попал.
А после того как Морис появился на пороге Кэррингтон-Мьюз, задача у Дигби была совсем простая. Быстрый удар кулаком как раз такой силы, чтобы отправить гостя в нокаут, но при этом не оставить следов – плевое дело для бывшего чемпиона по боксу. Переделка мотоциклетной коляски в небольшой гробик на колесах – пара пустяков для того, кто в одиночку построил парусную лодку. Коляска уже стояла готовая, в гараж был ход прямо из дома. Малорослый, тщедушный Морис, без сознания, тяжело дышащий – Лили, как было условлено, позаботилась, чтобы он выпил лишнего, – был уложен в узкую коляску, и крышка отверстия забита гвоздями. В бортах, разумеется, были просверлены отверстия. В мои планы вовсе не входило, чтобы он задохнулся. После этого Дигби выпил полбутылки виски и отправился обеспечивать себе алиби. На какие часы оно понадобится, мы точно предсказать, понятно, не могли, и это внушало некоторое беспокойство. Обидно было бы, если бы Морис умер слишком рано. Что он умрет, и умрет в муках, не подлежало сомнению. Вопрос был только в том, сколько будут длиться эти муки и когда они начнутся. Но я велела Дигби сделать так, чтобы его задержали сразу же, как только он окажется на безопасном расстоянии от дома.
На следующее утро, когда его выпустили, Дигби сел на мотоцикл с коляской и отправился в Монксмир. На Мориса он смотреть не стал. Я не велела ему открывать коляску, да его, я думаю, и не тянуло. Он все еще жил в мире успокоительного вымысла насчет пари, который я для него сочинила. Предугадать, как он себя поведет, когда нельзя будет больше притворяться, я, конечно, не могла. Но в то утро он наверняка выехал из Кэррингтон-Мьюз в приятном возбуждении, как школьник, которому отлично удался невинный розыгрыш. По пути у него не было никаких неприятностей. Черный клеенчатый комбинезон, шлем и защитные очки сделали его, как я и рассчитывала, совершенно неузнаваемым. В кармане у него лежал железнодорожный билет от Ливерпул-стрит до Саксмандема, предварительно он еще отправил из Уэст-Энда в «Сетон-хаус» мое описание «Кортес-клуба». Я его напечатала заранее на машинке Мориса, надев на правую руку варежку, а пальцы левой перебинтовав. При перепечатке, разумеется, все можно подделать, кроме самой машинки. А отрывок про изуродованный труп, плывущий в лодке по морю, был напечатан Морисом и найден мною в его бумагах. Мысль воспользоваться им в качестве тонкой добавки к моему плану пришла мне в голову, когда я услышала, что это мисс Кэлтроп подсказала Морису такое начало для книги. Она сделала подарок не только Морису, но и мне. Он дал направление всему моему замыслу, и я употребила его с блеском.
Но была еще одна важная деталь моего плана, о которой я до сих пор не упомянула. Как ни странно, хоть я ожидала трудностей, но уговорить Дигби Сетона жениться на мне оказалось проще всего. Я опасалась, что на это понадобятся недели хитроумных уламываний. А у меня этих недель не было. Обо всем надо было условиться в те редкие выходные, когда Дигби приезжал в Монкс-мир. Я разрешила ему писать мне, так как знала наверняка, что его письма будут сожжены, но сама не писала никогда, и по телефону мы тоже не разговаривали. Да и вообще, оказать на него воздействие, чтобы он согласился с этой частью моего плана, пусть и неприятной, но необходимой, – такие дела по почте не делаются. Я даже подумывала, как бы из-за одного этого пункта все не лопнуло. Но тут я его недооценила. Он все же был не совсем уж дурак. Иначе я бы никогда не воспользовалась его помощью, чтобы его же уничтожить. Но он умел смириться перед неизбежностью. И в конце-то концов, это ведь было в его интересах. Чтобы получить деньги, ему требовалась жена. На примете у него никого не было. Жена, которая стала бы предъявлять претензии и вмешиваться в его личную жизнь и, может быть, даже захотела, чтобы он с ней спал, ему уж никак не была нужна. И самое главное, он понимал, что должен жениться на мне вот из каких соображений. Доказать, что мы убили Мориса, возможно было бы только в том единственном случае, если бы дал показания один из нас, а жена против мужа давать показания не может. Разумеется, мы условились, что через приличное время разведемся, и я согласна была удовольствоваться после развода самой скромной суммой. Не совсем уж мизерной, чтобы не возбуждать подозрений, но скромной. Могла себе позволить. Ему нужен был брак со мной, чтобы гарантировать мое молчание и чтобы прибрать к рукам денежки. А мне нужен был брак с ним, чтобы все его состояние досталось мне. Как его вдове. Мы зарегистрировались в Лондонской конторе гражданских актов 15 марта. Он взял напрокат машину, заехал за мной рано утром. Как мы выехали, никто не видел. Естественно, ведь Селия Кэлтроп была в отъезде и не могла неожиданно нагрянуть в гости. Оливер Лэтем и Джастин Брайс отправились в Лондон. Где находилась в это время Джейн Далглиш, не знаю, не имеет значения. А Морису я позвонила и предупредила, что больна и работать не приеду. Он подосадовал, но не выразил беспокойства, а что он заявится навестить больную, можно было не опасаться. Морис болезни терпеть не мог. Если бы это его собака занемогла, он бы, конечно, забеспокоился. Но ведь собаку он любил. Мне приятно думать, что он, возможно, был бы сейчас жив, если бы относился ко мне лучше, заехал проведать и, не застав, задумался бы, куда я делась и почему солгала.