Ее Неисповедимый Путь звал ее; как же она могла отказаться?

Два месяца назад брат Кротти погиб на охоте в результате несчастного случая. Но — тут лицо Кротти стало чернеть от отчаяния, а лицо Джона бледнеть — призрак покойника пытается вернуться домой, к жене и детям.

Глубокой ночью что-то стучит в дверь пытаясь войти. Из глаз Кротти полились слезы, и сквозь них он стал умолять о помощи.

Вот так Джон и узнал о наследии Рамоны: индейская кровь имела силу давать мертвым покой.

Она прождала одна в доме под Саллиджентом два дня, пока не появился призрак. Сначала это был слабый серо-голубой огонек между деревьев, который по мере приближения к дому приобретал туманные голубоватые очертания мужской фигуры. В конце концов он принял вид мужчины в маскировочном охотничьем костюме, прижимающего руки к ране на животе. Рамона встала между призраком и домом, и тот остановился, продолжая мерцать в темноте; Рамона почувствовала его смущение и страдание. Это была сущность человеческого существа, отчаянно пытающаяся вцепиться в уходящую жизнь, не понимая, что она может покончить со страданиями и болью и перейти в другое, лучшее место. Мать научила Рамону, что ей следует делать, и она стала мягко разговаривать с призраком, называя его по имени, притягивая его к себе силой воли. Он дрожал, как маленький ребенок, видящий впереди освещенную дверь, но боящийся дойти до нее по темному коридору. Этой дверью для него была Рамона, и она должна была принять на себя весь его страх и земные эмоции, чтобы он мог уйти не обремененный ими.

Наконец, после долгих попыток объяснить призраку, что он не может больше существовать в этом мире, он скользнул к ней, как будто хотел упасть в ее объятия. Дикая боль его страданий качнула ее назад. Она чувствовала рану в животе, чувствовала страшное по силе стремление прикоснуться к жене и детям, почувствовала сотни других эмоций, которые должны остаться внутри нее.

В следующее мгновение она уже была в одиночестве, лежа на земле и всхлипывая от ужаса. Призрак исчез, сбросив свою боль как старую кожу.

Боль оставалась с ней еще долгое время. Во многих кошмарах ей снилась рана в животе. Потом от ее матери пришла посылка, в которой находился набор для рукоделия и записка: «Я слышала, что ты совершила огромное добро. Я горжусь тобой. Но это не последний раз. Помнишь, я говорила тебе, что если ты сделаешь это, то ты должна научиться управлять чувствами, которые остались внутри тебя? Я вспомнила, что будучи маленькой девочкой, ты любила вышивать. Сделай для меня красивую картину. Я люблю тебя». В конце концов Джон позволил себе снова прикоснуться к ней. Но затем пришел еще один проситель, за ним еще один…

И Джон превратился в испуганную ледышку. Последние несколько лет она внимательно наблюдала за Билли. У него случился первый, тоже чрезвычайно сильный, контакт с призраком, который очень нуждался в его помощи. Она надеялась, что его минует возможность видеть черную ауру, сила, которая в ней самой развилась только к двадцати годам. Для Рамоны это было хуже всего: видеть, что кто-то умирает, и не иметь возможности помочь.

Рамона подняла голову и задержала дыхание. На шоссе показались огни приближающейся автомашины; автомобиль свернул и направился к их дому. Рамона встала на подгибающихся ногах и схватилась за подпорку террасы. Это был темно-синий «Понтиак» шерифа Бромли.

Машина остановилась, и из нее вылез Бромли.

— Добрый вечер, миссис Крикмор, — поздоровался он, растягивая слова, и двинулся в направлении террасы. Шериф был крупным мужчиной с большими квадратными челюстями и плоским, как у боксера, носом; он был одет в рыжевато-коричневую рубаху и такого же цвета брюки, над ремнем которых слегка нависал его живот. На голове у него была шляпа. Единственной уступкой профессии был форменный ремень с притороченным к нему фонариком, наручниками и «Спешиал» тридцать восьмого калибра.

Распахнулась дверь в дом, и на пороге показался Билли с масляной лампой в руках, при которой он читал книгу. Он выбежал из дома, рассчитывая увидеть отца, вылезавшего из «Олдса», но увидев шерифа Бромли остановился, будто наткнувшись на кирпичную стену.

— Привет, Билли, — поздоровался шериф с легкой смущенной улыбкой. Он прочистил горло и снова обратился к Рамоне. — Я…

Э-э-э…

Был прошлой ночью на палаточной проповеди. Да там был почти весь Готорн. Я сожалею, что с вами поступили так грубо, но…

— Что-то случилось с Джоном?

— Нет, — ответил Бромли. — А разве он не здесь? — Он продел большие пальцы рук в ременные петли на брюках и некоторое время смотрел в темноту. — Нет, я не насчет Джона. Я хотел задать несколько вопросов Билли.

— Вопросов о чем?

Шериф смущенно заерзал.

— О Вилле Букере, — ответил он наконец.

— Билли, поставь лампу на стол, чтобы на нем было светлее. Ты слышал Шерифа. Ты ответишь на его вопросы правдиво?

Билли встревожено кивнул.

Бромли подошел ближе к террасе.

— Я должен тебе задать их, Билли. Это не значит, что я хочу их задавать.

— Все в порядке.

— Так… Когда ты спускался в подвал дома Букеров?

— В конце апреля. Я не собирался ходить туда, я знал, что это частная собственность, но…

— Почему ты решил туда спуститься?

— Я слышал… — Он взглянул на мать, но та сидела отвернувшись и смотрела на шоссе, предоставив Билли отдуваться самому. — Я услышал постукивание. За дверью в подвал.

— Ты был там еще после того, как ты…

Видел то, о чем ты говорил? — Нет, сэр. Я не мог вернуться туда снова.

Бромли некоторое время смотрел Билли в глаза, затем вздохнул и кивнул головой.

— Я тебе верю, мальчик. А теперь могу я поговорить с твоей мамой наедине?

Билли взял свою лампу, поставил ее на плетеный столик и ушел в дом. В лесу среди деревьев мелькали светлячки, в зеленом пруду расквакались лягушки. Рамона сидела молча и ждала, пока шериф заговорит.

— После того, как Дейв Букер убил их, — начал шериф усталым отрешенным голосом, — он запихнул тело Джули-Энн под кровать, а тело Кэти запер в шкафу. Это…

Было похоже на то, что он хотел избавиться от них, или притвориться, что ничего не произошло. Мы в поисках Вилла обыскали весь дом, искали в лесу, под террасой, во всех мыслимых местах. Мы искали кости в печке, опускали водолаза в колодец рядом с домом, даже протралили озеро Симмс. Мы искали и в этой угольной куче тоже…

Но мы никогда не искали в земле под ней, — он снял шляпу и почесал затылок. — Там-то и находилось тело Вилла все это время, в мешке. Похоже, что его забили насмерть чем-то вроде лопаты, у него были переломаны все кости. Да, это сраное дело чертовски… Простите мой плохой французский. — Он снова водрузил шляпу на голову. — Линк Паттерсон, Кейл Джойнер и я нашли Вилла сегодня утром. Я повстречал на своем веку много паршивых случаев, но этот… — Он неожиданно подался вперед и схватился за подпорку террасы так, что у него побелели костяшки пальцев. — Миссис Крикмор, — произнес он хрипло, будто борясь с эмоциями, которые, по его мнению, шериф не мог показывать. — Я весьма сожалею о том, что случилось с вами вчера ночью. Я наверное…

Должен был что-нибудь предпринять…

— Не было необходимости.

— Вы…

Знаете, что про вас рассказывают, правда? Я тоже слышал эти рассказы, но никогда не придавал им значения, — его губы с трудом складывались произнося малопонятные слова. — Так это правда?

Рамона не ответила. Она знала, что он отчаянно хочет понять, узнать ее секреты, и на мгновение ей захотелось довериться ему, потому что может быть — только может быть — внутри этого медвежьего вида человека тлеет искра его собственного Неисповедимого Пути. Но потом мгновение прошло, и она поняла, что больше не доверится ни одному человеку в Готорне.

— Я не верю в духов! — негодующе произнес шериф. — Это…

Сказки для дураков! Но ответьте мне только на один вопрос: как Билли узнал, что Вилл Букер находится под угольной кучей?

Последовала долгая пауза, во время которой тишину нарушало только кваканье лягушек и стрекотание сверчков. Наконец Бромли произнес: