Фальконер поднялся с постели, стараясь не разбудить Кемми, через холл прошел в комнату Уэйна и осторожно открыл дверь. Слабые лучики восходящего солнца отражались на дюжине моделей самолетов — «Б-52», пары «Хеллкетов» морского базирования, английского «Спада», «Констеллейшн» и других — свисающих на нитях с потолка.

Уэйн сидел на стуле около окна. Легкий утренний ветерок колыхал занавески. За окном расстилались луга тридцатишестиакрового поместья Фальконера.

— Уэйн. — Голова мальчика резко повернулась. — Что-то ты ранехонько сегодня проснулся, а? — Фальконер вошел в комнату пригнувшись, чтобы не задеть зеленый «Спитфаэр».

— Да, сэр. Мне надо кое-что обдумать.

— И это «кое-что» настолько важно, что нужно недосыпать? Ты же знаешь, что этим вечером мы должны быть в Декатуре. — Он зевнул и потянулся, предчувствуя долгую дорогу. — О чем же ты думал?

— Я думал о том, что произошло в Готорне, папа. Я думал о том мальчике и его маме.

— О? — Фальконер взъерошил рукой волосы и тяжело присел на край кровати, откуда мог видеть лицо сына. — Ты слышал, что о них говорили. Они — странные люди, а эта женщина пришла на проповедь исключительно для того, чтобы спровоцировать скандал. Но это не должно тебя интересовать.

— Правда ли, что она ведьма, как говорили? И что мальчик — демон?

— Я не знаю, но похоже, в Готорне все думают так.

Мальчик несколько секунд молча смотрел на него, а затем сказал: — Почему же мы тогда не убили их?

Фальконер испугался.

— Ну… Уэйн, убийство противозаконно…

— Несмотря на то, что ты говорил, что законы Бога превыше законов Человека? А если эта женщина и мальчик — Зло, то им нельзя позволить жить, не так ли?

— Э-э-э… — Фальконер чувствовал себя так, будто перекувырнулся через голову. — Господь позаботится о них, Уэйн. Не беспокойся.

— Она говорила, что то, что я делал, это убийство.

— Да, она так говорила. Но это только доказывает, насколько она извращенная, не так ли? Она попыталась разрушить твою работу, и для этого она использовала этого мальчика.

— Я все делаю правильно, папа?

Вопрос прозвучал как удар грома. Фальконер заморгал.

— Что ты имеешь в виду, сынок?

— Я имею в виду… Я знаю, что этим летом излечил много людей, но…

Первый раз, с Тоби, я чувствовал, что что-то произошло внутри меня, как будто моя кровь вскипела и…

Это было похоже на то, как в детстве я воткнул вилку в розетку. Это было больно, и когда все закончилось, я еще долго чувствовал это. С тех пор ко мне никогда больше не приходило то чувство; иногда я испытывал зуд, иногда головную боль, но…

Не то, что в первый раз. И помнишь, на прошлой неделе в Силакауге? Того слепого? Я старался очень сильно, папа, но я не смог вернуть ему зрение. А еще там были другие, которых я даже не коснулся…

Может быть, собирался, но…

Уэйн замолчал, и на его лице отразилось глубокое беспокойство.

— Я думаю, что эта Крикмор заставила тебя усомниться в себе, вот что я думаю. А это как раз то, что ей нужно! Когда ты сомневаешься в себе, ты ослабляешь себя. Я тоже думал о слепом и ему подобных; возможно, что ты не можешь вылечить некоторых людей потому, что Господь желает их оставить такими, какие они есть. Или, скажем, они когда-то согрешили и отошли от Света, и поэтому, пока они не исповедуются, они не могут получить исцеления. Ни в коем случае не сомневайся в себе Уэйн, иначе демоны победят. Ты понял?

— Я…

Думаю, что да.

— Хорошо, — Фальконер потрепал его по плечу. — Ты будешь готов сегодня к Декатуру?

Уэйн кивнул.

— Тебя еще что-то беспокоит?

— Да, сэр. В этом мальчике есть…

Что-то, что меня пугает, папа. Я не знаю, что, но…

Когда я поглядел ему в глаза, у меня душа ушла в пятки…

Фальконер тихо хмыкнул и посмотрел в окно.

— Если ты чувствуешь страх, — ответил он, — то это потому, что ты чувствуешь в его сердце грех. Уэйн, ты стоишь на пороге большой прекрасной жизни, в которой ты встретишь много хороших людей, но тебе также будут встречаться и люди с Сатаной в душе. Ты будешь вставать против них и повергать их. Понял?

— Да, сэр.

— Хорошо. До завтрака еще пара часов. Не хочешь немного вздремнуть?

— Я попробую.

Уэйн слез со стула и забрался на постель. Отец поправил простыни и поцеловал его в лоб.

— А теперь спокойно отдыхай, дружище, — сказал Фальконер. — Я разбужу тебя к завтраку. Хорошо? — Он улыбнулся и направился к двери. Голос Уэйна остановил его.

— Я все делаю правильно, да, папа?

— Да. Я клянусь тебе. А теперь спи. — Фальконер закрыл дверь. Довольно долго Уэйн лежал, глядя в потолок. Ласковый ветерок раскачивал пластмассовые самолеты, и их крылья кренились, будто они лавировали между облаками. В лесу лаял Тоби. Мальчик крепко закрыл глаза.

На ферме Крикморов тоже вставало солнце. Рамона проснулась в шесть с небольшим, разбуженная звуком подъезжающего у дому автомобиля. Она слышала, как открылась его дверь, но не услышала хлопанья закрывающейся двери. Потом кто-то начал возиться с ключами, пытаясь отпереть входную дверь.

Рамона быстро накинула халат, зажгла лампу и пошла к входу, как вдруг дверь распахнулась и в нее ввалился ее муж. Джон широко улыбался; от него исходил резкий запах пота и самогона, а лицо было покрыто рыжей щетиной. Одежда его выглядела мятой, а на куртке отсутствовала пара пуговиц.

— Привет, родная, — поздоровался он и сделал несколько нетвердых шагов в сторону Рамоны.

— Нет.

Он остановился словно его ударили, но клоунская улыбка продолжала сиять на его лице. Глаза Джона были настолько красны, что казалось, они вот-вот взорвутся.

— Авввв, не надо так, — пробормотал Джон. — Немножко погуляли, и все. Видел Мака ван Хорна и старого Винта тоже; не поверишь: они все еще занимаются той дорогой в лесу! — Он моргнул и провел грязной рукой по лбу. — Куда, интересно, делся этот мул, после того, как меня треснули по башке? — Он засмеялся, пытаясь сфокусировать свой взгляд на Рамоне. — Почему бы тебе не пойти и не причесаться получше? Одень что-нибудь из того приятно пахнущего барахла, которое мне нравится. Тогда ты меня встретишь как настоящая жена…

— Ты грязный, — тихо ответила Рамона, — и пахнешь, как отхожее место!

— ЧЕРТОВСКИ ВЕРНО! — прогрохотал Джон с исказившимся от гнева лицом. — А ты что, ждала, что я приеду домой в веночке из роз? На проповеди ты извозила меня в дерьме, женщина, и я подумал, что немножко его нужно привести с собой домой! — Он дрожал от ярости. — Ты сделала из меня дурака, — продолжал он. — Ты опозорила мое имя! О, ты все спланировала, не так ли? Вот почему ты неожиданно согласилась пойти — потому что ты рассчитывала сделать на проповеди какую — нибудь гадость! И я не сойду с этого места, пока ты…

Он поперхнулся на полуслове увидев, что из темноты за спиной Рамоны появился Билли и остановился, глядя на них.

— Билли, — обратился к нему Джон. — Сынок. Твой папа вернулся домой. Я знаю, что выгляжу не очень, но…

Но со мной приключился несчастный случай, я думаю…

— Иди одевайся, — сказала Рамона Билли. — Побыстрее.

Билли замялся глядя на отца, а затем вышел собираться.

— Куда спешите?

— Я беру Билли к его бабушке.

— О!

Последовал выдох самогонных паров. Джон закачался на ногах, и комната начала медленно вращаться вокруг него. На несколько секунд у него перехватило дыхание, и он не мог произнести ни слова. А затем:

— Теперь понятно. Теперь все понятно. Хочешь забрать у меня сына после того, как я отшил тебя, да?

Он сделал шаг по направлению к Рамоне, и она увидела, как сквозь пелену опьянения в его глазах мерцает красный огонь.

— Нет, совсем не так. — Рамона стояла на своем. — Ты знаешь, почему я так поступаю…

— Так значит, ты хочешь сделать его таким же, как ты! — завизжал Джон. — Значит, ты хочешь высыпать все это…

Это дерьмо ему на голову! Я тебе не позволю, клянусь Господом! Я не дам тебе отнять его!