— Что-то, связанное с этой женщиной и ее сыном, давно засело в мозгах Уэйна, — тихо сказал Найлз. — Что это может быть? И можно ли это использовать для того, чтобы крепче привязать Уэйна к вам?

— Он никогда меня не покинет, — ответил Крипсин. — Сколько может прожить человек, мистер Найлз, если он ни разу не заболеет? Сто лет? Больше? — Он помолчал и произнес тихим мечтательным голосом: — Не умирать, и знать при этом секреты смерти. Это…

Сделает человека подобным Богу.

— Крикмор-младший, — сказал Найлз, — может знать об Уэйне что-нибудь полезное. Возможно, наши действия в отношении поводу женщины тоже были чересчур поспешными.

— Каково твое предложение?

Найлз начал ему рассказывать, а Крипсин слушал очень внимательно.

Это было последнее утро Билли в институте Хиллберн, и он уже упаковывал свой чемодан, когда услышал на первом этаже крик. Он почти инстинктивно понял, что это был голос Бонни.

Он нашел ее в гостиной с залитым слезами лицом вцепившейся в мистера Перлмана. Еще несколько человек смотрели что-то по телевизору. Билли оцепенело уставился на экран.

На фоне ночи стояло охваченное огнем здание. Под иллюминацией вздымающихся в небо потоков искр пожарные, одетые в кислородные маски, тянули лестницы к верхним этажам. Камера выхватила выпрыгивающих из окна на верную гибель людей.

— …

Произошел в два часа ночи в отеле «Алькотт» в Южном Чикаго, — говорил женский голос диктора, — где, вероятно, непотушенная сигарета стала причиной самого большого пожара в отелях за последнее десятилетие. Официальные лица склоняются к мнению, что около полуночи вспыхнул тлевший матрас, и огонь быстро распространился по зданию, которое с 1968 года использовалось в качестве временного места жительства для эмигрантов. Двое пожарных задохнулось в дыму, а что касается жителей отеля, то по предварительным данным погибло более сорока человек. Расчистка остатков здания потребует нескольких дней, и весьма вероятно, что во время нее обнаружатся и другие погибшие.

Ночь сменил угрюмый рассвет. Здание лежало в дымящихся руинах, и в его обломках копошились пожарные.

— Программа «Око чикагских новостей» снова выйдет в эфир в пять часов. Будьте снова с нами.

Затем станция вернулась к показу «Волшебника страны Оз».

— Это была не сигарета, — сказала Бонни, глядя на Билли. — Это была проводка. Это произошло точно так, как я и ожидала, и я не смогла это предотвратить, не смогла ничего сделать…

— Ты бы и не смогла это сделать, — сказала доктор Хиллберн. Она стояла около лестницы, ведущей на второй этаж, и тоже видела выпуск новостей. Этим утром она прочитала в газетах о разрушении огнем отеля «Алькотт» на Южной Колючей улице, и знала, что вестник Бонни опять был прав.

— Нет, могла. Я должна была рассказать кому-нибудь. Я должна была…

— Ты рассказала мне, — заметила доктор Хиллберн. Она взглянула на Билли, обвела взглядом других и снова посмотрела на Бонни. — Я нашла улицу Колючая на карте Чикаго. Это был плохой район Саус — Сайд, полный ночлежек для бродяг. Два дня назад я позвонила в полицейский участок и в бюро по предотвращению пожаров. Я объяснила кто я такая, и разговаривала, соответственно, с дежурным сержантом и секретаршей. Мне сказали, что на Колючей улице дюжины отелей для эмигрантов, и проверка их всех — задача невыполнимая. Ты сделала все, что в твоих силах, Бонни, и я тоже.

Погибло сорок человек, думал Билли. Может быть, больше, с учетом тех, чьи тела еще оставались под обломками. Отель «Алькотт», Южная Колючая улица. Погибло сорок человек.

Он представил себе, как они просыпались среди ночи от шума огня, ревущего в коридорах. У них не оставалось ни времени, ни шансов на спасение. Это, должно быть, очень страшная смерть. Сорок человек. Бонни с распухшим заплаканным лицом вынула из шкафа свой плащ и вышла на холод. С повешенной головой она отправилась в парк.

— Она выдюжит, — сказала доктор Хиллберн. — Она боец и знает, что я права. Билли, в котором часу уезжает твой автобус?

— В четыре.

— Когда ты будешь готов, я отвезу тебя на автобусную станцию. Доктор Хиллберн еще некоторое время смотрела вслед Бонни, а затем поднялась на второй этаж.

Билли продолжал думать от отеле «Алькотт». Неясный образ людей, прыгающих из окон, вновь и вновь вставал у него перед глазами. Что бы ему посоветовала мать? Он знал ответ, но не знал другого: хватит ли у него сил для такого количества. До отправления его автобуса оставалось еще два часа. Нет, ему надо забыть об «Алькотте», сказал он себе. Он собрал домой, туда, где находится его судьба.

Доктор Хиллберн собирался войти в свой кабинет, когда у нее за спиной раздался тихий голос Билли.

— Мне нужно поговорить с вами, можно?

— Да.

— Этот пожар в отеле. И люди, погибшие в нем. Я…

Думаю, что должен поехать туда.

— Почему? Ты считаешь, что только потому, что там имела место быстрая мучительная смерть, там присутствуют дискарнаты? Я не думаю, что это основание…

— Меня не интересует, что вы думаете, — твердо сказал Билли. — Я знаю, что некоторым душам необходима помощь, чтобы они могли перенестись, особенно тем, к которым смерть пришла так быстро, что они не успели подготовиться. Некоторые из них — большинство, я думаю — возможно еще там и продолжают гореть. Они не знают, как от этого избавиться.

— Что же ты предлагаешь?

— Я хочу поехать туда. Я хочу осмотреть все сам. — Он нахмурился, потому что Хиллберн не отвечала. — То, чему учила меня моя мать, основано на сострадании, на чувствах. Не на мозговых волнах и машинах. Им нужна моя помощь. Я поеду туда, доктор Хиллберн.

— Нет, — ответила она. — Это не подлежит обсуждению. Ты действуешь на основе эмоционального предположения. И я уверена, что останки «Алькотта» ужасно опасны. Пока ты в этом городе, я отвечаю за тебя, и я не хочу, чтобы ты бродил по сгоревшему зданию. Извини. Нет. Она вошла в кабинет и закрыла за собой дверь.

Лицо Билли помрачнело. Он пошел в свою комнату, одел самый толстый свитер и положил остатки денег в карман джинсов. Он знал, что автобусная остановка находится в двух кварталах к северу. Ему придется найти отель самому. Анита видела, как он уходил, но никому не сказала. На улице жесткий ветер кружил мелкие снежинки, падающие с мрачного неба. Билли увидел выходящую из парка Бонни и почти уже подошел к ней, чтобы утешить, но остановился, решив, что ей необходимо побыть одной, а если он задержится с ней, то вдобавок может потерять решимость, толкающую его к «Алькотту». Он направился на север и не услышал, когда Бонни, оглянувшись, окликнула его по имени.

Двери автобуса с шипением отворились, и Билли ступил на тротуар, под холодную смесь дождя и снега. На углу висел ржавый уличный знак, свидетельствующий о том, что данная улица называется Колючей. Когда автобус отъехал, Билли засунул руки в карманы и, начиная стучать зубами, направился против ветра.

В последние полтора часа он занимался пересадками с автобуса на автобус, перемещаясь все глубже в мрачный, серый чикагский район Саус-Сайд. Он оказался почти на окраине города, доехав до конечной остановки автобуса. Его окружали ряды квадратных, выглядевших сурово домов. На горизонте трубы завода выбрасывали в небо клубы коричневого дыма. Окна ближайшего магазина были заделаны металлическими щитами, и вокруг стоял скверный запах гниения. Билл, дрожа от холода, направился на юг. В отдалении он слышал звуки сирен полицейских автомобилей, их завывание то усиливалось, то ослабевало. Улица была совершенно пустынна. Вокруг него шипели снежинки, как будто попадавшие на провода высокого напряжения. Иногда из окна появлялось чье-нибудь напряженное лицо и смотрело ему вслед.

Пройдя еще квартал, он почувствовал, как у него волосы встали дыбом.

Дымка становилась все плотнее, превращаясь в грязный туман, от которого у идущего в нем Билл защипало глаза.