А, возможно, и нет. Теорианцы известны тем, как сильно гордятся своим королевством.

Он чешет щеку и поворачивается к своему компаньону.

— Чат, что дала тебе барышня? Позволь мне посмотреть.

Чат неуклюже подходит к Ролану, и они тщательно исследуют шар из спектория, словно это животное, которое они никогда не видели прежде. Разве такое возможно? Разве есть кто-то, кто ещё никогда не видел спектория с близкого расстояния? Конечно, нет. В любом случае, не теорианец. Даже пирамиды Теории сделаны из спектория; они знают, что это. Теория — самый крупный торговый партнер Серубеля по спекторию. Теория — причина, по которой я пахала целыми днями и ночами, создавая его.

Чат рассказывает о нашей сделке своему другу. Ролан вскидывает резко голову, его глаза сузились в щелки, когда он смотрит на меня.

Пришло время проверить, на самом ли деле Ролан такой великий мыслитель.

Мужчина поменьше подходит и садится передо мной на корточки.

— Чат здесь говорит, что ты просила обменять спекторий на свою свободу.

— Это верно.

— Где ты взяла спекторий?

— Я говорила, что я из Серубеля. Оттуда же взялся и спекторий.

— Мы проверили твою сумку, барышня. Там не было ничего, кроме фигурки Змея, когда Чат наткнулся на тебя в реке. Ничего.

Ролан больше не забавляется. Все в нем дышит враждебностью. Это может плохо закончиться.

— Как я сказала Чату, он был в секретном кармане. Ты, должно быть, пропустил его.

Я могу создать клинок и убить его, если придется. Я удивлена тем, как быстро эта мысль формируется в голове. Я не собираюсь никого убивать. Главная цель этой поездки — спасти жизни.

Ролан проводит рукой по своему лицу, затем использует тыльную сторону ладони, чтобы ударить меня по щеке. Жгучая боль охватывает меня. Из-за силы удара я падаю на бок, и в рот попадает песок. Он жжёт открытую рану на моей губе. Мужчина хватает меня за локоть и поднимает на ноги. Схватив меня за подбородок, он проводит большим пальцем по нижней губе и специально прикасается к ране.

— Истории развлекают меня, — говорит он. — Ложь — нет.

Я смотрю на Чата, который пристально наблюдает и играет с шаром из спектория, который держит в руке. Слишком глупый. У мягкосердечного Чата даже нет мозгов червя, в противном случае он бы положил конец этому безумию. У мыслителя Ролана, кажется, милосердие Скальдинга. Я чувствую, что он жаждет этой жестокости. В увеличивающейся темноте зрачки его глаз становятся всё больше.

Без предупреждения он хватает меня за горло и сжимает своими длинными пальцами, которые, кажется, созданы именно для этого.

— Скрытые карманы крайне практичны, — рычит он. — Как хорошо иметь такой. Но это…, - он указывает головой в сторону Чата, который всё ещё держит светящийся шар. — Такой вес тебе было бы сложно нести, не говоря уже о других вещах. И мы бы почувствовали его, когда проверяли сумку, барышня.

Он, конечно, прав. Он был бы тяжёлой ношей, и любой бы заметил его вес. Совсем другое дело, когда я пыталась убедить Чата. Я думала, что смогу выторговать себе свободу и сбежать до возвращения Ролана. Но все получилось не так.

Может лучше не говорить ничего вместо того, чтобы врать. В конце концов, ничего это всё, что мне остаётся. Правду сказать невозможно, а если расскажу немного другую версию моей истории, это покажет, что я не заслуживаю доверия. Нужно придерживаться одной версии и точка.

Я чувствую, как хватка его пальцев ослабевает.

— Будь паинькой и расскажи мне. — Когда хватка его пальцев ослабевает ещё больше, я, наконец, могу вдохнуть воздуха.

— Я уже рассказала, — перевожу я дух.

Хватка снова усиливается. Мне придётся его убить? Смогу ли я? И что мне тогда делать с Чатом?

— Ты знаешь, что такое Лингот, барышня?

Святые Серубеля, как он хочет, чтобы я ответила, если он так сильно сжимает моё горло? Я напряжённо размышляю, но это слово не о чём мне не говорит. Алдон никогда не рассказывал о Линготах. Тьма перед глазами не имеет никакого отношения к заходу солнца. Я медленно качаю головой.

— Для начала, что ты вообще делала в реке?

— Купалась, — выдавливаю я.

Ролан отталкивает меня, и я ударяюсь головой о камень. Горизонт, кажется, расплывается. Костёр танцует в трех разных местах, вместо одной ямы, в которой он находился ещё только что. Меня тошнит. Сейчас вывернет наизнанку. Да, я наблюю прямо в самодовольную рожу Ролана. Во все три его рожи.

— Она даже не знает, кто такие Линготы, — он фыркает. — Но тебе ведь известно, как опасна река Нефари, верно? У вас, серубелиянцев, есть суеверия по поводу нее, разве нет? — он качает головой. — Только подумать, я едва не потерял такую великолепную добычу из-за плотоядных тварей, таких, как она. — Ролан указывает головой в сторону Парани, которая теперь неподвижно за нами наблюдает. В ее глазах светится понимание, которого я не заметила ранее. Как я могла посчитать ее простым животным, не понимаю. Уголки рта опустились вниз, интересно, это из-за кляпа, или она действительно морщится. Она должна понимать, что здесь происходит. По крайней мере, что мы с ней находимся в одинаковом положении. Волнуется ли она за мою безопасность, как я за ее?

Или Ролан размозжил мне голову на этой проклятой скале?

Ролан встает.

— Как бы там ни было, где мои манеры? Я благодарю тебя за подарок, барышня Сепора. Как заботливо с твоей стороны, и, хотя я не верю ни одному твоему слову, мы с удовольствием примем это преподношение.

Подарок? Преподношение?

— А мое освобождение?

Он смеётся в ночное небо.

— Мы решили отклонить твою просьбу. Сейчас сиди тихо, пока Чат принесет тебе поесть мяса змеи.

Значит, я не смогу выкупить свою свободу. Конечно, нет. А даже если бы и смогла, уйти сейчас не получится.

Не тогда, когда ей нужна моя помощь.

10. ТАРИК

Тарик рассеянно чешет голову Патры, пока слушает, как его советники и королевские ученые спорят между собой. Патра пододвигается ближе, чтобы он мог дотянуться и до других мест, прижимает уши и подталкивает носом его ладонь. Он укоряет ее взглядом, но в нём нет энтузиазма, потому что он предпочел бы побаловать свою кошку, чем слушать препирания дворян. Созвать собрание для обсуждения альтернативных методов создания энергии показалось в теории неплохой идеей. Теперь же, когда весь его совет и множество светлых умов королевства оказались в одной комнате, казалось, единственная энергия, которая их волнует, это та, которую они вкладывают в удары и колкости против своих коллег.

— Энергия, получаемая при помощи водяного пара, уже давно считается непрактичной, — говорит одна из лучших наставниц Лицея. Она скрещивает руки, вызывающе глядя на одного из королевских советников. — Требуется больше энергии, чтобы создать пар, чем вырабатывает сам пар.

Мужчина рядом с ней фыркает, поправляя свою длинную синею мантию, чтобы изобразить небрежность.

— Да, но она намного эффективнее гидроэнергии, которую предлагаете вы. Мы уже отклонили русло Нефари, чтобы поливать зерновые посевы в восточной части королевства. Если отклонить еще больше, это может иметь негативные последствия на рыбный промысел. Как вы собираетесь объяснять рыбакам среднего класса нехватку рыбы, ведь они зависят от ежедневного улова, чтобы прокормить своих детей?

Она хмурится.

— А если наша энергия полностью иссякнет? Что, по-вашему, я буду говорить им тогда?

Тарик массирует переносицу. Более пятидесяти лучших умов Теории собрались в этом большом тронном зале и все, что они могут, это препираться. Он задумывается, что сказал бы его отец и что сделал. В одном он уверен точно — его отец никогда не позволил бы выйти ситуации из-под контроля, как это случилось сегодня у Тарика. Советники высказываются без очереди, и никто не обращается к Тарику, как это принято на подобных собраниях согласно обычаю. Он должен положить этому конец.