— Я догадываюсь, но мне хотелось бы услышать от вас: чего вы хотите?

— После всех преступлений, совершенных в поместье Монтеса, я требовал одного — посадить Ортегу, — ответил Фалькон. — Это было невозможно. Я не согласен, но понимаю причины. Это отдельное дело. Ничего из случившегося в поместье Монтеса не выплывет в деле об изнасиловании родственников. Я хочу, чтобы назначили судебного следователя, не Кальдерона, разумеется. Я хочу арестовать Игнасио Ортегу, чтобы он ответил по этим обвинениям и по всем остальным, которые нам удастся выдвинуть после бесед с людьми из списка, предоставленного Сальвадором Ортегой.

— Мы обсудим это и сообщим вам, — сказал Лобо.

— Не намерен влиять на итог обсуждения, но хочу напомнить то, что вы сказали мне вчера в своем кабинете.

— Что именно?

— Вы сказали: «Нам нужны такие люди, как вы с инспектором Рамиресом, Хавьер. В этом можете не сомневаться».

— Понятно.

— Мы с инспектором Рамиресом хотели бы произвести арест сегодня ночью, — сказал Фалькон и вышел.

Он сидел один в своем кабинете, зная, что Рамирес и Феррера ждут новостей. Зазвонил телефон, Фалькон слышал, как они вскочили. Это была Исабель Кано. Она просила сказать что-нибудь о письме по поводу дома на улице Байлен, которое набросала, чтобы отправить Мануэле. Фалькон признался, что не читал письма, но это не важно. Он решил, что если Мануэла хочет жить в доме, ей придется заплатить рыночную цену минус комиссионные агенту, и это не обсуждается.

— Что с тобой случилось? — спросила она.

— Я внутренне ожесточился, Исабель, — сказал Фалькон. — Ты когда-нибудь слышала о деле Себастьяна Ортеги?

— Сыне Пабло Ортеги? Который похитил мальчика?

— Верно. Ты не против заняться апелляцией?

— Новые веские доказательства?

— Да, — сказал Фалькон. — Но должен тебя предупредить: Эстебан Кальдерон в данном случае будет выглядеть довольно неприглядно.

— Ну что ж, ему пора познать не только радость успеха, — сказала она. — Я посмотрю.

Фалькон повесил трубку и снова погрузился в молчание.

— Ты уверен? — сказал Рамирес из общего зала.

— Мы ценные работники, Хосе Луис.

На этот раз зазвонил телефон в общем кабинете. Рамирес схватил трубку. Молча слушал.

— Спасибо, — пробормотал Рамирес. Он повесил трубку. Фалькон ждал.

— Хосе Луис?

Ни звука. Он подошел к двери.

Рамирес смотрел вверх, лицо мокрое от слез, нижняя губа закушена, он пытался справиться с эмоциями. Махнул рукой Фалькону, не в силах говорить.

— Его дочь, — сказала Феррера. Севилец закивал, вытирая крупные слезы.

— С ней все хорошо, — сказал он шепотом. — Они сделали все возможные анализы и не нашли ничего страшного. Они думают, что это какой-то вирус.

Он упал на стул, вытирая слезы.

— Знаете что? — сказал Фалькон. — Думаю, самое время выпить пива.

Они втроем приехали в бар «Ла Хота», пили пиво и ели полоски соленой трески. Заходили другие полицейские и пытались завести с ними разговор, но беседа не получалась. Они были слишком напряжены. Когда стрелка часов подошла к половине девятого вечера, мобильный Фалькона завибрировал в кармане брюк. Он поднес его к уху.

— Вы можете арестовать Игнасио Ортегу по этим обвинениям, — сообщил Элвира. — Судебным следователем назначен Хуан Ромеро. Удачи.

Они вернулись в управление, потому что Фалькон хотел произвести арест на патрульной машине с мигалкой, чтобы весь район Ортеги знал, что происходит. За рулем была Феррера, они остановились у большого дома в квартале Порвенир. Как говорил Себастьян, на столбах у ворот сидели бетонные львы.

Феррера осталась в машине. Рамирес нажал на кнопку звонка, они услышали тот же звон колоколов, что и в доме Веги. Вышел Ортега. Ему показали удостоверения. Он посмотрел на патрульную машину с мигалкой у них за спиной.

— Мы бы зашли на минутку, — сказал Рамирес. — Если только вы не хотите, чтобы все произошло на улице.

Они вошли в дом и вместо привычного холода от кондиционера ощутили приятную прохладу.

— Этот кондиционер… — начал Рамирес.

— Это не кондиционер, инспектор, — сказал Ортега. — Оцените работу новейшей системы климат-контроля.

— Тогда в вашем кабинете должен идти дождь, сеньор Ортега.

— Могу я предложить вам выпить, инспектор? — спросил озадаченный Ортега.

— Вряд ли, — сказал Рамирес. — Мы надолго не задержимся.

— А вам, старший инспектор? Стаканчик виски? У меня даже есть «Лафройг».

Фалькон зажмурился. Этот сорт виски любил Франсиско Фалькон. В доме до сих пор хранились его запасы. Вкусы Хавьера были не столь экзотичны. Он отрицательно покачал головой.

— Не возражаете, если я выпью? — спросил Ортега.

— Это ваш дом, — сказал Рамирес. — Вам не нужно соблюдать приличия ради нас.

Ортега плеснул виски поверх льда. Он поднял стакан за полицейских. Приятно было смотреть, как он нервничает. Ортега взял здоровенный пульт, с помощью которого контролировал климат в доме, и начал объяснять сложность системы Рамиресу, но тот его прервал.

— Мы не умеем проигрывать, сеньор Ортега, — сказал он.

— Что, простите? — спросил Ортега.

— Мы совсем не умеем проигрывать, — сказал Рамирес. — Мы не любим смотреть, как наша отличная работа пропадает впустую.

— Я могу вас понять, — сказал Ортега, пряча нервозность в присутствии угрожающего, агрессивного Рамиреса.

— Что вы можете понять, сеньор Ортега? — спросил Фалькон.

— Ваша работа, должно быть, иногда приносит страшные разочарования.

— С чего бы вам так думать? — спросил Фалькон.

Теперь, уловив их интонацию и сочтя ее неприятной, Ортега сам стал неприятным. Он посмотрел так, словно они были жалкими людишками, достойными сожаления.

— Система правосудия мне не подчиняется, — сказал он. — Не мне решать, какие дела дойдут до суда, а какие нет.

Рамирес выхватил пульт из рук Ортеги, взглянул на кучу кнопок и швырнул его на диван.

— А как же двое детей, трупы которых мы нашли в поместье возле Альмонастер-ла-Реаль? — спросил Рамирес.

Фалькон содрогнулся, увидев усмешку, промелькнувшую на лице Ортеги. Теперь он знал, в чем дело, понял, что ему ничего не грозит, и собирался получить удовольствие.

— А что с ними? — чуть ли не промурлыкал Ортега.

— Как они умерли, сеньор Ортега? — спросил Рамирес. — Мы знаем, что у нас нет оснований завести на вас уголовное дело в связи с этим, но мы не умеем проигрывать и хотим, чтобы вы нам хотя бы рассказали.

— Не знаю, о чем вы говорите, инспектор.

— Мы догадываемся, что произошло, — сказал Фалькон. — Но мы хотели бы узнать точно, как и когда они умерли и кто их похоронил.

— Никаких ловушек, — сказал Рамирес, поднимая руки. — Вам нечего бояться ловушек, верно, сеньор Ортега?

— Большое спасибо, а теперь я хочу, чтобы вы ушли, — сказал он и повернулся к ним спиной.

— Уйдем, как только вы скажете то, что мы хотим услышать.

— У вас нет никакого права врываться…

— Вы сами нас пригласили, сеньор Ортега, — напомнил Фалькон.

— Пожалуйтесь своим высокопоставленным друзьям, когда мы уйдем, — сказал Рамирес. — Должно быть, вы можете добиться нашего разжалования, отстранения без сохранения зарплаты, увольнения… с вашими-то связями.

— Убирайтесь, — зарычал Ортега, оборачиваясь.

— Скажите, как они умерли, — стоял на своем Фалькон.

— Мы не уйдем, пока не скажете, — радостно заявил Рамирес.

— Они покончили с собой, — сказал Ортега.

— Как?

— Мальчик задушил девочку и вскрыл себе вены осколком стекла.

— Когда?

— Восемь месяцев назад.

— Как раз тогда старший инспектор Монтес начал пить больше, чем прежде, — сказал Рамирес.

— Кто их закопал?

— Не знаю, кого-то послали…

— Надо думать, они мастера копать ямы, — сказал Рамирес, — русские крестьяне. Когда вы в последний раз копали яму?

Теперь Рамирес подошел вплотную к Ортеге. Он схватил его за руку. Кожа нежная. Рамирес посмотрел ему в лицо.