Позорный столб был одной из моих давних сексуальных фантазий. Я вскользь говорила о нем Адаму месяцем раньше, запинаясь и шепча в темноте, смущенная не столько мерзостью действия, сколько его своеобразием. Но это была такая причуда, которую я никогда не рассчитывала испытать на практике. Когда-то давно я видела его в музее, но столбы теперь такая редкость, и, как правило, все они древние. Экскурсоводы обычно не предлагают девушкам с широко раскрытыми глазами испытать их на себе, но, честно говоря, даже если бы и предложили, то совсем не для того, чтобы доставить им удовольствие в центре музейной экспозиции или на исторически обставленной шумной вечеринке.

Этот экземпляр был из прочного красного дерева. Выглядел он вполне добротно. Мне он показался необычайно красивым, и, проведя пальцем по гладкой лакированной поверхности, я внутренне возрадовалась. Адам поднял верхнюю перекладину, демонстрируя три полукруглые выемки – большую для шеи и две другие поменьше, по одной на каждое запястье. Он снова ухватил меня за волосы, пристраивая мою шею в нужном положении. Я поколебалась минуту, прежде чем устроить руки в меньших выемках, позволив ему защелкнуть верхнюю часть, пригвоздившую меня к месту.

Первое, что я почувствовала, – это волна паники, второе – прилив похоти. Адам вставил деревяшку, скреплявшую между собой половинки, и я оказалась в капкане, как следует зажатая неподатливым деревом. Из-за веса, давившего на шею, было трудно поворачивать голову, поэтому поле моего зрения ограничивалось моими же ступнями и маленькой областью вокруг них. Спина была согнута, и поза моя было мало того что неудобная, но еще и делала меня крайне беспомощной. Задница торчала, и я просто чувствовала, как Адам смотрит на нее, а он пялился так сильно, что заставил меня почувствовать себя голой. И я была жутко благодарна, что это не так. Пока не так.

Он обошел вокруг столба и стал передо мной. Его член был так близко к моему лицу, что я дышала на него. И вдруг стало понятно, почему этот столб ниже тех, которые я видела раньше. Он, конечно же, вызывал приступы боли в спине от неудобного положения, которое неожиданно показалось практичным.

Адам положил свою кожаную сумку на пол, как раз туда, где я могла ее видеть, открыл ее и начал в ней рыться, хотя делал это таким образом, что я, к своему разочарованию, как ни старалась, не смогла увидеть ничего из ее содержимого, кроме веревки.

Наконец он вынул маленький серебряный цилиндр. Сначала я подумала, что это пуля-вибратор, но потом он снял колпачок. Это была помада. Обычно я не использую много макияжа, и в большинстве ситуаций вполне довольствуюсь блеском для губ, кроме тех случаев, когда мне надо выглядеть шикарно. Я не любительница помады, поэтому очень удивилась.

Он покрутил основание и продемонстрировал ярко-красный цвет тюбика. Я посмотрела на него с подозрением, а затем он склонился ко мне, отбросил непослушные пряди волос с моего лица и нежно поцеловал в лоб. Его прикосновения были мягкими и успокаивающими. Все так и говорило о том, что сейчас он сделает что-то из ряда вон выходящее.

Он взял помаду и написал что-то поперек лба. Я начала дрожать, мысли завертелись в водовороте замешательства. Можно было спорить на все сто, что написал он что-то ужасное, и я, без сомнения, выглядела нелепо. У меня были немалые опасения, что он купил одну из тех несмываемых помад, которые могут оставить меня с какой-то унижающей достоинство надписью через весь лоб навеки. В нарастающей истерии я принялась размышлять, не придется ли мне самой отрезать челку перед тем, как я отправлюсь в понедельник на работу.

– Хочешь знать, что тут написано?

Я качнула головой, скорее попытавшись стряхнуть волосы на лицо, чтобы он не мог видеть оскорбительную надпись, чем отрицательно ответить на его вопрос.

– Здесь написано «шлюха».

Он снова опустился на колени, поднял мое лицо и зачесал волосы назад. Но атмосфера в комнате изменилась. Я больше не чувствовала нежности, только одно желание: побольнее унизить. Адам начал покрывать мои губы бесстыдной помадой, дергая рукой подбородок, пока возил ею по моим губам снова и снова. К тому времени, когда он закончил, я, должно быть, выглядела как клоун. Губы были липкими и опухшими. Я их не чувствовала.

Он зашел сзади, но облегчение, которое я почувствовала с его исчезновением из поля зрения, вряд ли продлилось дольше секунды. Его руки обвили мою талию, расстегнули брюки и вместе с трусами опустили их до колен. Я потопталась, пытаясь освободиться и вылезти из них, но Адам шлепнул меня по заду, предостерегая от этого. От того, что я была раздета наполовину, я чувствовала себя более уязвимой, чем если бы была совершенно голой. А когда Адам начал писать на заднице, стало щекотно, и у меня начали дергаться ноги.

– На случай, если полюбопытствуешь, здесь написано «шалава».

Я ощутила прилив ярости. Он вернулся к моему лицу, безо всякого предупреждения схватил меня за волосы и надел ртом на член, проталкивая себя и натягивая мои волосы, пока не оказался так глубоко, что я захрипела, пытаясь дышать. В отчаянии я могла только сжимать пальцы на обездвиженных узкими отверстиями руках, пытаясь извернуться и оттолкнуть его.

Так же быстро он вырвался назад, предоставив мне возможность любоваться его членом, измазанным помадой и блестевшим от слюны. Он подвинулся ближе, и я открыла рот, ожидая, что он снова ворвется в меня, но вместо этого он показал на линию, где кончались следы помады – примерно на три четверти длины ствола.

– Ты должна лучше стараться, – сказал он, заталкивая себя обратно внутрь.

Я приняла игру и старалась открывать рот как можно шире, чтобы пропустить его поглубже, но после нескольких секунд нарастающей паники снова стала задыхаться, и глаза наполнились слезами. Он вышел, оставив паутинку слюны, тянувшуюся от моего рта до кончика его члена. Я закрыла глаза, когда увидела ее, и заскулила от смущения. Он посмотрел вниз, чтобы увидеть причину моего расстройства, и снова подался вперед, мимоходом вытерев ее о мою щеку, прежде чем опять проверить, где находится отметка. Я решительно не открывала глаза, не желая доставлять ему удовлетворение от того, что испытываю настолько сильное унижение, что глаза мои не просто мокрые – я готова разрыдаться. К моему великому облегчению, он не стал возражать. Пока.

– Уже лучше, но пока еще не вполне хорошо. Еще одно усилие. Ну, давай, милая.

Его слова подстегнули меня. Я глубоко вдохнула за мгновение до того, как он пронзил мне рот. Я ощутила рвотный рефлекс, пытаясь подавить растущую панику от невозможности дышать, и каким-то образом, несмотря на неподходящий угол и мою неустойчивость, его член проскользнул в мое горло. Он громко застонал, и я почувствовала прилив гордости. Я полностью контролировала себя, пытаясь дышать носом, который уткнулся в его пах. В течение нескольких секунд мне это удавалось, но в конечном счете я опять начала задыхаться, и он вышел, как ни в чем не бывало вытирая смесь слюны и предэякулята о мое лицо. Когда он оказался ближе к щекам, я смогла увидеть помаду по всей длине ствола. Мой состязательный дух засчитал это за победу, что было удивительно, если вы помните мою позу. Но я думаю, что мы должны ценить наши победы, где бы мы их ни одерживали. Я постаралась не заострять внимание на том, что представляло мое лицо после этого.

Он опять начал вталкиваться в мой рот, грубо, жестко. Он сгреб мои волосы, запрокидывая мне голову настолько, насколько разрешал позорный столб, удерживавший меня на месте. Он мог толкать меня туда и обратно, глумясь над тем ритмом, в котором он хотел трахаться со мной. Временами я давилась и задыхалась, но гораздо чаще он сам выскальзывал из моего горла и перед тем, как через некоторое время вернуться туда, начинал удовлетворять себя сам, очень быстро двигая рукой прямо перед моим лицом. Я знала его слишком хорошо, чтобы понять, когда оргазм стал неотвратим, и, к моему расстройству и досаде, он с глубоким стоном кончил. Я закрыла глаза, но не могла помешать ему кончить мне на лицо и волосы.