Я пошарила глазами и обнаружила, что Адам уже проснулся и смотрит на меня. Он улыбнулся мне, поцеловал и заключил в нежные долгие объятия, любящие, любимые и – за считаные месяцы совместной жизни – ставшие излюбленным способом начинать день. Следовательно, это была не соответствующая поза для последнего напоминания о моих правилах поведения на предстоящий день.
Все было очень просто. Я принадлежу ему целиком и полностью. Я должна буду исполнять все, чего бы он ни захотел, а если не исполню – могу быть наказана. Все решает он. Что мне носить, что мне есть, когда мне есть, что мне делать. И никаких оргазмов без его особого позволения. От момента, когда мы встанем с постели, и до того момента, когда я засну. Слава богу, мне не нужно было называть его «Господин» или «Мастер» – мы оба сошлись на том, что это звучит несколько театрально и может отвлекать нас от дела – но, по сути, им он и будет.
Я предполагала, что у меня будет немного времени. Как всем известно, я не жаворонок и надеялась, что успею заскочить в туалет и, по крайней мере, почистить зубы, улучив момент, чтобы привести в порядок мысли до того, как мы начнем. Это немного действовало на нервы, но негласный вызов мне был уже брошен – я хотела продержаться целый день и посмотреть, к чему это приведет. Адреналин уже пошел.
Адам спросил, поняла ли я, что он сказал. Я кивнула, не доверяя своему голосу, который мог выдать мое нервное состояние. Я очень беспокоилась, что, если он почувствует мой страх, то ослабит давление, и тогда я не смогу приобрести полноценный опыт.
Ха! Есть шанс, что все будет прекрасно.
Он нежно взял мое лицо, погладил волосы и внимательно посмотрел на меня.
– Ты хорошо помнишь свое стоп-слово?
Я снова кивнула.
Он улыбнулся.
– Хорошо. Запомни, нет ничего постыдного в его использовании. Я знаю, для тебя это будет сложное соревнование, но я также знаю, что ты собираешься делать все, что в твоих силах, чтобы угодить мне.
Я смотрела на мужчину, которого полюбила – улыбающегося мне, с примятыми подушкой волосами, – и улыбнулась в ответ, зная, что он прав. Конечно, отчасти именно дух соперничества так же, как и любовь, лежал в основе моей потребности сделать все как следует. Но я не думала, что стоило упоминать об этом в тот момент.
Сейчас у меня есть тайные подозрения, что он тогда уже знал это.
Так все и началось. Адам отправил меня принимать душ, а сам в это время остался в кровати читать утренние новости с телефона. В результате моей обычной утренней раздражительности у нас очень быстро сложился определенный распорядок: он шел в ванную первым, давая мне возможность больше десяти минут поваляться в постели, прежде чем встать. В этом был полезный побочный эффект – к тому времени, когда я была одета, на столе меня ждала кружка чая, а иногда даже какой-нибудь тост. Словом, даже такой невинный исходный приказ уже казался странноватым. Конечно, задания только собирались приобретать большую сложность.
Наконец, чистая и высушенная, я вернулась в спальню голая, как и было приказано. До этого времени Адам видел меня раздетой бессчетное число раз, но когда он положил свой телефон на тумбочку и повернулся, чтобы уделить мне все свое внимание, я испытала застенчивость и стыдливость. Я попыталась не покраснеть и сжала кулаки, чтобы побороть желание скрестить руки на груди. Я была совершенно уверена, что это будет расценено как «нет-нет».
Он приказал мне повернуться, положить руки на стену рядом с кроватью и расставить ноги в стороны. Я сделала, как было сказано, и он вынырнул из-под одеяла, чтобы стать за спиной.
Его рука была на моей заднице, которую он натирал холодным от лубриканта пальцем, прежде чем легко проскользнуть внутрь. Я покраснела, неожиданно признательная ему за то, что он не может видеть моего лица. Потом его палец сменился на кончик анальной пробки (очень холодной!), которую он медленно вставил в меня на всю ее длину. Его рука бродила между моими ногами, его прикосновения были почти обезличенными, и я не могла удержаться, чтобы не вздрагивать – мое тело уже демонстрировало удовольствие от самого начала этой игры, хотя мозг еще только пытался понять, действительно ли мне это нравится.
Это не совсем правда. Я уже против собственной воли напрягалась от однообразия распоряжений.
Он приказал мне повернуться. Я сделала это, молча округляя глаза на продолжающееся микроруководство. Что же, так весь день и будет продолжаться? Потому что это уже начинало надоедать.
Когда я повернулась, то не успела изменить выражение лица, и он его увидел. Не в первый раз он видел этот мой взгляд – и уж, конечно, не в последний, – но его реакция заставила меня буквально онеметь на мгновение.
Он схватил меня за волосы, и, удерживая, приблизил свое лицо к моему. С суровым выражением, тихим угрожающим голосом он предупредил меня насчет того, как я должна вести себя сегодня.
Я даже не успела задуматься о том, что лучше – что-то ответить или промолчать, как он сел на кровать, положил меня к себе на колени и начал больно шлепать.
Мое тело уже демонстрировало удовольствие от самого начала этой игры, хотя мозг еще только пытался понять, действительно ли мне это нравится.
Когда моя задница стала красной, я сжалась вокруг неумолимой пробки. Я была разочарована, и в то же время меня это заводило, как я ни сдерживалась. Но, несмотря на противоречивые эмоции, вспыхивавшие у меня в голове (ну ладно, злости было больше), было одно неопровержимое доказательство моего истинного отношения к его оскорблениям. Мое лицо пылало, и я знала, что становлюсь влажной. Будь он проклят.
Хотя сегодня, по всей видимости, мое возбуждение не имело значения.
Когда Адам наконец закончил порку, я робко поднялась с его колен; у меня подкашивались ноги и горела задница. Я не смотрела на него. Я чувствовала себя ничтожной. Наказанной.
Он поднялся и пошел к гардеробу, оставив меня неуклюже стоять. Затем начал выкладывать одежду на кровать. Юбка. Блузка. Галстук. Длинные полосатые гольфы (я часто надеваю их под брюки на работу и видела, как он присматривался к ним раньше). Резинка для волос. Могло показаться, что моим заданием дня будет изображать сексуальную школьницу. Это было утешительно. Я уже одевалась так по его указке, да еще и издевалась над ним за штампы. Это был тот Адам, которого я знала. Любимый. Но я продолжала с опаской следить за ним, прекрасно понимая, что сегодня другие правила.
Прежде чем дать одеться, он обмотал мне талию куском веревки, пропустив ее между ног, чтобы она удерживала на месте пробку. А потом он смотрел, как я наряжаюсь для него. Это происходило медленно и неловко, в первую очередь потому, что комбинация пробки с веревкой делала процесс надевания носков, а именно наклоны, поистине удивительным развлечением.
Несмотря на то, что я была полностью одетой, а он совершенно раздет, у меня было стойкое ощущение, что голая – я.
Я чувствовала, что лицо у меня красное. Оно бывает таким только тогда, когда у меня температура. Наконец, когда я была уже полностью одета, Адам захотел, чтобы я встала перед ним на колени. Сам он уселся на кровать. Несмотря на то, что я была полностью одетой, а он совершенно раздет, у меня было стойкое ощущение, что голая – я.
Он приказал мне широко открыть рот. Я почувствовала себя увереннее – по крайней мере, могу сказать, что некоторое время так и было. Он не просил меня сосать, а просто схватил меня за конский хвост и принялся трахать в лицо, сильно и глубоко, снова и снова. Бессчетное число раз я давилась, задыхалась, так что слюна текла по щекам, но Адама не интересовали мои страдания – он просто использовал меня как дырку для самоудовлетворения, и все. В конечном счете он вышел и кончил мне на блузку, а затем встал и ушел, мимоходом погладив меня по голове. Я восприняла это как проявление нежности, потому что, честно говоря, в этом эксперименте ничего нежного больше и не было, и я чувствовала себя обиженной и расстроенной. Адам натянул футболку и шорты, вернулся обратно и встал передо мной.