От этих слов пружину будто отпустило. Желание взорвалось в Фиа фейерверком наслаждения, сотрясая все ее тело, расширяясь и расходясь волнами, опустошая и одновременно наполняя ее.

– Томас! – изумленно вырвалось у нее. – Томас!

Он не отозвался, не мог. Язык не слушался его. Тело Фиа подчинилось ему, оно принимало его и отвечало взаимной страстью. Для них сейчас уже больше ничего не существовало вокруг. Весь мир сузился до этого мгновения. Фиа уже была не в состоянии сопротивляться, она кричала и стонала от наслаждения.

Затем ее бедра резко сжались и сдавили Томаса, пальцы впились в его спину. Томас почувствовал, как плоть Фиа резко сократилась и зажала в себе его член. Настал его миг. Томас уперся руками в землю, приподнялся, ощущая ее бедра своими, и резкими частыми движениями стал входить и выходить из нее. Не сдерживая больше себя, он закричал в небо.

Фиа дотронулась до лица Томаса, провела кончиками пальцев по его губам. Глаза ее светились, но были грустными, подобно лунному свету.

– Я никогда не знала раньше, что так может быть, – негромко сказала она.

Томас повернул голову, поцеловал ее ладонь. Он прочел сожаление в ее улыбке. Томас знал, что она сейчас скажет, еще до того, как услышал ее слова. Но когда она все же произнесла их вслух, каждое сказанное слово впивалось в его сердце подобно шипу.

– Это не должно повториться.

– Нет? Почему?

– Потому что... потому что потом будет еще больнее. Какая-то часть Томаса не соглашалась с этим, хотелось спросить: почему потом должно стать еще больнее? Почему то, что казалось единственно правильным и возможным, должно закончиться?

А другая его часть понимала и заставляла молчать. Фиа права. И Фиа видела признание своей правоты у него на лице. Прежде чем он успел прочесть ее мысли, она опустила голову и отвернулась. Потом надела нижнюю рубашку и принялась затягивать на ней тонкий шелковый шнурок. Она выглядела такой беззащитной.

Если бы это была сказочная история, то они уснули бы в объятиях друг друга. А, проснувшись, снова бы обнялись, шептали бы друг другу нежные обещания и клятвы и, поднявшись со своей постели из сосновых иголок, направились бы навстречу солнцу.

Но их история была совсем не сказочная.

Томас отвернулся и посмотрел в сторону, с горечью отмечая, что они не существуют отдельно от своего прошлого, от того, что важно не только для них самих, но и для других. Томасу было достаточно взглянуть на восток в сторону Острова Макларенов, чтобы увидеть тех, кого он вернул на родную землю, и понять, как мало у него времени на собственные чувства, на собственную боль, даже если эта боль смертельна.

Если бы все было иначе... Он все еще изгнанник, хотя находится на своей земле. Ему скоро придется покинуть ее, быть может, навсегда, если он дорожит своей жизнью. А он очень дорожил жизнью.

И Фиа... Ведь она по-прежнему остается дочерью Карра. Ни неделя общения, ни несколько часов страсти не могут изменить этот факт. Он знал Фиа достаточно хорошо, чтобы доверить ей свою жизнь, но не настолько, чтобы доверить ей чужие жизни. Однако от этого желание обладать ею не становилось меньше. Если то, что произошло между ними, повторится вновь, а это вполне вероятно, поскольку нерастраченных чувств у них осталось еще очень много, его желания превратятся в навязчивую страсть, которую не укротят даже годы, сколько бы их ни прошло.

«Проклятие! – подумал Томас. – Я окончательно запутался. А ведь так хотел уничтожить в своей жизни все, что связано с Мерриками».

Он встал, оделся, натянул сапоги. Ему хотелось прикоснуться к Фиа, но он боялся, что ненасытная страсть вновь охватит его и он не совладает с собой.

– Пожалуй, уже слишком темно, чтобы возвращаться назад, да и тропу почти не видно. Нам придется переночевать в замке. – Фиа повернулась и взглянула на него. Выражение ее глаз явно противоречило невольно прозвучавшей повелительности в его словах. – Не волнуйся, я оставлю тебя в покое. Там хватит места. Есть уже почти законченные комнаты, найдется и кое-какая мебель. Ты займешь одну комнату, а я – другую.

«Под звездами», – добавил он мысленно. Он боялся находиться рядом с ней, потому что продолжал страстно хотеть ее. В конце концов, он всего лишь мужчина.

Фиа согласно кивнула, дождалась, пока он отыскал и привел лошадей. Со сдержанностью, достойной восхищения, он поднял и усадил ее в седло, а затем вскочил на свою лошадь.

По тропинке они спустились к узкой полоске земли, которая соединяла остров с основной землей. Когда они миновали перешеек, сумерки уже перешли в ночь. Над головами у них летали ночные птицы, на черном небе сияли яркие звезды. Со всех сторон доносился стрекот цикад. Факелы освещали только что восстановленную террасу. Несколько каменщиков все еще продолжали трудиться. В одном из них Фиа признала верзилу Джейми, который встретил их на берегу, когда они высадились. Джейми поднял свою огромную голову и, когда узнал Томаса, встал, чтобы поприветствовать их.

– Ага, – медленно произнес Джейми, переводя понимающий взгляд с Томаса на Фиа, – что ж, пора.

– Заткнись, Джейми. – В голосе Томаса прозвучало гораздо больше раздражения, чем верзила того заслуживал, даже если в его словах и был какой-то намек. – Распорядись, чтобы наших лошадей накормили. Леди Макфарлен будет ночевать здесь.

Верзила открыл было рот, чтобы сказать что-то, но, взглянув на решительное лицо Томаса, передумал и крикнул что-то через плечо. Томас спешился, не дожидаясь согласия Фиа, обхватил ее за талию и снял с лошади. Он встал позади нее, словно избегал смотреть ей в глаза.

Сердце Фиа сжалось от боли, но не от сожаления. Она понимала, почему Томас избегает смотреть на нее, почему делает вид, что равнодушен. Она знала, что его сжигает желание, желание безнадежное, приносящее только боль. Она знала это потому, что сама испытывала то же самое.

Пока они медленно спускались по тропе с холма к берегу, Фиа ехала позади и смотрела ему в спину. Она видела его широкие плечи, оценила, как ловко сидит он на лошади, словно сросся с ней в одно целое. Один вид его пробуждал в Фиа желание. Воспоминания, которым было всего-то несколько мгновений, о том, как его бедра прижимались к ней, как его широкая грудь накрывала ее, как его руки обнимали ее, были еще слишком свежи.

Можно сказать, ей повезло, что он понял ошибочность случившегося, ошибочность того, что они оба уступили желанию.

У Фиа никогда не было любовников только лишь потому, что она сама не хотела иметь их. А сейчас, когда она узнала, что это такое, она хотела его еще и еще. Она хотела Томаса не на час, не на несколько часов, а на всю оставшуюся жизнь. И завтра, и послезавтра, и потом, потом, потом... Но, желая этого, она ничего не добьется, разве только его смерти.

Если Карр когда-либо узнает, что она отдалась Томасу, он сразу же выдаст его властям. Томаса арестуют и повесят, а голову выставят на две недели на всеобщее обозрение. А с этим она уже не сможет жить.

Надо быть благодарной. Шесть лет назад она запретила себе думать о Томасе, но сейчас, к своему удивлению, вспомнила вкус тех своих детских мечтаний. Однако реальность превзошла все, о чем она тогда мечтала и что могла себе представить. Да, надо быть благодарной, довольной тем, что ей довелось испытать. Однако быть благодарной не получалось, хотелось еще, потому что она была такой же жадной и эгоистичной, как отец.

Но в отличие от отца она не подчинится своей ненасытности, она убережет Томаса от расплаты за ее жадность.

Фиа заставила себя посмотреть вокруг и в изумлении застыла, позабыв все свои мысли. Она невольно сделала шаг вперед, у нее перехватило дыхание. Фиа подняла голову и, казалось, не сознавала, что улыбается, увидев... увидев Мейден-Блаш.

– Говорят, – услышала она за спиной тихий голос Томаса, – что Дугал Макларен впервые увидел Элизабет Маккинтер на коленях у ее отца, когда ей было всего тринадцать лет. Дугал видел девочку только один раз, но этого было достаточно. – Томас глубоко вздохнул. – Дугал покинул дом Маккинтеров, зная, что старик собирается породниться с более богатой семьей, выдав дочь замуж. Однако Дугал поклялся, что Элизабет будет принадлежать только ему. Он приехал сюда, на этот остров, и построил замок – такой, чтобы был неприступен для врага. На его строительство ушло четыре года. Когда замок был готов, Макларен собрал вокруг себя семьдесят хорошо вооруженных шотландцев и отправился за Элизабет. К счастью, отец еще не успел выдать ее замуж, хотя, если бы она и была уже замужем, для Дугала это не имело бы ни малейшего значения. Едва увидев Дугала и его людей, Маккинтер согласился отдать ему дочь. Дугал привез Элизабет на этот остров. Замок тогда был еще безымянным... – Голос Томаса затих.