Диана перехватила строгий взгляд, который бросил на него Холт.
– Да, да, – закивал головой старый ковбой. – Почему бы мне не заткнуться, ведь так? Знаю, не мое это дело.
9
К середине следующего дня жеребец все еще не привел кобыл к источнику в каньоне. Последняя из фляжек с водой опустела. Теперь Холт был вынужден принимать решение, и Гай напомнил ему об этом.
– У нас больше нет воды. Что будем делать? – с вызовом спросил он. – Наши лошади с утра не поены.
– Подождем до пяти. Если к этому времени табун не появится, пойдем к источнику.
Они продолжали ждать. Шел уже шестой час, но не было видно никаких признаков белого жеребца и кобыл. Диана чувствовала, насколько Холту не хочется снимать засаду и входить в каньон, но без воды долго не протянуть, особенно лошадям.
– В седло, – недовольно скомандовал он в ответ на очередной сигнал Руби о том, что в каньоне незаметно никакого движения. – Лошадей поведем с собой и дадим им напиться вволю.
Подъем верхом на лошадях оказался гораздо короче. Увидев Гая, который вел за собой его оседланную лошадь, Руби широко улыбнулся.
– Я уже думал, что вы оставите меня сидеть здесь, как какую-то птицу, – заявил он. – Если мне и придется торчать тут, то лучше уж на лошади. Кроме того, внизу все же попрохладнее, – чем на этих докрасна раскаленных солнцем камнях.
– Садись в седло, – бросил ему Холт в нетерпении и с плохо скрытым пренебрежением в голосе.
Продолжая что-то бормотать себе под нос, Руби принял у Гая повод и привычным движением старого наездника вставил ногу в стремя. Холт возглавил процессию, и они начали спуск к ложу каньона. Диана замыкала конную вереницу. За ней по крутым и неверным от частых осыпей склонам тащилась вьючная лошадь с поклажей.
Длинные тени от скал, нависающих над ущельем, делали его в воображении путников более прохладным, чем то было на самом деле. У источника Холт и Гай наполнили до краев опустевшие фляги, бросив в них из предосторожности дезинфицирующие таблетки. Пока они были заняты этой процедурой, Руби и Диана придерживали стремившихся к воде животных. Когда же незамутненная вода для питья была наконец набрана, настала очередь истомленных жаждой коней.
Диана ополоснула руки и лицо и с наслаждением ощутила, как свежие струйки проникают под одежду и освежают ее кожу, истосковавшуюся по хорошему душу.
– Вот бы сейчас искупаться, – мечтательно проговорила она, не обращаясь ни к кому конкретно.
Однако Руби и тут не преминул завязать разговор:
– Когда гоняешься за дикими лошадьми, мыться нельзя. Даже переодеваться не стоит. Запах, понимаешь, уже не тот. Я читал как-то об одном таком парне, который не мылся и не менял одежду в течение многих дней. Он преследовал табун, и в конце концов кони так привыкли к его запаху, что внимание обращать перестали, когда парень к ним приближался. Так он потихоньку и направлял их в загон. Лошади там очутились, даже не заметив этого. Не-е, когда гоняешься за мустангами, забудь о мытье и свежей одежде.
– Думаю, тебя это даже устраивает, – сухо прокомментировал рассказ старого ковбоя Холт.
– Что это вы себе навыдумывали? Я моюсь ничуть не реже любого другого, – с возмущением парировал Руби. – Никто не может обвинить меня в нечистоплотности.
Ну разве что в некотором небрежении к своей внешности, отметила про себя Диана, бросив взгляд на отросшую щетину на обветренном стихией, хотя и явно умытом лице старожила отцовского ранчо. Правда, сейчас Диана не испытывала ни малейшего желания дразнить Руби, как, впрочем, подсознательно избегали делать это и остальные участники их экспедиции.
Переведя дыхание, Диана наконец оторвалась от воды и взглянула в просвет устья каньона. Она сделала это просто так, не надеясь увидеть там что-либо интересное, но внезапно лицо ее застыло, выражая предельное изумление, поскольку в каких-то нескольких сотнях ярдов от них недвижно стояло словно вылепленное из белоснежного гипса великолепное живое изваяние.
– Смотрите, – выдохнула девушка чуть слышно.
Остальные быстро обернулись, заинтригованные ее сдержанным окликом, и точно так же застыли в немом оцепенении. Белоснежный жеребец, очевидно, различил в сумраке расщелины их силуэты и теперь вытягивал шею, пытаясь уловить запах пришельцев. Он сделал несколько прыжков в сторону в неизъяснимо грациозной манере, присущей диким животным. При этом его длинный хвост взвился роскошным султаном, а шелковистая грива затрепетала, подобно белому флагу, на свежем ветру. Подозрительный, но уверенный в своей мощи самец вновь столь же внезапно замер, прядая ушами и олицетворяя собой неправдоподобную гармоничность ожившей статуи.
Диана продолжала неотрывно следить за животным, не замечая ничего вокруг. Она испытывала неописуемый восторг, видя совсем рядом с собой это совершенное создание природы. Жеребец казался ей столь же свободным и недосягаемым, что и парящий в облаках орел. Подобно этой царственной птице, силуэт его был исполнен достоинства и надменности. Диана ощущала истинное восхищение. Оно наполняло все ее существо и дарило неведомое ей раньше духовное наслаждение.
Ветерок, пробегавший по руслу каньона, донес наконец запах мустанга до их лошадей, но на этот раз Диана была начеку и не позволила своему мерину подать голос навстречу внезапному гостю. Однако для подтверждения своих подозрений дикому жеребцу было достаточно перестука копыт и негромкого фырканья оседланных лошадей, вытягивавших морды навстречу неожиданно налетевшему на них волнующему запаху.
Сдержанное ржание белого мустанга, несомненно, служило сигналом к отступлению для следовавших за ним кобылиц. Взвившись на дыбы и развернувшись на задних ногах, жеребец стремительно помчался прочь от каньона. Диана так бы и стояла, завороженно наблюдая за исчезающим видением, но Холт уже вскочил в седло.
– Вперед! Ближе нам к нему все равно не подобраться! – выкрикнул он.
Холт уже вовсю несся за спасавшимся бегством небольшим табуном, когда остальные еще только устраивались в седлах. Диане, тащившейся неспешным ходом с вьючной лошадью в поводу, оставалось только глотать пыль, поднятую сорвавшейся в галоп погоней. Их лошади, конечно, успели отдохнуть. Но, к несчастью, им только что позволили вдоволь напиться воды. Разумеется, теперь они не могли показать все, на что были способны в резвом аллюре.
Табуну все же не удалось оторваться слишком далеко. Пегая кобылица резво скакала впереди на месте вожака, а белый жеребец прикрывал тылы, не позволяя своему гарему замедлять стремительный ход. Иноходец словно летел над жухлой травой, не выказывая ни напряжения, ни усталости в своем ритмичном беге.
Солнце все ниже клонилось к черной границе горного хребта, и тени стали заметно удлиняться. Временами Диана теряла кобылиц из вида, но необычная масть жеребца неизменно служила преследователям путеводной звездой для движения в нужном направлении. Как ни подгоняли они своих лошадей, но расстояние между всадниками и неутомимым маленьким табуном решительно не желало сокращаться ни на йоту.
Пегая кобылица, казалось, прекрасно ориентировалась в местных холмах и низинках. Сделав внезапный резкий поворот, она нырнула в узкое русло пересохшей речки, и жеребец направил остальных за ней следом. Руби и Холт первыми свернули в ту же балку, а вскоре за уступом каменистой осыпи исчез и Гай. Диана значительно отстала от мужчин. Вдруг до нее донеслось пронзительное ржание лошадей и крики мужчин. Прежде чем Диана добралась до места, появился Гай на своем коне.
– Они в западне! – крикнул он ей взволнованным голосом.
Почти тотчас же из-за камней выскочили Руби и Холт. Холт прямо на ходу прыгнул с седла. Он не стал терять времени на выражения восторга по поводу достигнутого успеха.
– Быстро строй заграждение, – бросил он Руби. – Гай и Диана, будьте готовы на тот случай, если они попытаются прорваться.
Мужчины бросились поспешно и с завидной изобретательностью воздвигать баррикаду из веток, сучьев и камней, а Диана напряженно наблюдала за их действиями, испытывая непреодолимое нервное возбуждение, подогреваемое доносившимися со стороны русла звуками.