— Ты только что намусорил?

— Я вожу «гибрид». Это компенсирует мой поступок.

— Ты просто ужасный человек, — без убеждения сказала я.

— Знаю, — бодро ответил Ной.

Он озорно улыбнулся, протянул руку над моими коленями, чтобы открыть дверцу, и, перегнувшись через меня, мимолетно коснулся моей руки. Потом приоткрыл дверцу, но не отодвинулся. Его лицо было всего в нескольких дюймах от моего, и я видела золотистый отблеск на его вечной щетине. От него пахло сандаловым деревом и океаном, но дымом — лишь слегка. У меня перехватило дыхание.

Когда зазвонил мой мобильник, я подпрыгнула так, что ударилась головой о крышу машины Ноя.

— Какого чер…

Телефон продолжал звонить, не ведая о том, как мне больно. Текст песни «Дорогая мама» Тупака,[31] которую Джозеф запрограммировал как мой рингтон, выявила виновника.

— Прости, я должна…

— Подожди, — начал Ной.

Сердце мое неслось галопом, и только отчасти от удивления. Губы Ноя были всего в нескольких дюймах от моего лица, телефон протестовал в моей руке, и я влипла.

Собрав в кулак всю свою силу воли, я выбралась из машины и нерешительно помахала Ною, захлопывая дверцу.

Потом я ответила на звонок.

— Алло?

— Мара! Где ты? — раздался отчаянный голос матери.

Я повернула ключ в системе зажигания машины Даниэля и посмотрела на часы. Я сильно опаздывала. Плохо.

— Сейчас еду домой.

Покрышки машины завизжали, когда я развернулась на месте и почти врезалась в черный «Мерседес», припаркованный позади.

— Где ты была? — спросила мама.

Она отсчитывала каждую наносекунду, пока я медлила с ответом, поэтому я сказала правду:

— Я нашла возле школы умирающую от голода собаку. Ей было очень плохо, поэтому мне пришлось отвезти ее к ветеринару.

Началось. Мама некоторое время молчала, потом спросила:

— Где она сейчас?

Какой-то поганец позади меня засигналил, когда я свернула на автомагистраль.

— Где кто?

— Собака, Мара.

— Все еще у ветеринара.

— Каким образом ты за нее заплатила?

— Я не… Одноклассник увидел меня и отвез к своей маме, ветеринару, а та позаботилась о собаке бесплатно.

— Удобно.

Вот оно — раздражение в мамином голосе. Я влипла, влипла по уши. Я не ответила.

— Увидимся, когда приедешь домой, — сказала мама.

Отрывисто.

Я не предвкушала возвращения, но все равно при первой же возможности ударила по педали газа и, как только смогла, помчалась со скоростью почти девяносто, бросая вызов копам — пусть остановят меня. При каждом удобном случае я меняла ряд. Я игнорировала раздражающие гудки. Я заразилась манерой езды, принятой в Майами.

Спустя немного времени я уже заруливала на подъездную дорожку.

Я прокралась в дом как преступница, надеясь проскользнуть в свою комнату незамеченной, но мама примостилась на подлокотнике дивана в пустой гостиной. Она ожидала меня. Моих братьев не было видно и слышно. Чтоб им пусто было.

— Давай поговорим.

Выражение маминого лица было неестественно спокойным. Я приготовилась к ее атаке.

— Ты должна отвечать, когда я звоню. Каждый раз.

— Я не знала, что это ты звонила раньше. Я не узнала номера.

— Это номер моего офиса, Мара. Я велела тебе записать его в телефон, как только мы переехали, и оставила тебе голосовое сообщение.

— У меня не было времени его прослушать. Прости.

Мама подалась вперед; ее глаза изучали мое лицо.

— Там действительно была собака?

Я дерзко уставилась на маму.

— Да.

— Итак, если завтра я позвоню в ветеринарную клинику и спрошу о ней, там все подтвердят?

— Ты мне не доверяешь?

Мама не ответила. Она сидела молча, приподняв брови, ожидая, пока я что-нибудь скажу.

Я скрипнула зубами и ответила:

— Ветеринара зовут доктор Шоу, и ее клиника находится на Майами-Бич, около школы. Точного адреса я не помню.

Выражение лица мамы не изменилось.

Я была сыта этим по горло.

— Я иду в свою комнату.

Я отвернулась, мама позволила мне уйти.

Я захлопнула дверь чуть сильнее, чем требовалось. Оказавшись в своей комнате, я не могла больше откладывать мысли о том, что сегодня произошло. Ной. Мэйбл. Ее хозяин. Его смерть.

Вещи менялись.

На моей коже выступили бусинки пота, хотя я и знала, что вещи не могут меняться из-за меня. Это было невозможно. Я находилась в классе в девять часов утра, когда умер тот деревенщина. Он наверняка умер раньше. Коронер ошибся, сам сказал, что лишь строит догадки.

Вот так-то! Мне просто причудилась беседа с фермером. Тогда мне подумалось, что он слишком бесшумно ко мне подкрался, но он вообще не подкрадывался. Он уже был мертв. Вся наша беседа была еще одной галлюцинацией — такое и вправду случается, учитывая мой посттравматический синдром.

Но все-таки. Сегодняшняя галлюцинация казалась… другой. Она подтверждала, что я еще более безумна, чем допускала. Моя мать трудилась лишь над небольшим нарушением душевного равновесия, а я была совершенно спятившей. Ненормальной. Психически больной.

Присоединившись к семье за обедом, я чувствовала себя невозможно, противоестественно спокойной, как будто во время еды наблюдала за всем со стороны. Я даже сумела быть вежливой с матерью. До известной степени, как ни странно, это утешало, служа подтверждением моего сумасшествия.

Придурок умер до того, как я встретилась с ним нынче утром. Подождите, нет… Я никогда с ним не встречалась. Я придумала всю нашу беседу, чтобы подарить себе чувство власти над ситуацией, в которой ощущала себя бессильной. То были слова моей матери, но они звучали довольно правдиво. После того как меня выпустили из больницы, мама сказала, что я бессильна вернуть Рэчел. Как раз перед тем, как упомянула — стала продвигать идею показать меня психиатру и (или) посадить меня на лекарство, чтобы помочь справиться со случившимся. И, конечно, теперь не в моих силах было покинуть Флориду и вернуться домой. Но тощая, заброшенная, запущенная собака — с такой ситуацией я могла справиться. Значит, вот что случилось. Я на самом деле сошла с ума. Но тогда почему я чувствовала, что в этом есть нечто большее? Нечто, упущенное мною?

Смех матери вернул меня к настоящему. Когда она улыбалась, все ее лицо сияло, и я почувствовала себя виноватой из-за того, что испугала ее. Я решила не рассказывать ей о своем сегодняшнем маленьком приключении; если мама будет наблюдать за мной еще внимательней, она превратится в Око Саурона. А потом претворит в жизнь свои угрозы насчет психотерапии и лекарств. Ни один из этих вариантов меня не привлекал, и, честно говоря, теперь, когда я знала, что именно происходит, я могла с этим справиться.

До тех пор, пока не заснула.

ПРЕЖДЕ

Мы свернули на длинную подъездную дорожку, которую охраняли ржавые железные ворота. Над машиной изгибались толстые ветви голых деревьев, поскрипывающих на ветру. Фары освещали лишь тихую дорогу. Несмотря на работающий обогрев салона, я дрожала.

Джуд обхватил меня рукой и включил в машине «Дес кэб». Я посмотрела в окно. Фары осветили машину, до которой оставалось шагов двадцать, машину Клэр — я сразу узнала. Стекла ее были запотевшими, и, когда мы подъехали, Клэр выключила двигатель. Я потянулась к дверце, а Джуд — к моему запястью. Я скрипнула зубами. Я уже нервничала и не собиралась нынче ночью снова давать ему от ворот поворот.

Я попыталась вывернуться.

— Нас ждут.

Он меня не отпустил.

— Ты уверена, что готова?

У Джуда был скептический вид.

— Дьявол, да, — солгала я и улыбнулась, чтобы подчеркнуть свои слова.

— Потому что, если хочешь, мы можем уехать.

Не скажу, что меня не привлекло это предложение. Теплые одеяла обычно побеждают в сражении с полуночными экскурсиями на леденящем холоде.