Ужас Джуда.

Только что он так сильно вжимал меня в стену, что я думала, я растворюсь в ней. А в следующую секунду он сам оказался в ловушке, в палате, вместе со мной. Но я больше не была жертвой.

Жертвой был он.

Я рассмеялась над ним в своей безумной ярости, которая затрясла фундамент психушки и обрушила его. Пока Джуд, Клэр и Рэчел находились внутри.

Я убила их, и остальных тоже. Мучителя Мэйбл. Моралес.

Осознание этого ударило меня и вернуло в спальню Ноя, где подо мной лежало его неподвижное тело. Я прокричала его имя, но ответа не было, и я всерьез психанула. Я затрясла его, я ущипнула его, я попыталась втиснуться в его руки, но они не дали мне убежища. Я нырнула к изголовью кровати и, в ярости и в ужасе, одной рукой нашарила его мобильник. Дотянувшись, начала набирать 911. В то же время тыльной стороной второй руки я ударила его по щеке — рука моя соприкоснулась с его кожей и костью с неистовой болью.

Ной очнулся, резко втянув в себя воздух. Моя рука дьявольски болела.

— Неслыханно, — выдохнул Ной, потянувшись к своему лицу.

Его прекрасный вкус уже исчезал с моего языка.

Я открыла рот для ответа, но не смогла набрать в грудь достаточно воздуха.

Ной выглядел далеким, лицо его слегка расплывалось у меня перед глазами.

— Еще никогда в жизни мне не снился такой хороший сон. Никогда.

— Ты не дышал, — сказала я.

Я едва могла выговаривать слова.

— Лицо болит.

Ной посмотрел мимо меня, в никуда. Взгляд его был расфокусирован, зрачки расширились. Из-за темноты или из-за чего-то другого, я не знала.

Я прижала дрожащие руки к лицу Ноя, осторожно балансируя, чтобы не навалиться на него.

— Ты умирал.

Я выговорила эти слова срывающимся голосом.

— Чушь, — сказал Ной, и на губах его появилась улыбка, как будто его это развлекло.

— У тебя посинели губы.

Как посинели губы Рэчел после того, как она задохнулась. После того, как я убила ее.

Ной приподнял брови.

— Откуда ты знаешь?

— Я видела.

Я не смотрела на Ноя. Не могла. Я слезла с него, и он сел, скользнув рукой по выключателю и осветив комнату.

— Я уснул, Мара. Ты спала рядом со мной. Ты затащила меня на кровать, и я был рядом с тобой, и… Господи, это был хороший сон.

Ной прислонился к спинке кровати и закрыл глаза.

У меня голова шла кругом.

— Мы целовались. Ты не помнишь?

Ной ухмыльнулся.

— Похоже, у тебя тоже был хороший сон.

То, что он говорил… Это не имело смысла.

— Ты сказал, что я пахну… беконом.

— Что ж, — ровным тоном проговорил он. — Неловкая ситуация.

Я посмотрела на свои руки, безжизненно лежащие на коленях.

— Ты спросил, можешь ли ты меня поцеловать, а потом поцеловал. А после я…

Не было слов, чтобы выразить, что это были за мертвые лица, которые я видела под закрытыми веками. Мне хотелось стереть их, но они не уходили. Они были настоящими. Все это было настоящим. Что бы ни сделал жрец сантерии, это сработало. И теперь я знала, теперь я помнила, а все, чего мне хотелось, — это забыть.

— Я сделала тебе больно, — закончила я.

И это только начиналось.

Ной потер щеку.

— Все в порядке, — сказал он и потянул меня вниз, так что я свернулась рядом с ним — голова на его плече, щека на его груди. Подо мной билось его сердце.

— Ты что-нибудь вспомнила? — прошептал Ной в мои волосы. — Эта штука сработала?

Я не ответила.

— Все в порядке, — очень мягко проговорил Ной, его пальцы легко коснулись моего бока. — Ты просто видела сон.

Но поцелуй не был сном. Ной умирал. Психушка не была просто несчастным случаем. Я убила их.

Это все было взаправду. Это все была я.

Я не понимала, почему Ной не помнит случившегося несколько секунд назад, но зато в конце концов осознала, что случилось со мной несколько месяцев назад. Джуд поймал меня в ловушку, раздавил меня, впечатав в стену. Мне хотелось, чтобы он был наказан, чтобы он почувствовал мой ужас, ужас оказавшегося в ловушке, раздавленного. Поэтому я заставила его почувствовать все это.

И бросила Клэр и Рэчел.

Рэчел, которая сидела со мной часами под огромной покрышкой на игровой площадке нашей старой школы — ноги наши были шершавыми от грязи, — пока я признавалась в пятом классе в своей неразделенной любви. Рэчел, которая сидела тихо, позируя мне для портретов. Рэчел, вместе с которой я смеялась и плакала, с которой я вообще все делала вместе. Рэчел, чье тело теперь превратилось в безжизненную плоть. Из-за меня.

И не потому, что я согласилась принять участие в плане насчет «Тамерлана», хотя и знала, что это опасно. Не потому, что не смогла наскрести хоть капельку предчувствия. Это было моей виной потому, что действительно, в буквальном смысле слова было моей виной… Потому что я изничтожила психушку, когда в ней находились Рэчел и Клэр, как будто дом был всего лишь пачкой бумажных платков у меня в кармане.

Я содрогнулась, вспомнив картины, которые вызывала в воображении после убийства хозяина Мэйбл и смерти мисс Моралес. Я не была сумасшедшей.

Я была смертельно опасной.

Рука Ноя перебирала мои волосы, и ощущение было таким восхитительным, таким болезненно восхитительным, что мне с трудом удавалось не плакать.

— Мне надо идти, — ухитрилась прошептать я, хотя мне не хотелось никуда идти.

Мне не хотелось нигде быть.

— Мара?

Ной приподнялся на локте.

Его пальцы пробежали по моей скуле, разбудив мою кожу.

Сердце мое не забилось быстрей. Оно вообще не билось. У меня не осталось сердца.

Ной мгновение изучал мое лицо.

— Я могу отвезти тебя домой, но у твоих родителей появятся вопросы, — медленно проговорил он.

Я ничего не сказала. Не могла. Мое горло было как будто полно битого стекла.

— Почему бы тебе не остаться? — спросил он. — Я могу пойти в другую комнату. Скажи хоть слово.

Мне не удалось сказать и слова.

Ной сел рядом со мной, матрас прогнулся под его весом. Я почувствовала его тепло, когда он подался ко мне, смахнул мои волосы в сторону и прижался губами к моему виску. Я закрыла глаза и запомнила это.

Он ушел.

Дождь хлестал в окно, а я зарылась в его постель и натянула покрывало до подбородка. Но от завывания моих грехов не существовало убежища в постели Ноя или в его руках.

Когда Ной вез меня на следующее утро домой, сидеть рядом с ним было худшей из пыток. Было больно смотреть на него, на его омытые солнцем волосы, на обеспокоенные глаза. Я не могла с ним разговаривать. Я не знала, что сказать.

Когда он остановился на нашей подъездной дорожке, я сказала, что не очень хорошо себя чувствую (правда) и что позвоню ему позже (ложь). Потом пошла в свою комнату и закрыла дверь.

Мама нашла меня после обеда в постели, с опущенными жалюзи на окнах. Солнце все равно просачивалось через них, бросая на стены, потолок и мое лицо яркие полоски.

— Ты заболела, Мара?

— Да.

— Что с тобой?

— Все.

Она закрыла дверь, а я повернулась в коконе своих простынь. Я была права: что-то со мной происходило, но я не знала, что делать. Что я могла сделать? Вся моя семья переехала сюда ради меня, переехала, чтобы помочь мне убраться от моей мертвой жизни, но трупы следовали за мной повсюду, куда бы я ни отправлялась. И что, если в следующий раз, когда такое произойдет, вместо Рэчел и Клэр будут Даниэль и Джозеф?

Холодная слеза скользнула по моей горящей щеке. Она защекотала мое лицо рядом с носом, но я не вытерла ее. И следующую слезу. И вскоре утонула в слезах, которыми так и не заплакала на похоронах Рэчел.

На следующий день я не встала, чтобы пойти в школу. И еще на следующий. Теперь мне больше не снились кошмары — к несчастью. Потому что я заслужила их. Я дышала — вдох и выдох, — тогда как Рэчел никогда больше не будет дышать. Если бы я не существовала, она бы все еще жила.