В темноте я не могла различить выражение его лица, но слышала, как он сделал вдох.

— Невозможно, — прошептал он.

Я с трудом поднялась на ноги.

— Что? — спросила я, переведя дыхание.

Он проигнорировал меня.

— Нам надо идти.

Одежда облепила тело Ноя, и, когда он резко провел руками по волосам, они встали дыбом. Бейсболка его исчезла.

Ной двинулся вперед, и я последовала за ним, с плеском пробираясь через мокрые тростники. Когда мы добрались до длинной полосы травы, он пустился бегом. Я — за ним. Грязь засасывала мои тенниски, я задыхалась от усилий. Под ребрами кололо, я хватала ртом воздух и чуть не рухнула, когда Ной остановился перед маленьким бетонным сараем. Глаза его вглядывались в темноту. Я увидела очертания большого здания вдалеке и хижину футах в сорока.

Ной нерешительно посмотрел на меня.

— Куда сначала?

У меня резко полегчало на сердце при мысли о том, что Джозеф может быть так близко, что мы почти до него добрались.

— Сюда, — сказала я, указав на сарай.

Пройдя мимо Ноя, я попыталась открыть дверь, но она была заперта.

Я почувствовала на плече руку Ноя и, проследив за его взглядом, увидела крошечное окошко под выступом крыши. Оно было не больше окна в подвал; Ной никоим образом туда не пролезет. Я тоже могу не пролезть. Стены были гладкими — не на что ступить, чтобы подняться наверх.

— Подсади меня, — без колебаний сказала я Ною.

Ной сцепил пальцы. Перед тем как я шагнула на его руки, он оглянулся, всего один раз. Я ухватилась за его плечо, а потом полностью выпрямилась и вцепилась в подоконник, чтобы удержать равновесие. Подоконник был грязным, но внутри виднелось маленькое пятнышко света. К стене были прислонены инструменты, небольшой генератор, на полу валялись несколько одеял… И… Джозеф. Он был там, в углу. Осев у стены.

Мне пришлось справиться с приливом эмоций: облегчением, смешанным со страхом.

— Он там, — прошептала я Ною, толкнув стекло.

Но в порядке ли он? Окно заело, и я пробормотала молитву всем богам, которые могли меня услышать, чтобы эта штука открылась, — как раз перед тем, как она поддалась.

Да.

Я просунула в окно руки и, извиваясь, полностью протиснулась внутрь. Упав головой вперед, я приземлилась на плечо. В боку взорвалась горячая боль, и я сжала зубы, чтобы не завопить.

Я открыла глаза. Джозеф не шевелился.

Я обезумела от ужаса. Поднявшись, я вздрогнула, но даже не подумала о плече, когда ринулась к младшему брату. Он выглядел так, как будто здесь заснул, угнездившись на куче одеял. Я придвинулась ближе. Я испугалась, что, когда я к нему прикоснусь, он окажется холодным.

Он не был холодным. Он дышал, и дышал нормально.

Меня захлестнуло облегчение. Я потрясла Джозефа. Голова его упала набок.

— Джозеф, — сказала я. — Джозеф, очнись!

Я скинула с него легкое одеяло и увидела, что ноги его связаны, а руки скручены спереди. В голове у меня плыло, но я резко сфокусировала зрение. Оглядев комнату, я не увидела ничего, чем можно было бы перерезать жгуты на запястьях и лодыжках Джозефа. Ничего подходящего.

— Ной! — позвала я. — Ты можешь передать мне карманный нож?

К тому времени как я перерезала путы на руках Джозефа, у меня были ободраны пальцы. Они онемели, когда я закончила трудиться над его ногами. В конце концов мне удалось его осмотреть. Он все еще был в школьной форме, штанах-хаки и полосатой рубашке поло. Одежда была чистой. И, судя по виду, он не был ранен.

— Мара! — услышала я голос Ноя по другую сторону стены. — Мара, поторопись!

Я попыталась приподнять Джозефа, но мое плечо пронзила боль. Из глотки моей вырвался полузадушенный всхлип.

— Что случилось? — спросил Ной.

Голос его звучал неистово.

— Поранила плечо, когда упала. Джозеф не просыпается, и я не могу поднять его и вытолкнуть через окно.

— А как насчет двери? Ты можешь отпереть ее изнутри?

Я идиотка.

Я поспешила к двери, повернула замок, открыла. Ной стоял по другую ее сторону и до смерти меня напугал.

— Думаю, это означает «да», — сказал он.

Мое сердце бешено стучало, когда Ной подошел к Джозефу и приподнял его за подмышки. Мой брат был совершенно обмякшим.

— Что с ним?

— Он без сознания, но не видно синяков, ничего такого. Похоже, он в порядке.

— Как мы будем…

Ной вытащил из заднего кармана фонарик и бросил мне. Потом взвалил Джозефа на плечи, схватив одной рукой под колено, другой — за запястье. Он пошел к двери так, будто вес Джозефа был сущим пустяком, и открыл ее.

— Хорошо, что он тощий мерзавец.

Я нервно засмеялась. Мы вышли — и тут же нас троих осветили фары машины.

Ной встретился со мной глазами.

— Беги.

46

Мы сорвались на бег, наши ноги месили грязь. Трава хлестала меня по рукам, воздух обжигал ноздри. Мы добрались до речушки, и я включила фонарик, поведя лучом по воде. Никого там не было, но я знала, что это ничего не значит.

— Я пойду первой, — сказала я воде.

Я почти бросала вызов аллигаторам — пусть попробуют вернуться!

Потом я погрузилась в ручей. Ной спустил Джозефа с плеч и двинулся за мной, следя за тем, чтобы голова моего брата находилась над водой. Он поплыл, держа Джозефа под мышками.

Примерно на середине реки я почувствовала, как что-то коснулось моей ноги. Что-то большое. Я подавила крик и продолжила плыть. Никто за нами не последовал.

Ной поднял моего брата, чтобы перехватить удобнее, и я едва-едва (плечо вопило от мучительной боли) ухитрялась держать Джозефа. Ной вскарабкался вверх по берегу, забрал его у меня, снова поднял, и мы побежали.

Когда мы добрались до автомобиля Ноя, тот опустил Джозефа на заднее сиденье, потом забрался в машину сам. Я почти рухнула на пассажирское кресло, внезапно начав дрожать в облепившей тело мокрой, холодной одежде. Ной включил обогреватель на полную мощность, вдавил в пол педаль газа и гнал, как маньяк, пока мы не добрались до шоссе 75.

Небо все еще было темным. Ровный шум мостовой под покрышками грозил убаюкать меня, несмотря на мучительную боль в плече. Как я ни устраивалась на сиденье, плечо все равно оказывалось не под тем углом. Когда Ной обхватил меня рукой, положив пальцы на мою шею, я закричала. Глаза Ноя участливо расширились.

— Плечо, — сказала я, вздрагивая.

Потом оглянулась назад. Джозеф все еще не шевелился.

Ной придерживал руль коленями, пока пальцы его легко пробегали по моей ключице, а потом по плечу. Он исследовал его темными от грязи пальцами, и я прикусила язык, чтобы не завопить.

— Оно вывихнуто, — тихо сказал Ной.

— Откуда ты знаешь?

— Оно висит. Разве ты не чувствуешь?

Я бы пожала плечами, но… Да.

— Тебе придется отправиться в больницу, — сказал Ной.

Я закрыла глаза. Люди без лиц появились в темноте, столпились у моей постели, толкали меня. Я неистово потрясла головой.

— Нет. Никаких больниц.

— Сустав надо вправить.

Ной прощупал мышцы, и я подавилась всхлипом. Он убрал руку.

— Я не хотел сделать тебе больно.

— Знаю, — сказала я сквозь слезы. — Дело не в этом. Я ненавижу больницы.

Я начала дрожать, вспоминая тот запах. Иглы. А потом нервно засмеялась, потому что сегодня меня чуть не сожрала гигантская рептилия, но иглы каким-то образом казались страшнее.

Ной провел рукой по челюсти.

— Я могу его вправить, — глухо сказал он.

Я повернулась на сиденье, из-за чего подавилась болью.

— Правда? Ной, ты серьезно?

Лицо его потемнело, но он кивнул.

— Это было бы… Пожалуйста, сделай это!

— Будет больно. Ты понятия не имеешь, насколько будет больно.

— Мне все равно, — едва дыша, сказала я. — Мне не будет больнее, чем в больнице.

— Необязательно. Они могут дать тебе какие-нибудь лекарства. Болеутоляющие.

— Я не могу отправиться в больницу. Не могу. Пожалуйста, Ной, сделай это. Пожалуйста!