Уэйд попытался встать, ему это удалось, но не больше. Он вновь опрокинулся на постель.

Сквозь простые занавески пробивались первые лучи рассвета. Уэйд решил, что женщина и ее сын еще не могли проснуться, особенно после прошлой ночи.

Господи, как унизительно лежать здесь без одежды. Эта комната, эта кровать стали для него тюрьмой, и все же он знал, что женщина была права. В теперешнем его состоянии он недалеко уйдет.

Почему она взвалила на себя заботу о нем?

Он поморщился, вспомнив, как прошлой ночью проявил свое горе.

Десять месяцев назад, когда он обнаружил жену и сына убитыми, он не предавался горю. Гнев и ненависть вытеснили все другие чувства, и он думал только о том, чтобы отомстить за их смерть. Не оплакивал он их и тогда, когда покончил с последним из убийц, которого выслеживал несколько месяцев.

Он не позволял себе горевать. Он не признавал даже перед самим собой, хотя теперь-то это понял, что сына и жены действительно больше нет в живых.

И только когда эта женщина спросила о Дру, он вынужден был признать, что Дру мертв, что сына зверски убили. Красивые темные глазки ребенка навсегда останутся закрытыми, ротик никогда не улыбнется.

Уэйд жив, а Дру мертв. История еще раз повторилась, и ему этого было не понять. Почему он все еще продолжает жить, когда все вокруг него умирают?

Он по-настоящему негодовал на эту женщину. Негодовал за то, что она спасла его, за то, что была добра, за то, что напомнила ему обо всех его потерях.

У него ничего не осталось: ни семьи, ми покоя, ни самоуважения, ни любви. Он собственной рукой сжег хижину, ту самую, что построил для Чивиты в долине у реки, где он учил Дру ловить рыбу, реки, привлекшей алчных старателей на поиски золота, несмотря на то, что это была территория ютов.

Юты взяли бы его к себе, но он никогда не умел принимать благодеяний, особенно от людей, которые так пострадали от руки белого человека.

У него было прошлое, которого он стыдился, невыносимо уродливое настоящее и никакого будущего.

Почему он не умер? Потому что так сильно этого желал?

Уэйд услышал поскуливание и повернулся, почувствовав боль. Возле кровати сидел пес, склонив голову набок.

Джейк. Он вспомнил, как его зовут. Джефф и Джейк. Интересно, сколько лет мальчонке? Его собственному сыну было шесть. Он сжал кулак, вспомнив последний раз, когда видел сына живым…

— Я хочу поехать с тобой, — грустно сказал Дру.

Но Уэйд собирался подняться высоко в горы, преследуя стадо антилоп. Маршрут был слишком трудным для Дру, который ездил уже на собственной лошадке — старой толстой кобыле, которая уже не могла понести.

— Позаботься о маме вместо меня, — сказал он тогда.

Мальчик так и сделал. Уэйд нашел его рядом с телом матери с пробитой головой, вероятно, прикладом винтовки, с перерезанным горлом. Наверное, он отчаянно пытался защитить ее, размахивая ручками и ножками. Эта картина так и стояла у Фостера перед глазами…

Пес осторожно приблизился на несколько шажков, ожидая ласкового слова.

— Иди сюда, Джейк, — позвал Уэйд, внезапно почувствовав необходимость в теплоте. Пес робко замахал хвостом и, подойдя к Уэйду, положил голову ему на руку. Уэйд опустил руку на голову пса и принялся почесывать ему между ушами, как когда-то почесывал Пейвла. Пес зарычал от удовольствия. — Все наоборот, дружище? — прошептал Уэйд. — Ты не знаешь, когда нужно рычать и когда не нужно находить кого-то.

Пес радостно застучал хвостом по полу.

— Джейк! — За дверью раздался мальчишеский голос, и Уэйд откинулся на подушку, использовав последние угасающие силы, чтобы натянуть на себя простыню.

Джейк занял свой пост рядом с кроватью, когда в дверях появился рослый худой мальчик. Он остановился и обеспокоенно взглянул на больного. Затем улыбнулся, довольный, что тот не спит.

Уэйд взглянул в карие глаза мальчика, затем заметил рыжеватый вихор. Веснушчатое личико ребенка расплылось в заразительной улыбке. Через пять-шесть лет Дру был бы также высок и боек.

— Это Джейк нашел вас, — сказал мальчик.

Уэйду захотелось отослать его прочь. Ему были невыносимы напоминания о том, что могло случиться, но не случилось, и о пустоте, лежавшей впереди.

А еще он вспомнил объяснение Мэри Джо Вильямс, почему она не оставила его умирать. Какой жизненный урок получил бы мой мальчик…

Уэйд попытался сесть, но упал на подушку, и мальчик тут же перестал улыбаться.

— Простите. Мне не следовало вас беспокоить. Я заберу Джейка…

Уэйд сжал кулак под простыней. Ему все никак не верилось, что худенький мальчик со своей матерью вдвоем, без посторонней помощи, сумели принести его сюда. Должно быть, это им стоило огромных усилий и огромной воли.

— Я слышал, ты тоже принял в этом участие, — сказал Уэйд, пытаясь улыбнуться.

Мальчик зарделся от гордости.

— Хотите, я принесу вам что-нибудь?

— Думаю, тебе следует развести огонь в печи, — раздался от дверей голос его матери.

— А-а, мама.

— Если ты не хочешь, конечно, чтобы мы все тут умерли с голоду, — сказала она.

В первую секунду мальчик, похоже, собирался возразить, но потом все-таки вышел из комнаты. Женщина приблизилась к кровати. Каштановые волосы были затянуты в небрежный узел на затылке. На ней была домашняя блузка с глухим воротом и простая юбка, украшений она не носила, если не считать золотого обручального колечка.

— Спасибо, — просто сказала она. Уэйд вопросительно прищурился.

— За то, что не упрекнули его в напрасном старании.

— Так, как упрекнул вас? Она улыбнулась:

— Я уже многого не жду.

Слышать это ему было почему-то неприятно.

— И совершенно напрасно, — сказал он, сам удивляясь, почему ему не все равно.

Она склонила голову к плечу:

— Никак вы передумали насчет смерти?

— Нет, — резко ответил он.

— Почему?

— Вам не нужно этого знать, мэм, поверьте мне.

— Мэри Джо. Все зовут меня Мэри Джо.

Уэйд молчал. Он не хотел думать о ней, как о Мэри Джо. вообще не хотел думать о ней. Особенно ему не хотелось гать, какой привлекательной делает ее эта слегка вызывающая улыбка на губах.

— Вас ищут, мистер Фостер?

Он помолчал, затем ответил, потому что был у нее в долгу, даже если бы не нуждался в ее помощи.

— Наверное.

— Представители закона?

— Возможно.

Она не смутилась, как он того ожидал, впрочем, с той минуты, как он ее увидел, она вообще вела себя непредсказуемо. Но взгляд ее стал острее. Он сразу понял, что она ничуть не хуже его умеет заставить собеседника отвести глаза. Или она была хорошая притворщица.

— Вы не расскажете, почему?

— Я убил трех человек, — ответил он.

— Они того заслуживали?

Ни одно замечание не могло бы его так удивить. Он сказал ей голую правду, втайне надеясь, что она, возможно, выставит его из дома под дождь.

— Ну так что же вы мне ответите? — настаивала она.

— А вы поверите мне на слово?

— Не уверена, пока не услышу ответа.

— Вы либо чертовски странная женщина, либо просто круглая дура, — грубо заметил он.

— Ни то ни другое, мистер Фостер. Я только полагаюсь на свою интуицию. Вы не захотели ранить чувства моего сына, да и пес к вам проникся любовью. Все это склоняет меня к тому, чтобы поверить вам. Я всегда считала, что у детей и животных больше здравомыслия, чем у взрослых.

Он уставился на нее, не зная, что и думать. Ему еще не приходилось встречать таких женщин, как она, ни среди белых, ни среди индейцев. Живет одна, с маленьким сыном. Пытается управлять собственным ранчо или фермой. А потом вдруг допускает такую глупость — берет в дом подстреленного чужака. Да еще интересуется у него же, не опасен ли он.

Уэйд что-то пробормотал себе под нос.

— Я не расслышала, что вы сказали, мистер Фостер.

— Вам, черт возьми, это и не нужно, — ответил он чуть громче, чем намеревался.