— Я реалист. Целый год делал попытки, но так ничего и не добился. Приезжаешь ты, и уже неделю спустя… черт, я никогда раньше не видел, чтобы ее глаза так сияли.

По телу Уэйда пробежала теплая волна. Теплота закралась в самое сердце.

— А что касается того мертвеца, — продолжил Синклер с непроницаемым выражением лица, — уверен, никто никогда не узнает, кто это был и что в точности произошло. В рапорте я так и написал.

— Но остается Келли.

— Ему никто не поверит. В нем слишком много ненависти. Твоя единственная проблема — Сентралия, но это было давно. Я проверял тебя и в конце концов получил ответы на свои телеграммы. Единственное, что имеется против тебя, — операция в Сентралии, но многих бунтарей, участвовавших в ней, уже простили.

Уэйду трудно было это понять, его пока окутывала тьма, неясность, боль.

— Не может быть, чтобы все уладилось так легко.

— А я не думаю, что это легко. Ты сам истязал себя последние двенадцать лет, а хуже наказания не придумать. — Он запнулся. — Меня тоже преследуют призраки, и мне понадобилось много времени, чтобы найти то место, где я мог примириться с ними. Но этот день все-таки пришел. К тому же ты был совсем еще юн.

— Мне было двадцать.

— И пятнадцать, когда в тебе вспыхнула ненависть. Слишком юный возраст, чтобы справиться с таким тяжким грузом.

— Ты шериф или проповедник? — Внутреннее смятение заставило Уэйда произнести колкость.

— Шериф, который считает, что из тебя получится хороший сосед.

Уэйд судорожно сглотнул.

— Ты мне ничего не должен. Я просто хотел вычеркнуть Келли из своей жизни.

— Были и другие способы. Ты же выбрал самый трудный. — Синклер протянул ему руку. — Уверен, Мэри Джо поймет больше, чем ты думаешь. Она из таких женщин.

Уэйд не решался, но потом все-таки взял его руку. Рукопожатие все и решило.

— Когда мы отправимся в Денвер?

Мэтт Синклер улыбнулся.

— Когда ты опять сможешь сесть в седло. Думаю, не так скоро. Доктор говорит, через несколько недель. А пока я вверяю тебя заботам Мэри Джо. Джейк, а из тебя получился хороший сторожевой пес.

Джейк, который все это время сидел возле кровати, снова принялся колотить хвостом об пол, как бы соглашаясь с шерифом. Высунув язык, он уверенно лизнул руку раненого.

Уэйда снова пронзила боль, но на этот раз не физическая.

— Кстати, — произнес Мэтт Синклер, — за Келли назначена большая награда. Мы с мэром считаем, что она причитается тебе.

— Нет, — сказал Уэйд.

— Но должен же кто-то ее получить.

— Этому городу нужна школа или еще что-нибудь?

Синклер еще шире заулыбался.

— Теперь я точно знаю, почему хочу видеть тебя соседом, но лучше мне убраться отсюда подобру-поздорову, пока миссис Вильямс не взялась за метлу. Она охраняла твой покой, как тигрица. Винит меня в том, что ты ранен, и отчасти она права. Мне не следовало брать тебя с собой в банк. Сам не пойму, зачем я это сделал.

Шериф повернулся, чтобы уйти.

— Синклер, — остановил шерифа голос Уэйда, но он не обернулся. — Спасибо, — с трудом выдавил из себя раненый.

Синклер просто кивнул и, не оборачиваясь, вышел из комнаты.

Мэри Джо хотелось сделать так, чтобы по велению чуда все раны и шрамы на теле Уэйда пропали. Но, наверное, самые болезненные раны были скрыты глубоко.

Келли кое-что обо мне известно. Эти слова не давали ей покоя, как и тот факт, что Мэтт держал Уэйда под замком. Никто не объяснил ей причину этого.

Ее терзало чувство неуверенности, которое было едва ли слабее того, что она испытывала два дня назад, когда услышала выстрелы и увидела, что Уэйда несут на руках.

Она настояла на том, что сама будет ухаживать за ним, после того как доктор, от которого постоянно пахло виски, сказал ей, что у раненого серьезная, но вполне излечимая рана. Какое-то время он не сможет сидеть в седле или делать резкие движения. Врач не понимал, почему Уэйд так долго не приходит в сознание, если только в этом не было повинно истощение в сочетании с потерей крови.

Мэтт как всегда держал рот на замке, хотя регулярно навещал больного, чтобы узнать, не очнулся ли он. А теперь Мэтт и Уэйд беседовали о чем-то наедине, и Мэри Джо догадалась, что они решают его судьбу. Это решение коснется и ее тоже.

После перестрелки она немедленно послала за Джеффом, понимая, что если он узнает о выстрелах, то явится сам. Как только Джефф появился в городе, Такер вернулся на ранчо, чтобы ухаживать за животными.

Наконец дверь в комнату открылась, и на пороге показался Мэтт.

— Можете войти, — сказал он. Она все не решалась.

— Что теперь будет?

— Он сам расскажет, — ответил Мэтт. — Позаботьтесь о нем как следует.

В том, как он произнес эти слова, было нечто, заставившее ее сердце затрепетать от надежды.

Она вошла. Уэйд лежал на боку, его лицо заросло трехдневной щетиной. Он снова стал похож на разбойника. Мэри Джо попыталась заглянуть ему в глаза, увидеть в них надежду, которая только что всколыхнулась в ее сердце от слов шерифа. Уэйд слегка шевельнулся, и она услышала, как он шумно вздохнул, — видно, боль снова пронзила его.

— У меня есть настойка опия, — сказала она. Его серые глаза пытливо всматривались в нее.

— Позже, — сказал он. — Где Джефф?

— На кухне, добывает тебе еду.

Она подошла и осторожно опустилась на краешек кровати.

— Мэтт сказал, что ты должен мне что-то рассказать. — Она протянула руку и коснулась пальцем его левой щеки. — Знаешь, это совсем неважно, — сказала она. — Имеет значение только то, что ты остался жив. Теперь ты в этом городе герой.

Он остановил здоровой рукой движение ее пальца.

— Я не герой. И никогда им не был. — Он запнулся на секунду, потом продолжил совсем тихо: — Ты слышала о Билле Андерсоне?

Андерсон. Она попыталась вспомнить, но не сумела, и покачала головой.

— Во время войны он командовал отрядом партизан в Канзасе и Миссури.

Во время войны Мэри Джо жила в Техасе. Ей тогда было пятнадцать, шестнадцать, семнадцать лет, и она любила техасского рейнджера. Она попыталась вспомнить, не упоминалось ли имя Андерсона в рассказах о войне, которые стекались в Техас, но ее больше волновал Джефф и то, что его друзья рейнджеры, слава Богу, остались в Техасе.

— Отряд партизан?

Уэйд снова пошевелился, оторвав руку Мэри Джо от своего лица, и принялся рассеянно перебирать ее пальцы. Но так ли рассеянно? Его брови были насуплены, губы плотно сжаты.

— Андерсон любил повторять, что он солдат конфедерации, но правда такова, что большинство повстанцев отреклись от него. — Уэйд не щадил себя. — Он и его люди убивали, грабили, насиловали. Они даже снимали скальп с некоторых своих жертв. — Уэйд отпустил ее пальцы. — Я был одним из головорезов Андерсона.

На щеке раненого дернулся мускул.

— Я примкнул к его отряду после того, как мою семью убили сторонники северян. Они были по большей части аболиционисты, но имели много общего с Андерсоном. Некоторые из них убивали просто потому, что любили убивать.

Мэри Джо почувствовала, как кровь отхлынула от ее щек. Он никогда раньше не упоминал ни о ком из своих родственников, кроме Чивиты и сына.

— Что произошло? — Голос был так тих, что она засомневалась, услышал ли он ее.

— Мой отец был фермером в Миссури. Он не был сторонником рабства, но очень не любил, когда ему указывали, что делать. Когда он отказался примкнуть к отряду налетчиков, они заехали, чтобы преподать ему урок. В тот день меня послали в город за припасами, и я там задержался. Вернувшись, я нашел отца и брата повешенными на дереве, а мать и сестру растерзанными. — Он помолчал. — Это была моя вина. Если бы я вернулся раньше, то помог бы им отстреливаться, и может быть…

— И может быть, тебя тоже убили бы, — мягко перебила Мэри Джо.

— Так было бы лучше, — сказал он. — Мне хотелось убить каждого сторонника северян, которого я встречал на своем пути. Поэтому я вступил в отряд Куонтрилла и Андерсона. Мы нападали на фермы, такие же, как наша, и убивали фермеров, таких же, как мой отец. Мне было шестнадцать, потом исполнилось семнадцать, и я был полон ненависти. Господи, она переполняла меня. — Он сжал пальцы в кулак, а она крепко обхватила этот кулак. — Вот так я узнал Келли и Айзу Джеймса и братьев Янгер. Я всех их знал. Я грабил вместе с ними, и мысленно находил оправдание каждому налету. Это были люди, которые убили моих родных. А затем… — Голос дрогнул, он замолк, и глаза его увлажнились.