- Я не задержусь у вас! - крикнул в спину женщине бывший чатра, однако та никак не отреагировала, спеша в избушку.

Ближе к обеду распогодилось. Тучи ушли, выглянуло солнце, однако долгожданного тепла не принесло. Харальд не рискнул потревожить хозяйку и зайти в дом за верхней одеждой, и чтобы хоть как-то согреться, он активно махал топором. Когда поленья закончились, северянин устроил забег вокруг небольшого островка, на котором располагалась невысокая избушка ведьмы с кривым сараем. Он собирал хворост, сносил его к поленнице, а после увидел два полузатопленных пня и выкорчевал их. Пни были древние, почерневшие от долгого пребывания под водой, покрытые толстым слоем болотного ила, ряски и жутко тяжёлые. Харальду казалось, будто он ворочает каменные глыбы. Занимаясь грубой физической работой, он не вспоминал Катаржину, не бередил ещё свежую рану.

Что-то маленькое ударилось о его ногу. Кошка требовала внимания, выписывая петли и становясь на задние лапы, непроизвольно, Харальд улыбнулся и заметил в дверях избушки хозяйку. В руке женщина держала небольшую котомку, молча взяла прислонённый к стене посох и наконец, обратилась к своему постояльцу:

- Мне надо сходить в ближайшую деревню, возможно, кто-то нуждается в моей помощи. Кроме того, узнаю свежие новости и пополню запас продуктов.

- Я не хочу вас стеснять, - Харальд сразу понял, что необходимость в пополнении провизии возникла из-за его появления. Навряд ли местные жители (женщина и кошка) едят так много, а вот здоровый мужчина - совсем другая история. - Если подождёте несколько минут, я быстро соберусь и провожу вас до окраины болота.

- Уже решил, куда пойдёшь?

- Нет... вернусь на север... возможно.

- Посмотрим, - загадочно улыбнулась ведьма.

***

Жисько надолго присосался к фляге с пивом и хмуро оглядел обширный луг, покрытый туманом. Делать нечего - придётся ночевать здесь. Проклятую дорогу размыло, с эдаким грузом не проехать. Бывший полковник Риницы, а ныне - не пойми кто, со злостью оглянулся на растянувшийся чуть ли не на целый километр караван. Попадись ему тот ублюдок, что крикнул про княжеский обоз, все кости бы переломал.

Из дружины барона Тодоровского, Ратмира Жисько изгнали за мздоимство - он придумал, как можно легко обогатиться, подговорил двоих сослуживцев и поставил заставу у моста через небольшую речушку во владениях барона. Троица собирала дань со всех путников, желавших пересечь водную преграду, больше всего денег приносили купцы, но они же стали источником проблем и положили конец афере. Кто-то из торговцев смог попасть к барону на приём, где упомянул о поборах внутри владений аристократа. Тодоровский осерчал, однако не стал казнить дружинников, ограничившись изгнанием. Другой воин, на месте Ратмира, покончил с жизнью, чтобы обелить честь своего рода, но бывший десятник был не из таких «слабаков». В предгорье он собрал сильную ватагу, однако особо не лютовал, соблюдая осторожность и стараясь обходиться без убийств при грабеже. Нет, такое поведение было вызвано не благородством атамана, просто Жисько разумно рассудил, что навряд ли кто-то побежит мстить за украденный товар, а вот за убиенного отца, брата или родственника купцы могли и наказать. Он смог заслужить положительный авторитет среди серых воинов и, когда мисальдер начал вербовать бойцов в армию Риницы, Жисько оказался одним из первых, кто присягнул ордену.

Дела пошли на лад, однако Сергей Инок умудрился всё испортить - надо же, додумался равнять расшалившихся ребят с разбойниками! Уж и погулять нельзя... Тут-то подвернулся Зоран Песняр, говоривший от имени Ксаверия Шиманьского и обещавший сделать всех старшин нобилями, а самого Жисько - бароном. Ни Сергей, ни Катаржина не приходились полковнику родичами или сватами, стало быть, продать их - никакая не измена, лишь бы за голову княжны дали хорошую цену. И ведь дали! А тут подвернулся этот клятый обоз, из-за которого пришлось все бросить и тащиться неизвестно куда. Все планы прахом... Жисько смачно сплюнул и приказал распрягать.

Куда податься? Вернуться в предгорье - опять прятаться по пещерам и жить впроголодь от грабежа к грабежу? Нет! Надо вернуться к барону Миличу и заключить новый договор. У Ратмира Жисько по-прежнему оставалась тысяча воинов - немалая сила, которая ещё пригодиться бунтовщикам. Он не знал, выжила княжна или нет, но был уверен, что мисальдер так просто не сдастся и ещё попьёт кровь Шиманьскому.

Ночь подступала быстро и неотвратимо. Костры разгорались с трудом, сырость пробирала до костей - близость болота давала о себе знать. Жисько начал обход лагеря, щедро раздавая проклятия, пинки и оплеухи. Это было в порядке вещей - старшой должен драться; если не дерётся - стало быть, ослаб, и его можно прогнать, а то и прикончить. Ратмир гнул подковы, завязывал узлом кочерги и мог на ходу остановить быка; его уважали, боялись - и все равно, чтоб у них руки отсохли, бросились на обоз, как собака на кость... Атаман угрюмо глянул на сгрудившиеся посреди поляны возы с княжеским добром: тащить за собой чугунную ванну и сундуки с ароматическими маслами он считал полнейшим бредом, но запасливость его бойцов могла сравниться лишь с их прожорливостью.

Жисько медленно шёл меж костров, заглядывая в кипящие котлы. Те, кто разжился на ужин чем-то вкусным, глотали добычу, давясь и обжигаясь. Сидевшие на одной крупе вовсю глядели по сторонам в надежде урвать кусок - от дальнего костра уже доносился чей-то рёв: «...А ну брысь отсель! Порешу! Не трожь, моё!»

Кто-то пел, кто-то смеялся, кто-то рассказывал страшные истории про ведьм и прочую нечистую силу, которой самое время и место появиться. Ведь всем известно, что сильней всего нечисть допекает добрых людей весной да поздней осенью, а излюбленные ею места - погосты да болота. Жисько подсел к огню, отобрал ложку у угрюмого бородача с перебитым носом и черпнул каши. Сидевшие в кружок у костра стерпели - и это был добрый знак. Серые воины не любили делиться ничем, а уж едой из своего котла - и подавно; раз смолчали, значит - боятся, значит - он снова держит свою вольницу в руках. Очень хорошо, он ещё покажет Миличу, кто хозяин! Ратмир утёр усы тыльной стороной ладони и прислушался.

- ... а ще сказывають, Марфу пальцем, княжий дружинник, погостевав удома, вертався на службу. Была осенняя пора, и вою нечасто удавалось найти место для начлега. Лишь зредка вон уговарував какого-нибудь селянина пустить его переночевать в куратнику или свинарне. Так подорожував дружинник в родный полк аж две недели, Марфу пальцем. И случилось так, шо в один из вечеров, когда вон ишов по дорозе и надеявся найти для ночлега более уютное место, чем сыра зимля, вдалече увидав село, а рядом була красна крапка. Дружинник сдогадался, шо то горит кострище, и шустро побег на свитло. Чрез десять минут воин був уже на мисте. Возле кострища сидев человек. Наверно, Марфу пальцем, он був далеко не баягузом, раз решив развести кострище супротив кладбища. Дружинник подойшев до него и спросив, как звать.

- Микита, - отказав человек.

Жисько узнал рассказчика - Авдей Палец, один из самых старых бойцов в отряде, уроженец какой-то глухой деревни в Сурре. Получил он своё прозвище за любимую присказку: «Марфу пальцем не испортишь», однако, вторую часть фразы ветеран часто игнорировал, ограничиваясь короткой: «Марфу пальцем». Вот и его прозвище сократилось до обычного «Палец». Атаману отчего-то казалось, что дед давно помер, ан нет, сидит да плетёт свои байки, на которые всегда был большой мастак.

- Взнав имя незнайомца, - неспешно продолжал старик, - воин попросив разрешения погриться у кострища. Тот згодився, Марфу пальцем, и воин присив возле него. Микита був очень хмурен и бледен. Но на это дружинник внимания не звертав, продолжая гриться у кострища. Вот пройшли два часа, Микита потушив кострище, да й потелепав у напрямку села.

- Ты куда пойшов, Микита?

- Пойду, поищу забавок. А ты шо, хотев бы пойти разом со мной? Ну, пойшли, - сказав Микита. - Седня в селе гуляют свадьбу.