В какой-то мере. Я считаю, что скептическое мировоззрение ученого есть явное улучшение по сравнению с мировоззрением, основанным на слепой вере, национальных суевериях и непроверенных предположениях; но я считаю также, что большинство ученых еще только начинают путешествие духовного развития. В частности, я уверен, что у большинства ученых людей взгляды на реальность Бога почти столь же ограничены, как и у простых крестьян, слепо наследующих веру отцов. С реальностью Бога у представителей науки большие затруднения.

Когда мы рассматриваем феномен веры в Бога с позиции умудренного скептицизма, то этот феномен нас не впечатляет. Мы видим догматизм, мы видим, как из догматизма проистекают войны, инквизиция, преследования. Мы видим лицемерие: мужчины исповедуют братство людей, убивающих своих ровесников во имя веры; люди набивают свои карманы за счет других людей; люди практикуют все виды жестокости. Мы видим ошеломляющее разнообразие ритуалов и образов, никак между собой не согласованных: этот бог — женщина с шестью руками и шестью ногами; тот бог — мужчина, сидящий на троне; еще один — слон; еще один — сущность ничто; пантеоны, домашние боги, троицы, единства… Мы видим невежество, суеверия, косность. Летопись веры в Бога производит тяжелое впечатление. Невольно приходит в голову мысль, что человечеству, возможно, жилось бы лучше без веры в Бога; что Бог — не просто пирожок, который достанется где-то там, на небесах, в каком-то будущем, но пирожок к тому же отравленный. Разумным кажется вывод, что Бог есть иллюзия человеческого разума, притом иллюзия деструктивная, и что вера в Бога — распространенная форма психопатологии, которую следует лечить.

Итак, мы оказываемся перед вопросом: является ли болезнью вера в Бога? Может быть, это просто проявление перенося — некие представления наших родителей, возникшие в микрокосме и неправомерно спроецированные на макрокосм? Или, формулируя иными словами, эта вера есть одна из форм примитивного, детского мышления, которую мы должны перерасти, стремясь к более высоким уровням осознания и зрелости? Если мы желаем быть учеными, проявить научный подход к этому вопросу, то должны обратиться к реальности клинических фактов. Что происходит с верой в Бога, когда человек развивается в процессе психотерапии?

Кэти была самым испуганным человеческим существом, которое мне когда-либо приходилось видеть. Когда я впервые вошел в ее комнату, она сидела в углу на полу и мычала что-то, похожее на песенку. Она увидела меня, стоящего в дверях, и глаза ее расширились от ужаса. Она заплакала, забилась еще дальше в угол и так прижалась к стенам, словно хотела протиснуться сквозь них.

— Кэти, я психиатр, — сказал я. — Я не сделаю вам ничего плохого.

Я сел на стул на некотором расстоянии от нее и стал ждать. Еще минуту она продолжала втискивать себя в стены; постепенно она все же расслабилась, но лишь для того, чтобы безутешно разрыдаться. Через некоторое время рыдания прекратились, она снова начала напевать про себя. Я спросил ее, на что она жалуется.

— Я умираю, — пробормотала она, почти не прерывая пения. Она не могла сказать мне больше ничего.

Она продолжала петь. Каждые пять минут или около того она останавливалась, видимо утомившись, полминуты хныкала, затем снова возобновляла пение. На все мои вопросы она отвечала однообразным «Я умираю», не нарушая ритма пения. Казалось, она чувствует, что этим пением можно предотвратить смерть, и не позволяет себе ни заснуть, ни остановиться.

Ее муж Говард, молодой полисмен, сообщил мне основные факты. Кэти двадцать лет. Они женаты уже два года. В их семейной жизни особых проблем не было. С родителями у Кэти очень хорошие отношения. Никаких психиатрических проблем никогда раньше не было. Это произошло совершенно неожиданно. В то утро Кэти была в полном порядке. Она отвезла его на службу, а два часа спустя позвонила его сестра: она пришла навестить Кэти и застала ее в этом состоянии. Они привезли ее в больницу. Нет, ничего странного в последнее время не замечалось. Правда, уже месяца четыре она боится многолюдных мест. Говард помогал ей делать покупки, обходя супермаркет, пока она сидела в машине. Боится она также оставаться в одиночестве. Много молится — но это было всегда, задолго до их знакомства. У нее очень религиозная семья. Ее мать посещает церковь по меньшей мере дважды в неделю. Интересная деталь: Кэти перестала ходить в церковь сразу после их женитьбы. Что ему было как раз по душе. Но молится она по-прежнему много. Ее физическое здоровье? О, превосходное. Она никогда не была в больнице. Несколько лет назад у нее был обморок во время венчания, на котором она присутствовала. Противозачаточные? Она принимает таблетки. Минуточку. Месяц назад она говорила, что перестала принимать таблетки; она прочитала, что это опасно или что-то в этом роде. Говард как-то не задумывался над этим.

Я дал Кэти большую дозу транквилизаторов и седативных, чтобы она хотя бы выспалась ночью. Но в течение двух последующих суток ее поведение не изменилось: непрекращающееся пение, неспособность сообщить что-либо, кроме убежденности в неминуемой скорой смерти, и неотступный ужас. На четвертый день я сделал ей внутривенную инъекцию амиталата натрия.

— После этого укола, Кэти, вам захочется спать, — сказал я, — но вы не уснете. И не умрете. Вы просто сможете прекратить пение. Вы будете чувствовать полную расслабленность. Вы сможете разговаривать со мной. Я хочу, чтобы вы рассказали мне, что случилось в то утро, когда вы попали в больницу.

— Ничего не случилось, — ответила Кэти.

— Вы отвезли мужа на работу?

— Да. А затем поехала домой. А затем я поняла, что я умру.

— Вы ехали домой той же дорогой, что и всегда, когда отвозили мужа на работу?

Кэти снова принялась петь.

— Прекратите пение, Кэти, — приказал я. — Вы в полной безопасности. Вы чувствуете себя совершенно расслабленной. Когда вы возвращались домой в то утро, что-то было не так, как всегда? Вы сейчас скажете мне, что именно было не так.

— Я поехала другой дорогой.

— Зачем вы это сделали?

— Я поехала мимо дома Билла.

— Кто такой Билл? — спросил я. Кэти еще раз попыталась запеть.

— Билл ваш парень?

— Да. Он был моим парнем до моего замужества.

— Вы скучаете о Билле, правда, Кэти?

— О Боже, я умираю, — запричитала Кэти.

— Вы видели Билла в тот день?

— Нет.

— Но вы хотели видеть его?

— Я умираю, — ответила Кэти.

— Вы чувствуете, что Бог накажет вас за то, что вы снова хотите видеть Билла?

— Да.

— Поэтому вы уверены, что умираете?

— Да.

Кэти снова запела.

Я не мешал ей петь минут десять, собираясь с мыслями. Наконец я сказал ей:

— Кэти, вы считаете, что вам предстоит умереть, потому что вы думаете, что знаете мысли Бога. Но вы неправы. Ведь вы не знаете мыслей Бога. Вы знаете только то, что вам говорили о Боге другие. Многое из того, что вам говорили о Боге, неверно. Я тоже знаю о Боге не все, однако больше, чем вы и чем те, кто говорил вам о Боге. Например, каждый день я встречаюсь с людьми, мужчинами и женщинами, — они подобны вам, но они не хотят быть верующими и некоторые действительно не веруют, и Бог не наказывает их. Я знаю об этом, потому что они часто приходят ко мне снова и снова и все мне рассказывают. И они становятся счастливее. Вы тоже станете счастливой, потому что мы будем с вами вместе работать. И вы узнаете, что вы вовсе не плохой человек. И вы узнаете правду — о себе и о Боге. Вы станете счастливой — и сама по себе, и в жизни. Но теперь вам хочется спать. А когда проснетесь, то уже не будете бояться, что умрете. Завтра утром я приду к вам снова, и вы сможете разговаривать со мной, и мы поговорим о Боге, а также о вас.

Наутро Кэти стало лучше. Она все еще была испугана и далеко не уверена в том, что не умрет. Но уже не было и обратной уверенности. Медленно, в течение многих последующих дней, по крупице раскрывалась ее история. Еще во время учебы в выпускном классе у нее была сексуальная связь с Говардом; они решили пожениться. Две недели спустя, когда они присутствовали на венчании одного из друзей, она вдруг осознала, что не хочет выходить замуж; она потеряла сознание. Она и после этого никак не могла понять, любит ли Говарда. Но какая-то логика подсказывала ей, что нужно выходить замуж, потому что она уже согрешила, вступив с ним в добрачную связь, и что этот грех увеличится, если она не освятит их отношения браком. Но детей она не хотела, по крайней мере до тех пор, пока она не уверена, что любит Говарда. И она начала принимать таблетки — еще один грех. Исповедаться в этих грехах ей было невыносимо, и она перестала ходить в церковь. Сексуальные отношения с Говардом приносили ей наслаждение, но он потерял к ней сексуальный интерес почти сразу после женитьбы. Он оставался идеальным снабженцем, покупал ей подарки, относился к ней с большим уважением, много трудился сверхурочно, не позволяя ей брать работу. Но ей приходилось почти выпрашивать у него супружеские ласки, и сексуальный праздник раз в две недели был едва ли не единственным событием, облегчавшим ее постоянную скуку. О разводе она даже не думала — это был немыслимый грех.