— А у меня последняя началась как раз в тот день, когда ФДА разрешил использовать амменерол, — сказала моя мать.

— Триста шестьдесят пять разделить на двадцать, — бормотала Твидж, царапая что-то на своей доске, — и умножить на сорок три года… — Она подняла голову. — Это будет пятьсот пятьдесят девять циклов!

— Не может быть, — возмутилась мамуля, отнимая у нее доску. — Их должно быть по меньшей мере пять тысяч.

— И каждый начинается именно в тот день, когда отправляешься в поездку, — заметила Виола.

— Или выходишь замуж, — добавила официантка. Мамуля начала что-то писать на дощечке.

Воспользовавшись временным прекращением огня, я подлила всем одуванчикового вина.

Мамуля оторвалась от доски:

— Нет, вы только подумайте! Учитывая, что «неудобства» продолжаются в среднем по пять суток, вы мучились бы около трех тысяч дней! Ведь это целых восемь лет!

— А в промежутках — ПМС, — заметила официантка, ставя на стол цветы.

— А что такое ПМС? — спросила Твидж.

— «Предменструальный синдром» — название, придуманное медициной мужчин для обозначения естественного колебания гормонального уровня, предвещающего наступление регул, — изрекла наставница. — Эти незначительные и совершенно нормальные изменения мужчины считали чем-то вроде болезни. — Она взглянула на Карен, ожидая подтверждения.

— Я, бывало, отрезала себе волосы, — вспомнила моя свекровь.

Наставница заерзала на стуле.

— Однажды я отхватила с одной стороны все начисто, — продолжала Карен. — Каждый месяц Бобу приходилось прятать ножницы. И ключи от машины. Я начинала рыдать всякий раз, как загорался красный свет.

— А отеки у тебя были? — поинтересовалась мать, наливая Карен очередной стакан одуванчикового вина.

— Да я становилась похожа на Орсон Уэллис!

— А кто такая Орсон Уэллис? — спросила Твидж.

— Ваши комментарии отражают ту ненависть к собственному телу, которую вам привило владычество мужчин! — воскликнула наставница. — Мужчины вывели породу женщин с промытыми мозгами, женщин, которые считают, что месячные — это зло, и даже называют их «проклятием», а все оттого, что приняли точку зрения мужчин.

— А я называла их проклятием, поскольку была уверена, что его наложила на меня злая колдунья, — заявила Виола. — Как в «Спящей красавице».

Все воззрились на нее.

— Ну да, так я и думала, — подтвердила моя старшая дочь. — Это была единственная причина, которую я сумела изобрести. — Она вернула свою книжицу наставнице. — Да я и теперь верю в это.

— По-моему, вы поступили очень храбро, отказавшись от амменерола, чтобы завести Твидж, — сказал галантный Байш.

— Это было ужасно, — с чувством произнесла Виола. — Вы просто не представляете.

Мамуля вздохнула:

— Когда у меня начались месячные, я спросила свою мать, были ли они и у Аннеты.

— А кто такая Аннета? — немедленно заинтересовалась Твидж.

— Девушка-мушкетер, — ответила мамуля и добавила, заметив непонимающий взгляд Твидж:

— Ну та, по телику.

— Высший класс, — сказала Виола.

— «Клуб Микки Мауса», — уточнила мамуля.

— Это что, такая старшеклассница, которую звали Клубника Мауса, что ли? — недоверчиво спросила Твидж.

— Да, это были тяжелые времена — во многих отношениях, — вздохнула я.

Мать испепелила меня взглядом и обратилась к Твидж:

— Аннета была идеалом каждой девочки. У нее были вьющиеся волосы, неподдельная грудь и отутюженная юбка в складку. Я просто не могла вообразить, чтобы и ее отягощало нечто столь же _грязное_ и неблагородное. Мистер Уолт Дисней никогда не допустил бы этого. А уж коли у Аннеты этого не было, то, думала я, и мне оно ни к чему. И вот я спросила свою маму…

— А что она ответила? — не выдержала Твидж.

— Она сказала, что такое бывает у каждой женщины. И тогда я поинтересовалась: «Что, даже у английской королевы?» И она ответила: «Даже у королевы».

— Правда? — изумилась Твидж. — Да ведь она такая _старая_!

— Это сейчас у нее ничего нет, — раздраженно сказала наставница. — Я же объяснила вам, что менопауза наступает примерно в пятьдесят пять лет.

— И тогда у вас начинаются вспышки беспричинной ярости и остеопороз, а на верхней губе вырастают усы, как у Марка Твена.

— А кто такой… — начала было Твидж.

— Вы просто вторите пристрастному мнению мужчин, — прервала ее изрядно покрасневшая Евангелина.

— Знаете, что меня всегда интересовало? — спросила Карен, заговорщицки наклоняясь к мамуле. — Не была ли причиной Фолклендской войны менопауза Мэгги Тэтчер?

— А кто такая Мэгги Тэтчер? — спросила Твидж.

Наставница, лицо которой к этому времени стало почти того же цвета, что ее шарф, вскочила:

— Мне ясно, что с вами бесполезно разговаривать дальше. Мужчины основательно поработали над вашими мозгами. — Она принялась лихорадочно собирать свои брошюрки. — Да вы слепы, все вы! Вы даже не понимаете, что являетесь жертвами тайного заговора, цель которого — лишить вас вашей биологической основы, всей вашей женской сущности! Ваше хваленое «Освобождение» вовсе не было освобождением. Это просто новый вид рабства.

— Даже если бы это было правдой, — произнесла я, — даже если это и был заговор, призванный подчинить нас влиянию мужчин, ей-богу, оно того стоило.

— А знаете, Трейси права, — заметила Карен, обращаясь к мамуле. — Совершенно права. Если есть на свете что-нибудь, ради чего стоило бы пожертвовать даже своей свободой, то это, несомненно, избавление от регул.

— Жертвы! — возопила наставница. — У вас украли вашу женственность, а вас это даже не волнует!

И она ринулась к выходу, сокрушив по дороге несколько кабачков и клумбу гладиолусов.

— Знаете, что я ненавидела больше всего до Освобождения? — невозмутимо спросила Карен, выливая остаток одуванчикового вина в свой бокал. — Гигиенические пояса.

— И эти картонные аппликаторы для тампонов.

— Ни за что не стану циклисткой, — заявила Твидж.

— Замечательно, — поддержала я.

— А сладкое будет?

Я подозвала официантку, и Твидж заказала засахаренные фиалки.

— Кто-нибудь еще хочет десерт? — спросила я. — Или вина из примулы?

— По-моему, вы нашли прекрасный способ помочь своей сестре, — промурлыкал Байш, склоняясь к Виоле.

— А реклама «Модакса»? — не унималась мамуля. — Помните, там была такая шикарная девица в шелковом вечернем платье и длинных белых перчатках? А под картинкой написано: «Модакс, потому что…» Я была уверена, что «Модакс» — это такие духи.

Карен хихикнула:

— А я думала, что это сорт _шампанского_!

— По-моему, пить нам уже хватит, — вздохнула я.

На следующее утро, едва я вошла в контору, раздался телефонный звонок. Универсальный. Я испуганно посмотрела на Байша:

— Карен вернулась в Ирак, не так ли?

— Ага, — ответил он. — Виола сказала, что заминка в ее переговорах произошла оттого, что не могли решить, строить на Западном берегу Диснейленд или нет.

— А когда звонила Виола? Байш сонно потянулся:

— Я сегодня завтракал с ней и Твидж.

— О!

Я подняла трубку:

— Вероятно, мамуля хочет сообщить мне план похищения Пердиты. Алло?

— Это Евангелина, наставница Пердиты, — произнес голос в трубке. — Вот теперь вы, наверное, счастливы. Вы вынудили Пердиту смириться с порабощающим владычеством мужчин.

— Я?

— Очевидно, вы обратились к депрограмматору, и я хочу, чтобы вы знали, что мы собираемся подать на вас за это в суд.

И она отключилась. Телефон тотчас же зазвонил вновь. Опять универсальный.

— Какая польза от опознавательных кодов, если ими никто никогда не пользуется? — с горечью заметила я, снимая трубку.

— Привет, мам, — произнесла моя дочь Пердита. — Мне показалось, что тебе будет приятно услышать, что я раздумала становиться циклисткой.

— Да ну? — сказала я, пытаясь приглушить ликование в голосе.

— Я узнала, почему они носят на руке этот красный шарф. Он символизирует их… ммм… «убил-и-съел».