— То есть, даже армию не подключал товарищ Горский? — спросил я.

— Нет, все сам сделал. Добрым словом. Наверное, только при поддержке генералов было нельзя спасти страну, слишком много крови пролилось бы. Давай за товарища Горского?

Кивнув, я опять разлил настойку по рюмкам, чокнулся с Настей и выпил. Отставив рюмку, посмотрел на собеседницу другими глазами. А девочка-то неглупая! Далеко не глупая!

— В те же дни всех сепаратистов приговорили к высшей мере социальной защиты — к расстрелу, — добавила Настя холодно, просто констатируя факт.

— А сейчас практикуют?

— Что? — не поняла она.

— Высшую меру.

Девушка посмотрела с подозрением.

— Ну ты даешь. Я понимаю, что ты из села, но телевизор-то у вас должен был быть. Про Воликовых слышал? Которые грабили страну и были агентами наших врагов? У них там, за границей, даже недвижимость имелась, на родственников оформленная.

Да, что-то я увлекся, расслабился, выпитое в голову ударило. Надеюсь, алкоголь сделает свое дело, и мои вопросы не покажутся ей подозрительными, а утром она будет помнить о них смутно.

— Так вот, нет больше Воликовых. Всю семью в расход, собственность конфисковали и распределили в Спецфонд — из него всю социалку финансируют, столовые например, ночлежки. Что касается Шуйских, то старший Шуйский, Валентин Григорьевич, был одним из первых соратников товарища Горского. — Достав смартфон, она потыкала в экран и вывела фотографию мужчины лет сорока пяти, с красивым аристократическим лицом. — Неплохо сохранился, да? А ведь ему семьдесят два!

— Что? Это какая-то старая фотография? — спрашивал, а сам понимал, что фото свежее: Шуйский-старший на снимке был с мобильным телефоном, прижатым к уху.

— Нет, это из сегодняшних новостей.

Она уменьшила фотографию, и я увидел, что Шуйского окружает его свита, среди этих людей был генерал милиции Вавилов, который награждал Ирину Тимуровну. И подпись: «Товарищ Шуйский В. Г. докладывает товарищу Горскому П. С. об успехах Александровской области».

— Но это только одна сторона… хм… верхушки, — сказала Настя. По ее оживленному тону было понятно, что ей интересно говорить о власть предержащих. — Официальная.

— Есть и другая, — кивнул я. — Фарцовщики?

— И эти, конечно, тоже. С их деньгами можно много что сделать, даже купить должности для своих людей, но бесы понимают, что все это только по милости Шуйского.

— Бесы? — переспросил я.

— Ну, беспартийные.

Она немного расслабилась, поджала ноги, в этот момент по дороге, что за пригорком и спортплощадкой, проехал автомобиль. Свет фар высветил Настино лицо, отразился в широко распахнутых глазах, горящих азартом.

— Поэтому они не высовываются поодиночке, — продолжила она. — Нет четкого разделения — эти партийная верхушка области, эти — силовики, эти — спекулянты… Нет, все давно переплелись. В каждой большой Семье есть и партийные, и фарца, и силовики, и даже решалы. И если ты, Саша, хочешь чего-то добиться в жизни, тебе нужно стать своим для какой-нибудь серьезной Семьи.

— А ты к какой Семье относишься? — спросил я.

— Пф-ф, скажешь тоже! Если бы я относилась к кому-то, жила бы не в общаге...

Похоже, Настя поплыла от выпитого, голос изменился, стал текучим, каким-то благостным. Она мечтательно закатила глаза, и я понял, чего она хочет больше всего на свете — удачно выскочить замуж и жить королевой. Сложно было осуждать восемнадцатилетнюю девчушку за такие устремления.

— Слушай, Насть… — вернул я ее в реальность. — Неужели никто не пытался как-то сместить Шуйских?

Она посмотрела на меня с некоторым испугом, отшатнулась, и ее лицо скрылось в полумраке. Под ней скрипнула кровать, когда она осторожно ответила:

— Это не наше дело, Саша. О таком не говорят, не пишут. Потому что обсуждать Дары нельзя. Это категорически запрещено.

— Дары? Что за Дары?

— Первый Дар каждому, кто помог товарищу Горскому сохранить страну — пожизненные посты. Второй Дар — возможность передавать свой пост по наследству. Про эти два Дара все знают. Но есть и третий. И он такой сказочный, что в него верят только дети и старые бабки. А я о нем… Ик!.. Говорить не буду!

Девушка поднялась и сказала:

— Хватит говорить о всякой нудятине. Давай лучше выпьем! На брудершафт!

— На брудершафт? Ик! — Я посмотрел на нее немного осоловевшими глазами. При мысли о поцелуях у меня забурчало в животе — пирожки дяди Николая давно переработались в энергию до последнего атома. — А давай на брудершафт! Только это… Закусить бы, а?

— Точно! Вот же я дура, ты же с работы и не ел ничего! У нас с ужина ничего не осталось, парни все сожрали, но я сейчас пошурудю в холодильнике. Жди!

Чуть пошатнувшись, она поднялась, пошла к двери, покачивая бедрами, обтянутыми брюками, и всей походкой намекала, что делает это специально — чтобы товарищ Нерушимый впечатлился и не уснул. Дойдя до выхода, она довольно бодро выскочила из комнаты, оставив меня наедине с мыслями.

В предыдущей жизни мне не было дела до мировой закулисы, эликсиров молодости и прочего, и россказни Насти я бы высмеял в худшем случае, а в лучшем — покивал, лишь бы не спорить с симпатичной девушкой и добиться своего. В той жизни — до встречи с Аленой.

Но после того, как умер, пообщался в междумирье с богиней, а потом возродился, причем сам смоделировал новое тело и выбрал место рождения… После такого я был готов поверить и в таинственные Дары Горского всем лидерам областей и республик, после которых у них отпало все желание ни от кого не зависеть. Как она сказал? «Добрым словом»…

А что, если Горский такой же, как и я, попаданец? Может, и ему дали выбор? Я попытался вспомнить, какие мне предлагались необычные таланты, но черта с два — список будто стерли из памяти! Ладно, допустим. Допустим, товарищ Горский — не самый обычный человек, может быть, такой же переселенец из другого мира. Возможно, такой, который переселился не в то же время, а в прошлое, и спас СССР от развала. Причем раз он появился на верхушке партийной власти уже после Горбачева, а потом в считанные дни убедил всех не расходиться… Нет, здесь точно не обошлось без каких-то сверхспособностей. И судя по тому, что товарищ Шуйский в свои семьдесят два выглядит на сорок, третий Дар — или продление жизни, или что-то подобное. Или — вообще что-то экстраординарное.

В общем, первым делом, как зарегистрируюсь в «Комсети», сразу же изучу биографию этого Горского. Вряд ли узнаю что-то, чего не знает каждый в стране, но будет с чего начать копать.

Из мыслей, которые начали кружиться в хмельном хороводе, вывел хлопок двери. Порог переступила Настя, в домашних тапках протопала вперед и остановилась посреди комнаты, в руках у нее была тарелка с какой-то нарезкой.

— Темно, не видно ничего, — сказала она, и я одной рукой взял тарелку и поставил на стол, другой — обнял Настю за талию и провел к кровати.

И только теперь стало видно, что она принесла.

— Грибы маринованные! Соленья! — Недолго думая, я отправил в рот половинку огурца. — М-м-м, хрустящие. То, что надо!

Еще на тарелке было два порезанных плавленых сырка, булочка с чесноком и пучок петрушки. Я сожрал половину всего прежде, чем понял, что неприлично себя веду. Молодой, мать его, растущий организм требовал еды!

Мой взрослый разум усмехнулся и посоветовал обратить внимание, какая Настя хорошая девочка: красивая, умная, заботливая. А я, троглодит, на еду набросился вместо того, чтобы…

— Спасибо! Извини, так вкусно, что увлекся.

Настя разулыбалась, устроилась на кровати удобно.

— Бабушка делала. Давай по последней, а то так голова кружится!

— На брудершафт? — напомнил я, думая, что девушка застесняется, пойдет в отказ, но нет.

Пока я наливал, она смотрела с любопытством и страхом, и в ней боролись два желания: сбежать от меня и продолжить.

Я поставил пустую бутылку на пол, наши руки сплелись. Выпили мы одновременно и одновременно съели по кусочку сыра, а потом замерли в опасной близости друг от друга.