Однако и футбол — дело небыстрое. Зима, особо не побегаешь. Но она ведь закончится! Как насчет тренировок в местном «Динамо»? Пойду к их тренеру Белькевичу, напрошусь на просмотр. Вряд ли откажет, особенно если его попросят та же Джабарова или Вавилов. Еще по прошлой жизни заметил — сильные мира сего любят помогать настоящим талантам, особенно если особо ничего не требуется, только звякнуть кому-либо. Зато потом можно сказать, что вот, заметил, помог пробиться. А я талант настоящий.

Но вот что делать до возвращения футбольной команды из отпуска?

Используя образование и знания из прошлого мира, пойти в науку? Или в бизнес… тьфу, фарцу? Вариант, конечно, но явно не на ближнюю перспективу. За вундеркинда не прокачу, чай не в прошлое попал, а в современный мир, да и со стартовым капиталом беда. Капитала того хватит на три пирожка и горячий чай.

Попробовать себя в боях без правил? Достоевский говорил, что все власть предержащие выставляют своих бойцов. Если я засвечусь на ринге — или в клетке, не знаю, где здесь дерутся — то точно привлеку внимание. И вот оттуда уже можно будет плясать. Вот только как попасть на турнир в честь дня рождения Горского?

Поглощенный планами захвата мира, я сам не заметил, как добрался до рынка.

Было издали видно, как там уже вовсю суетится люд. Снуют туда-сюда продавцы и перекупщики, жужжат автопогрузчики, приезжают-уезжают грузовики, некоторые заезжают в ворота, некоторые останавливаются на стоянке неподалеку, и продавцы сами разносят товар.

Так, и что дальше? Идти искать администрацию? Или она еще спит? Кому предложить свои услуги? Вряд ли Достоевский заведует грузчиками…

Подойдя ближе, я заметил лысого потного мужичка — того самого зама, который вчера пытался отпроситься у Достоевского. Мужичок орал на водителя «газели», перекрывшей пикапам выезд со стоянки. «Газель», я бы сказал, навороченная. В моем мире точно таких не было.

Брызгая слюной, красный от злости водила в ответ костерил лысого зама Достоевского:

— А куда мне встать? Все занято! Ты ж проезжать внутрь не даешь!

Машину уже окружила стая продавцов с сумками на колесиках. Кравчучки — вот как называла такие сумки мамина подруга из Украины.

Околорыночная суета очень напоминала девяностые, рынок превратился в псевдогосударственное учреждение с теневой экономикой и своими мелкими боссами.

На кузове «газели» красовались три буквы: «ЛПФ» — Лиловская птицеферма. Выходит, государство торгует с частниками?

— Да езжай хоть в… — Лысый не постеснялся выражений.

Водила молча заглушил мотор, распахнул дверцы и полез в салон к коробкам. К нему ринулись перекупщики. Часть перекупов атаковала зама Достоевского.

— Это че же, нам теперь самим все тащить? — уперла руки в боки женщина в легком пальто и сапогах на каблуках, на ее пальцах красовались огромные золотые перстни.

Помнится, слышал в разговоре, что продавщицы — ходящие хранилища драгметаллов. Видимо, привычка повелась еще с Союза, где продавец — человек уважаемый, надо нацепить на себя все золото, которое есть, и так подчеркивать статус.

Лысый мужичонка закатил глаза.

— Подождите, когда освободится автопогрузчик…

По-моему, самое время вмешаться. Просочившись между возмущенно гудящих продавцов, я встал перед мужичком и спросил:

— Могу чем-то помочь?

— Да вот, — он развел руками, на лице читались злость и отчаянье.

— Разгрузить, погрузить? — намекнул я, мужик облегченно выдохнул, повернулся и заорал:

— Юрка! Горбач! Тележку сюда! Быстро! — Он хлопнул меня по спине: — Юрий Горбач все объяснит. — И обратился к перекупщикам, кивнув на меня: — Он вам поможет.

Они уставились на меня с радостью и восторгом, как на спикировавшего с неба Супермена.

Машины, которые не могли выехать со стоянки, сигналили, водители пошли на разборки с газелистом, а я крикнул ему:

— Давай, товарищ, помогу!

Водитель принялся подавать из кузова подписанные коробки, я — ставить их на тротуар. Водилы поняли, что никуда он не уедет, пока не закончит, и разошлись, только один остался контролировать процесс и при надобности поторапливать газелиста:

— Давай шевели задницей!

Удивительно, но помогало. Газелист огрызался, но задницей начинал шевелить еще быстрее, хотя от него уже пар шел.

Благо коробок было немного, и мы закончили минут за десять, «газель» укатила восвояси, а продавцы начали искать свой товар и распределять по кучкам.

Только я спину разогнул, из рыночных ворот показался, надо полагать, Юрий Горбач, который должен был все объяснить. Прорываясь через толпу оптовиков, привезших товар из сел, и перекупщиков, он толкал перед собой огромную погрузочную платформу. Одет этот Юрий был в фуфайку и ватные штаны и походил на кого угодно, но не на грузчика: высокий, под два метра, тонкий в кости, длинный, как макаронина, с мелким для такого роста лицом, состоящим, казалось, из одного горбатого носа. Вот же как фамилия человеку подходит!

Едва платформа поравнялась с нами, продавцы ринулись расставлять на нее свой товар. Женщина в золоте, уперев руки в боки, выжидающе смотрела на меня, в то время как остальные все делали сами, ведь коробки были нетяжелыми, килограммов по пять. Видимо, так здесь заведено, и быстрее они сами все погрузят, чем это буду делать я один.

Бригадир грузчиков, или кто он там, пожал мою руку, я представился, и он объяснил:

— Они знают, в каком порядке выгружать, маршрут расскажут.

Он хлопнул по заднице наклонившуюся продавщицу, та захихикала и полезла к нему обниматься. Производственный роман!

— Потом, как разгрузишься, встань за воротами, я расскажу, куда дальше, — продолжил он.

Только Юрий отвернулся и зашагал прочь, как дама в золоте возмущенно ткнула в свои коробки и проговорила:

— Чего ты стоишь? Помоги мне.

Многие считают, что грузчик, официант, санитарка — низшие звенья в пищевой цепочке, их можно и нужно опускать. Тем более — пацана какого-то. В их разумении, в этом есть своя справедливость: когда унижаемые заматереют, будут иметь право учить жизни молодежь. Так не выключается конвейер, откуда сходят поломанные озлобленные люди.

— Тебе за что деньги платят? — взвизгнула она.

— За транспортировку тачки из пункта А в пункт Б, — проговорил я по возможности спокойно и через силу улыбнулся: — Но за волшебное слово мне нетрудно помочь красивой женщине.

Позади меня захихикали. Золотая дама фыркнула и с деланой натугой принялась складывать с краю пять своих коробок, приговаривая:

— Договоришься! Одно слово, и тебя тут не будет. Я поговорю с кем надо — погонят тебя, наглеца, погаными тряпками.

— Ой, Томка, не смеши мои ноги, — плотоядно улыбнулась мощная тетенька в возрасте.

Золотая дама сразу заглохла и отошла за спины товарок, но я и затылком чувствовал ее злобный взгляд. Тяжело, наверное, жить, если считать, что все тебе должны.

— Поговорит она с кем надо, да, — не унималась мощная. — Сам Шуйский завтра приедет и всех накажет — плавали, знаем.

Толкая тачку, я ощущал себя то Сизифом, то бурлаком на Волге. За мной шла толпа продавщиц, десять человек, а вокруг кишел народ, норовя попасть под ноги.

Я хотел максимально страшным голосом крикнуть «Р-разойдись» — но придумал кое-что поинтереснее:

— Эх, дубинушка, ухнем!

Народ отошел с дороги, заулыбался. Звонкий голос идущей за мной продавщицы подхватил:

— Эх, зеленая, сама пойдет, сама пойдет!

Я узнал басовитый голос женщины, просившей не смешить ее ноги:

— Подернем, подернем!

Дальше два женских голоса, грубый и звонкий, очень красиво переплелись:

— Да ухнем!

Идея понравилась идущей за мной толпе женщин, и они повторили песню, но уже хором. В третий раз я начал, они поддержали, а четвертого раза не получилось: мы добрались до первой точки — чебуречной, рядом с которой была закрытая пирожковая с интригующей надписью: «Азербайджанский кофе» и заведение с интригующей мой молодой организм вывеской «Шашлык-машлык». Это были обычные ларьки, возле которых стояли высокие круглые столики без стульев.