— Что тут происходит?

Он глянул на меня, на вора, платком оттирающего кровь со щеки, на розовом лице мелькнуло недоумение, потом мужичок, видимо, все понял и помрачнел.

Кирилл канцелярским языком изложил суть проблемы, мужичок слушал, кивал и мрачнел все больше. Выслушав, указал на меня:

— Это мой новый сотрудник. Этого, — он кивнул на вора, — в первый раз вижу. Ты что, заявление писать собрался? И не стыдно? Человек преступление хотел предотвратить! Ошибся, с кем не бывает. Зато какой поступок! Правда, товарищи милиционеры?

Те, переглядываясь, закивали. Вор сунул руки в карманы и, подволакивая ноги, побрел к выходу, оглядываясь и сплевывая. Мне же почему-то не казалось, что вот сейчас ситуация разрулится в мою пользу. Если все в сговоре, с чего бы мне верить этому лысому?

— Извините за ложный вызов! — мужичок развел руками.

Менты, так и не выдав, что мы знакомы, побрели к выходу. Наблюдая за ними, заместитель Достоевского промокал лысину платком и беззвучно шевелил губами.

Когда остались только мы с ним, из ларька вышел Гамлет и, громко возмущаясь, принялся вытирать окровавленный стол. А я мысленно ругал себя, что не прощупал Юрия. Ну откуда мне было знать, что они заодно? Если настраиваться на каждого, можно с ума сойти.

Лысый хотел это дело побыстрее замять. Проводив ментов взглядом, он достал прядь волос из-за уха, положил на лысину и огляделся, размышляя.

Так, а мне что теперь делать? Валить, пока цел?

— Товарищ, — проговорил я, прикидываясь дурачком, — этот человек и правда вор, причем он в сговоре…

Мужичок шумно втянул воздух, глянул на меня злобно, и я понял, кого он напоминает — Чаки, куклу-убийцу из старинного фильма ужасов.

— Идем-ка в кабинет, — буркнул он. — Разговор есть.

Только я собрался отвертеться, сказать, что Юрий просил помочь, и свалить отсюда подальше, как заметил неподалеку двух здоровенных лбов — один был в пальто, второй — в черной куртке, этого второго я видел вчера, он после потасовки с продавцами елок уводил Длинного. Так-так…

Под ложечкой засосало. Бежать? Так далеко не убегу, еще пристрелят чего доброго.

Что ж, побуду дурачком и дальше. Сделав вид, что не заметил охранников, я направился за лысым. Мужичок перебирал короткими ножками, как мопс на прогулке. Отпер дверь, и я вошел в кабинет, где царил настоявшийся запах пота. Лучше бы куревом воняло, ей-богу.

— Сядь, — царственным тоном велел хозяин кабинета и просеменил на свое место.

Стену возле стола украшали дипломы, грамоты за отличную работу и многочисленные благодарности. Хозяин кабинета любил подобные поощрения, как Леонид Ильич — медали. Подчиненные знали об этой его слабости, тащили благодарности при любом удобном случае, на стенах не хватало места, и благодарности залепляли и шкафы.

Зато я прочитал, что этого человека зовут Иннокентий Афанасьевич Невдалый, и он официальное лицо — заместитель директора, которым значилась «сожиха» Ольга Олеговна Колоскова. По сути же он был мальчиком для битья и прокладкой между властью официальной и теневой. На некоторых грамотах имя и отчество были выделены красным: И. А.

Так вот какого Иа призывал вор, работающий на Карасика! По позвоночнику разлился жар, я почувствовал, что краска заливает лицо. А что, если он меня сейчас сдаст?

Я сел, как он и сказал, отмечая, что трон у зама больше, чем у начальника, то есть Достоевского, и у маленького человека большие комплексы.

Хлопнув по столу, он подался вперед и зашипел, наливаясь дурной кровью и пуча глаза:

— Ты что о себе возомнил? Первый день на работе, а уже чуть в ментовку не попал! Сбрендил? Тебя Достоевский откуда взял вообще? Хорошо, я имею какой-никакой вес, а то бы встряли! Ну кретин…

Пока он распинался, я сфокусировался на его желаниях. Этот человек хотел, чтобы его хвалили, причем все равно кто. Он страстно желал быть полезным, нужным и значимым и готов был ради этого на все. Сам маленький, делишки у него маленькие, зато амбиции, как у чумной палочки, а не жалкой амебы.

Я уже догадывался, чем закончится наш разговор, но все равно сказал:

— У вас на рынке орудует банда карманников, которая в сговоре с бригадиром грузчиков. Это понятно даже мне, который первый день здесь. А вы типа не в курсе? Покрываете?

— В сговоре с бригадиром? Это с Юркой-то, что ли? — разулыбался коротышка, промокнул лоб. — А вот это — новость, спасибо. Обещаю, что обязательно разберемся. Спасибо, глазастый! — Он хлопнул по столу. Потом переключился на меня. — Вот, что, парень. Работать ты хочешь?

— Допустим.

— Если хочешь, делай свое дело и все, ладно?

Это что же, он открытым текстом признается, что в сговоре с карманниками? А насчет Юрия возмутился, потому что не знал, что воры платят ему мимо кассы?

— Ну что ты зверем-то смотришь? — проговорил он примирительно. — А, знаю. Молодой потому что. Глупый. Сам таким был, справедливости искал, чуть из комсомола не выперли несмотря на то, что отличником был! И закончил с красным дипломом. Честно закончил, между прочим. Так вот, грузи свои ящики и по сторонам не зыркай, понял?

В душе закипала злость. Неужели мне лишь показалось, что в этом мире есть справедливость? Люди остаются людьми — алчными, падкими на лесть. И не правительство разлагает систему — сами люди. Какую систему им ни построй — изгадят.

Неужели и Ирина Тимуровна, которая так искренне говорила: «Служу Советскому Союзу» — покрывает вот это все дерьмо? Неужели она лицемерила тогда, на награждении? Не сыграешь так. Нет, она-то как раз не лицемерила, и она не в курсе, кого покрывают ее сотрудники.

Улыбаясь уголком рта, я кивнул.

— Понял.

Видимо, этот коротышка решил поучить меня, пацана, жизни, всплеснул руками.

— И что ты понял? Что понял? Что смотришь, как на дерьмо? — Распаляясь, он брызгал слюной так, что капли падали на стол.

— Что если хорошо учиться и получить красный диплом, можно стать замдиректора рынка и покрывать криминал. Ведь если на клетке слона написано «буйвол» — не верь глазам своим, ведь так, Иннокентий Афанасьевич?

Он выкатил глазки и начал багроветь — видимо, в башке заискрило, а когда Пруткова проходили по литературе, школу он прогуливал. А еще «красный диплом»… Ну-ну.

От злости его аж распирало, как ядерный реактор с неправильным охлаждением. Не дожидаясь, пока он взорвется и забрызгает стены, я встал и сказал:

— До свидания, Иннокентий Афанасьевич. Спасибо за помощь.

Слова словно царапали горло. Хотелось послать его подальше, сказать все, что думаю, но это было более чем неразумно: я ходил по лезвию ножа, и мне крупно повезло, что во мне не признали парня с билборда. Потому нужно очень и очень тихо отсюда валить. Конечно, если дадут свалить. Тем более, я и не планировал работать здесь больше пары дней.

Я вышел, осмотрелся, не заметил ничего подозрительного и направился к выходу. Увидел мелькнувшую вдалеке голову Юрия, свернул к продавцам зелени, сделал вид, что выбираю петрушку. Направился к выходу, заметил там местных охранников, зашел в туалет. Пусть думают, что я сильно испугался.

Задержался там. Если не придут искать, значит, пронесло, слежки нет. Проторчал в кабинке минут пятнадцать, выглянул на улицу: вроде никого. И, сунув руки в карманы, направился к выходу, благополучно миновал ворота, свернул к остановке, посидел там, убедился, что я никому нафиг не нужен, и побрел куда глаза глядят.

Шагая по центральной улице, я не мог отделаться от ощущения прилипшей грязи. С чего я взял, что в этом мире социум будет другим? Даже если их генсеку, Горскому, как-то удалось почистить от гнили верхушку системы, низ остается низом. Интересно было бы почитать труды этого человека, очень надеюсь, что они, как у Ленина, есть.

Размечтался, Саня, что в мир Полдня попал. Тут тоже хватает несправедливости, и есть продажные менты и чиновники… И вообще, у меня появилось время, чтобы познакомиться с миром и удовлетворить любопытство, скажем, в библиотеке.