— Вот это да, — равнодушно сказал я и опять зевнул.

Зевота — вещь заразная. Помню, в одиннадцатом классе, возвращаясь с подготовительных курсов поздно, мы с приятелем в троллейбусе занимали сиденье на задней площадке и демонстративно зевали в толпу. И десяти минут не проходило, как все начинали разевать рты, а мы покатывались со смеху.

Так и сейчас мы с Настей открывали рты, как вынутые из воды рыбины. Тело насытилось, требовало сна и совсем немного — женского тепла. Руки сами потянулись к Насте, но она вывернулась и замерла посреди комнаты.

— Ты прости, если я тебя чем обидел, — сказал я, усаживаясь на кровать и приваливаясь к спинке. — Ты не дала мне умереть от голодной смерти, и теперь моя жизнь по праву принадлежит тебе. Чего хочешь — проси.

Немного помявшись, она сказала, блеснув глазищами:

— Хочу попасть на турнир! Раз ты теперь в «Динамо» работаешь, тебе просто обязаны выдать билетик. Попроси два и пойдем вдвоем!

О, знала бы она, в качестве кого я туда пойду! Вот Настя удивится, наверное, когда увидит меня на ринге. Но если заикнуться об этом, о сне можно забыть… Зато, уверен, после такой новости затащить Настю в постель станет проще простого, вот только нужно ли мне это? Она уже ужины носит, а после такого на мне точно можно будет поставить клеймо: «Собственность товарища Шуваловой Анастасии». А откажусь — пожалуется куда надо, и добро пожаловать, гражданин Нерушимый, в загс.

Мое молчание она истолковала по-своему, сложила руки на груди, заглянула в глаза:

— Ну пожалуйста-пожалуйста! Очень хочется, это так круто!

Что там может быть интересного для девочки-божьего одуванчика? Ладно бы она цветам радовалась или билетам на крутую премьеру. Настя и правда больше всего хотела на этот турнир!

— Хорошо, — улыбнулся я.

— А Наташе билет достанешь? — Настя сделала лицо кота из Шрека.

Да что им там как медом намазано? Похоже, я чего-то не понимаю в жизни здешней элиты. Но выяснять это не было сил.

— Попытаюсь. Что ты стоишь там, как чужая…

Настя залилась краской, прикусила губу и прошептала:

— Мне пора. До скорой встречи! Остался последний экзамен! — послав мне воздушный поцелуй, она колыхнула грудью и исчезла за дверью, а я закрыл глаза и сразу вырубился.

Утром я еле разлепил веки. С пару минут валялся, тупил, глядя в потолок, а потом вспомнил, что товарищ Арвеладзе отправил меня на медосмотр, а в «Динамо» меня ждет тренер смешанных единоборств Лев Витаутович! Вскочил…

О-о-о! А-а-а! Вот это боль! Ощущение, что меня весь день лупили палками и отбили все, что только можно.

Я стиснул зубы, чтобы не завопить. Тело в своеобразной манере сказало, что я истязатель, и слушаться меня оно отказывается. Такой крепатуры, то есть мышечной боли после непривычных нагрузок, у меня отродясь не было. Черт, выложился на полную и не учел досадной мелочи! Тело-то с нуля собрано!

По комнате я ходил, держась за мебель и не разгибая коленей. Горячий душ немного помог, и я, пока ковылял в поликлинику, расходился.

К моему удивлению, памятных по детству очередей из плачущих младенцев и ворчащих бабулек в поликлинике я не увидел. Чистота, порядок, ну и легкий больничный флер, разумеется.

Самое удивительное случилось позже, когда выяснилось, что информация о моем здоровье уже есть в медицинской базе. Так что медосмотр много времени не занял — замерили рост, вес, давление, температуру, потом взяли кровь и — бывай, боец!

Что оказалось неистребимым — странные фамилии врачей на табличках кабинетов. Например, хирург И. А. Безрук. Окулист О. О. Барбанягра. Невропатолог Е. Б. Вагина — с ударением на первый слог, как я понимаю. Сама жизнь намекала, что надо в гинекологи, но не срослось.

— Так какие результаты-то? — спросил я у румяной медсестры, бравшей кровь.

— К полудню, — ответила она. — В своем гражданском досье увидишь, товарищ Нерушимый.

Что за досье, я уточнять не стал. Возможно, что-то вроде портала электронного правительства, где у каждого гражданина свой личный кабинет со всей информацией в одном месте.

— Сказали, надо санкнижку заполнить, там, подписать. Это где?

— А, это у завотделением. Его дверь прямо напротив выхода.

Черт меня дернул посмотреть на эту дверь и прочесть:

«Заведующий отделением Н. Е. Бейкопыто».

Тут меня и сложило. Фамилия переполнила чашу нелепостей, я ржал аки конь, бил копытом, и каждый приступ смеха сопровождался болью перетруженных мышц.

Из поликлиники я бодро потопал в «Динамо» — в настроении приподнятом и дурашливом. Жизнь налаживалась, будущее приобретало конкретные очертания, а в руке у меня сочился жирным мясным соком огромный беляш.

Слышал где-то, что человек считается юным, пока он не обходит раскатанные ледяные дорожки, а скользит по ним. Из-за слишком рьяных дворников со льдом на тротуарах была напряженка, и рад бы покататься, но негде.

Казалось, что мир, припорошенный снегом, улыбался мне из витрин, украшенных новогодней мишурой. Все плавно, размеренно и в удовольствие. Никакой нервозности, как в том мире, и предчувствия неравного боя живота с переполненным столом, где победить все салаты, закуски и горячее — вопрос жизни и смерти.

Здание спорткомплекса тоже приветственно махало бело-голубым флагом.

Тренер обнаружился в зале для бокса околачивающим грушу.

— Доброе утро, Лев Витаутович! — поздоровался я.

Заметив меня, уже переодетого и готового к бою, он, как и в прошлый раз, еще минуту отрабатывал по груше и, лишь закончив, обернулся, кивнул:

— Здравствуй, Саша. Что-то ты поздно.

— Так медосмотр проходил, — ответил я. — Мне ж на работу скоро.

Тренер снял перчатки, хрустнул суставами, склонил голову набок, приглядываясь ко мне.

— Крепатура?

— Она. Давно не тренировался.

— Это заметно. Значит, пока разминайся. Я скоро. У тебя пятнадцать-двадцать минут.

«Что ж, это правильно, — думал я, двигаясь приставным шагом. — И ему незачем время тратить, пока я разгоню кровь, и мне спокойнее. Вот только почему к Мимино мы не пошли, как он вчера обещал?» И опять, как в прошлый раз — махи руками в движении, гусиный шаг, потом — «креветки» и «мосты», подъемы и падения. Вроде боль отступила, тело стало послушным и податливым.

Когда вернулся тренер, я хорошо разогрелся, боль в мышцах отпустила, и я был готов к полноценной тренировке. Но вместо этого Лев Витаутович мотнул лохматой головой — идем, мол, и я направился прямо за ним так, в борцовской амуниции, надо полагать, к Валико.

Спускаясь по лестнице на нулевой этаж, я столкнулся с Людмилой, стоявшей, как и в прошлый раз, пятой точкой кверху. Поздоровался с ней в манере Мимино:

— Добрый день, Людмила, отлично выглядите.

Расхохотавшись, она обернулась — подумала, что я пришел ей помочь, и тут же стухла, сообразив, что к чему. Лицо ее стало серым, пасмурным.

— Помощи сегодня, я так понимаю, от тебя не ждать? — проворчала она.

Она собралась еще в чем-то упрекнуть, но встретилась взглядом с моим тренером и замолчала, попятилась.

Мой визит стал для директора спортивного общества сюрпризом. Когда я вошел в его кабинет вслед за тренером, Мимино подавился чаем, вытаращился на меня. Лев Витаутович молчал, наслаждался эффектом, его лицо было каменным, а уголки глаз смеялись.

— Это и есть наш новый перспективный боец? Сашка? — проговорил Мимино, сграбастал конфету из коробки, стоящей на столе, вторую, и лишь после этого догадался, что делает не то, подвинул коробку на край стола. — Угощайтесь.

Тренер воздержался. Мне глюкоза понадобится, потому я отправил в рот несколько штук.

— Спасибо, Валериан Ираклиевич.

Ясно. Витаутович ходил к Мимино, пока я разминался, но всей правды ему не сказал, решил удивить. Или подшутить над ним.

— И что, прямо перспективный-перспективный? — уточнил Мимино, косясь на меня с подозрением.