– А вы что ответили?
– Что я уверена, наша семья не имеет никакого отношения к ее неприятностям.
– Думаете, она это проглотила? – скептически поинтересовался Бови.
– Она сказала, что не считает меня столь зловредной, но что от мамы и брата можно ожидать чего угодно. – Джейнэллен еле слышно добавила:
– Не хотелось бы верить, что они такие жестокие. – Она некоторое время смотрела в пространство, потом обратилась к гостю:
– Простите, Бови, что я отняла у вас время рассказами о наших семейных проблемах. Так о чем вы хотели со мной поговорить?
Он пожал плечами.
– Возможно, это не стоит разговора. Я несколько дней сомневался, надо ли беспокоить вас по такому поводу. – Кейто отодвинул в сторону свою шляпу, лежавшую на столе, и наклонился вперед. – Вы когда-нибудь замечали что-нибудь странное со скважиной номер семь?
– Нет, а разве что-то есть?
– Может, и нет, но я все же решил облегчить душу. Видите ли, она не дает столько газа, сколько положено. По крайней мере, я так считаю. Ее выработка ниже других скважин того же класса.
– Все скважины разные.
– Да, мэм. Я это знаю. У каждой скважины свой характер, и он постоянно меняется. У каждой свои причуды, их не сразу распознаешь. Совсем как у женщин. Всем им нужна ласка.
Джейнэллен так стремительно опустила голову, что не заметила, как Бови сделал то же самое. У нее вспыхнули щеки, но, поскольку речь шла о деле, она продолжила разговор.
– Какова ее средняя производительность? – Газ измерялся в сотнях тысяч кубических футов.
– Двести пятьдесят в день. На мой взгляд, она должна быть выше.
– Мы кладем на потери четыре-пять процентов, Бови. Иногда даже до десяти. Видимо, где-то есть небольшая утечка, и газ уходит в атмосферу.
Бови немного задумался, закусив губу, затем упрямо потряс головой.
– Я считаю, что потери выше запланированных. Я наблюдал за этой скважиной с месяц и пришел к выводу, что она должна давать гораздо больше газа, особенно с учетом объема нефти, который мы от нее получаем. На деле ее производительность самая низкая.
– Вы тщательно изучили вопрос.
– В свободное от работы время.
Гордость заполнила душу Джейнэллен. Бови оказался достойным работником, не ограничивающимся одним исполнением обязанностей. Она не ошиблась, взяв его на работу.
Но хотя мисс Такетт отдавала должное Бови, она считала его тревогу неоправданной.
– Не знаю, что вам сказать, Бови. Производительность скважины номер семь соответствует нашим расчетам.
– Я доложил об этом мастеру, но он от меня отмахнулся, говорит, что, сколько себя помнит, на этой скважине выход газа всегда был низким. Вот только я никак не могу понять почему. Мне эта мысль засела в голову и не дает покоя.
– Я понимаю. – Джейнэллен смотрела вниз, в чашку с чаем. После долгого молчания она произнесла:
– Ну вот опять. Вместо того чтобы думать о деле, я вспомнила о родителях этой маленькой девочки. Ее отец владелец химчистки, куда мы отдаем все наши вещи. Он хороший, порядочный человек. Представляю, что они сейчас с женой чувствуют, мы ведь тоже пережили такое горе, когда утонул Кларк. Я тогда думала, что у нас будут двойные похороны: мама не выдержит.
– У меня никогда не было детей, но, будь я отцом, я бы не мог представить, что у меня отберут ребенка и закопают его в землю.
Джейнэллен внимательно посмотрела на Бови. У него никогда не было детей, а вот был ли он когда-нибудь женат? Ей хотелось задать ему много личных вопросов, но об этом не могло быть и речи. Например, как он научился разгадывать людей. У него особый дар отметать ложь и притворство и видеть человека насквозь.
Полагаясь на его природное чутье, она спросила:
– Как вы думаете, Бови, доктор Маллори действительно допустила ошибку, стоившую девочке жизни?
– Я не разбираюсь в медицине, знаю только, что нет лекарства, чтобы наверняка избавиться даже от простого насморка или похмелья.
Джейнэллен улыбнулась.
– Я только раз видела Лару Маллори, но она мне показалась такой… собранной.
«Полной противоположностью мне», – подумала она с тоской. Увидев Лару Маллори, она больше не удивлялась, что Кларк поставил на карту все, чтобы завоевать такую женщину. Она выглядела не просто красивой. В ее глазах светились ум и сострадание, в ней чувствовалась компетентность и уверенность в себе.
Джейнэллен не могла заставить себя презирать Лару Маллори. Она понимала, что не испытывала бы этой двойственности чувств, окажись докторша пустоголовой кокеткой, поверхностной и глупой. Но доктор Маллори определенно не относилась к такой категории женщин.
– Не могу поверить, чтобы она допустила ошибку. – Слова вырвались неожиданно даже для нее самой, и Джейнэллен упрекнула себя в нарушении верности своей семье. – Я знаю, что должна ее ненавидеть, но…
– Это кто вам так говорит?
– Моя мать.
– Вы всегда поступаете так, как вам говорит ваша мать? У вас никогда не бывает собственного мнения?
– Очень редко. – Она подумала, что признание открыло Бови, какая она тряпка. Наверное, он теперь потеряет к ней всякое уважение, и как к человеку, и как к хозяйке.
Но уж очень сильно огорчил ее звонок Лары Маллори. Она не могла скрыть своих чувств. Джейнэллен поставила локти на стол и положила голову на руки.
– Господи, и зачем только они встретились с Кларком. Он бы сделал блестящую политическую карьеру, как того хотела мама. Может быть, он даже остался бы жив. Мама была бы счастлива. А я бы…
Она чуть не сказала, что в этом случае ей не пришлось бы затрачивать столько усилий, чтобы добиться мира в семье. Невыносимо трудно было одной заботиться о счастье и благополучии каждого из них. Не только невыносимо трудно, но просто невозможно.
С того вечера, когда та девушка явилась к ним в дом, чтобы встретиться с Кеем, он стал еще больше вспыльчивым и раздражительным. Они с Джоди больше не ссорились, но только потому, что изо всех сил избегали друг друга. На самые простые вопросы Кей отвечал коротким сердитым «да» или «нет». Одному Богу известно, чем заняты его мысли, и Джейнэллен боялась делать предположения. Он ходил по комнатам, ссутулившись, со злым и воинственным выражением на лице. Ему не сиделось дома, и он часто куда-то внезапно исчезал и так же внезапно возвращался.
И вот теперь Лара Маллори создала для нее еще один источник беспокойства. Джейнэллен и не заметила, как слеза покатилась у нее по щеке.
– Это что такое?
Она почувствовала, что Бови сделал движение, но не ожидала, что он ее коснется. Когда же его загрубевшие кончики пальцев притронулись к ее щеке, она подняла голову и взглянула на него, приоткрыв рот в немом изумлении.
К ней редко кто прикасался, и, потому что она скучала по ласке, Джейнэллен подняла руку и положила ее поверх руки Бови.
Бови застыл на месте. В нем ничто не двигалось, только его глаза. Они смотрели то в ее глаза, то на свою Руку, которую она прижала к своей щеке, то опять ей в глаза. Джейнэллен оставалась так же неподвижна, но внутри у нее все дрожало. Она ощутила тяжесть и томление в бедрах. Груди напряглись, и она почувствовала в них приятное покалывание; ей захотелось прижать к ним ладони, чтобы обуздать волнение.
Джейнэллен не могла сказать, как долго они смотрели Друг на друга. Она была заворожена взглядом его печальных добрых глаз и прикосновением его пальцев, мокрых от ее слез.
Если бы Бови не услышал шум автомобильного мотора, то они так и предстали бы перед Кеем в этой немой неподвижной картине, когда он быстро вошел в комнату.
Джейнэллен вскочила на ноги и повернулась лицом к брату.
– Кей, это ты? Здравствуй! – Ее голос звучал на непривычно высокой и пронзительной ноте. – Ты что здесь делаешь?
– Когда я утром уходил отсюда, то считал этот дом своим.
Он пристально посмотрел на сестру и Бови, который, как надеялась Джейнэллен, умел лучше, чем она, скрывать свои чувства. Ее лицо пылало. Краска залила шею, где изо всех сил билась жилка.