«Если это правда, почему же она так старалась подтвердить его версию на суде? — думала Дрю. — Как бы я сейчас хотела задать ей несколько вопросов!»

Еще одним человеком, который вызывал у Дрю интерес, был Бенджамин Флетчер, который был назначен адвокатом Лизы Бартон. Когда она навела о нем справки, выяснилось, что он получил диплом юриста в сорок шесть лет, всего два года проработал государственным защитником, затем уволился и стал самостоятельно заниматься разводами, завещаниями и куплей-продажей недвижимости. Он до сих пор практиковал в Честере, городе, расположенном недалеко от Мендхема. Сейчас по расчетам Дрю ему было семьдесят пять лет. Она решила, что он мог бы стать неплохой отправной точкой. Возможно, суд не станет открывать архив по делам несовершеннолетних. Однако очевидно то, что Флетчер никогда не специализировался на защите несовершеннолетних.

«Почему же тогда относительно неопытного человека назначили адвокатом ребенка по делу об убийстве?» — недоумевала Дрю.

«Больше вопросов, чем ответов», — подумала она.

Дрю откинулась на спинку своего вращающегося кресла, сняла очки и начала крутить их — жест, который, по мнению друзей, делал ее похожей на лису, напавшую на след.

«Марселла нисколько не изменилась, — с горечью думал Тэд Картрайт, потягивая скотч у себя в офисе в Морристауне. — По-прежнему такая же сплетница и по-прежнему потенциально опасная». Он взял стеклянное пресс-папье со стола и швырнул его через комнату. Он с удовлетворением наблюдал, как оно попало в кожаное кресло в углу кабинета.

«Я никогда не промахиваюсь», — подумал он, наглядно представляя себе лица людей, которых он хотел видеть сидящими в том кресле, куда угодило пресс-папье.

«Что сегодня делал Джеф Макингсли на Олд-Милл-лейн?» — задавал себе вопрос Тэд.

Вопрос, повторяющийся сам собой в его голове все время с тех пор, как Тэд увидел Макингсли, проезжающего мимо дома Марселлы. Прокуроры лично не расследуют вандализм, значит, была еще одна причина.

Зазвонил телефон — его прямая линия.

— Тэд Картрайт слушает! — рявкнул он.

— Тэд, я видела газеты, — Картрайт услышал знакомый голос. — Ты хорошо позируешь на снимках и рассказываешь хорошую историю. Я могу подтвердить, каким убитым горем мужем ты был. И также могу доказать это. Как ты, наверное, догадался, я звоню, потому что немного нуждаюсь в деньгах.

Когда позвонила Джорджет и предложила осмотреть другие дома, я согласилась немедленно. Когда мы съедем из этого дома и станем жить в другом, мы просто станем новыми людьми в городе. Мы снова обретем нашу анонимность. Эта мысль не выходила у меня из головы всю вторую половину дня.

Алекс попросил грузчиков поставить его стол, компьютер и коробки с книгами в библиотеке, большой комнате с окнами на задний двор. В мой день рождения, когда он и агент Генри Палей водили меня из комнаты в комнату, Алекс восторженно заявил, что он превратит библиотеку в свой домашний кабинет, и подчеркнул, что там разместится и его рояль. Я нервничала, спрашивая, отменил ли он доставку рояля со склада, запланированную на следующую неделю.

После нашего позднего обеда в натянутой обстановке Алекс ускользнул в библиотеку и начал распаковывать свои книги, по крайней мере, те, которые должны были стоять в легкодоступном месте. Когда проснулся Джек, я отнесла его наверх. К счастью, он из тех детей, которые могут развлечь себя сами. Радуясь позднему отцовству, Ларри заваливал его подарками, но с самого начала было ясно, что кубики были любимыми игрушками Джека. Ему нравилось строить из них дома, мосты и изредка небоскреб. Я вспомнила, как Ларри говорил:

— Ведь твой отец был архитектором, Силия. Должно быть, это заложено в генах Джека.

Гены архитектора приемлемы, думала я, глядя на сына, который сидел, скрестив ноги на полу в углу моей старой детской. Пока он играл, я просматривала бумаги, от которых желала избавиться до переезда.

К пяти часам Джек устал от кубиков, и мы спустились вниз. Я осторожно заглянула в библиотеку. На столе у Алекса были разбросаны бумаги. Он часто приносил домой материалы дела, над которым он работал, но сейчас я увидела кипу газет на полу рядом с ним. Он поднял глаза и улыбнулся, когда мы вошли.

— Эй, вы двое, я уже заскучал здесь внизу, — сказал Алекс. — Джек, нам до сих пор так и не удалось покатать тебя на пони как следует, не так ли? Может, попробуем сейчас?

Разумеется, это было именно то, что Джек мечтал услышать. Он бросился к двери, ведущей во двор. Алекс поднялся, подошел ко мне и взял мое лицо в свои ладони. Этот любящий жест всегда способствовал ощущению защищенности.

— Силия, я перечитал эти газеты, — сказал Алекс. — Кажется, я начинаю понимать, какие чувства у тебя вызывает жизнь в этом доме. Возможно, этот дом проклят. По крайней мере, многие так думают. Лично я не верю в эту ерунду, но моя главная и единственная цель — твое счастье. Ты веришь этому?

— Да, — сказала я, проглотив комок в горле с мыслью, что Алексу не нужен еще один раунд плача.

В кухне зазвонил телефон. Я поспешила туда, чтобы снять трубку, и Алекс пошел за мной, направляясь на задний двор. Звонила Джорджет Гроув, чтобы рассказать о прекрасном фермерском доме, на который, по ее мнению, мне следует взглянуть. Я согласилась встретиться с ней и тут же закончила разговор, так как услышала щелчок режима ожидания еще одного звонка. Я переключилась на другой звонок как раз в то время, когда Алекс собирался выйти во двор. Должно быть, он услышал, как у меня перехватило дыхание, потому что быстро обернулся, но я покачала головой и повесила трубку.

— Нами начинают интересоваться покупатели, — солгала я.

Я забыла попросить телефонную компанию не публиковать наш телефонный номер. Я услышала хриплый голос, очевидно, измененный, который прошептал:

— Можно поговорить с Малюткой Лиз?

Этим же вечером мы втроем пошли поужинать в ресторан, но все, о чем я могла думать, был только этот звонок. Меня тревожила мысль, узнал ли кто-нибудь меня или это была чья-то детская шалость? Я изо всех сил старалась быть веселой с Алексом и Джеком, но я знала, что мне не удастся провести Алекса. Когда мы приехали домой, я рано легла спать, сославшись на головную боль.

Иногда среди ночи Алекс будил меня.

— Силия, ты кричишь во сне, — говорил он.

Так оно и было. Точно так же было после обморока. Я просто не могла перестать кричать. Алекс обнял меня, и я заснула у него на плече. Утром он задержался, чтобы позавтракать со мной и Джеком. Потом, когда Джек побежал наверх одеваться, Алекс тихо сказал мне:

— Силия, тебе надо обратиться к врачу: либо к тому, которого ты посещаешь в Нью-Йорке, либо к кому-то из местных. Обморок и эти приступы криков, возможно, свидетельствуют о твоем физическом расстройстве. А если это не физическое расстройство, ты должна записаться на прием к психологу или психиатру. Моя двоюродная сестра страдала от клинической депрессии, а она начиналось с приступов крика.

— У меня нет депрессии, — запротестовала я. — Это просто…

Я услышала, что мой голос оборвался. Когда мои приемные родители увезли меня в Калифорнию, я наблюдалась у психолога, доктора Морана, в течение семи лет. Я прекратила визиты к нему, только когда уехала, чтобы учиться в Институте Моды. Доктор Моран хотел, чтобы я продолжала лечение в Нью-Йорке, но я отказалась от такого предложения. Я не хотела ворошить прошлое новыми расспросами. Вместо посещения врача в Нью-Йорке я время от времени звонила доктору Морану, что я иногда продолжаю делать и сейчас.

— Чтобы успокоить тебя, я пройду осмотр, — пообещала я, — и мы, возможно, также сможем найти какого-нибудь специалиста здесь; но уверяю тебя, со мной все в порядке.

— Давай добьемся уверенности в этом, Силия, — сказал Алекс. — Я расспрошу в клубе и узнаю, какие здесь есть врачи. А сейчас я лучше уеду. Удачи в охоте за домом.