— Он у меня спрашивал? — удивлённо вскинул брови в верх Генсек. — Я ему, что, кхм, Главлит, что ль? — и с негодованием. — Пусть Романову звонит, кхм, и интересуется. Я не могу быть сразу везде и решать их вопросы.

— Леонид Ильич, они неверное осведомлены, что вы взяли романы себе почитать, вот и не знают, что им делать. Ждут Вашей резолюции, — предположил охранник.

— Резолюцию им подавай, кхм, — недовольно пробурчал Брежнев и надолго задумался. Когда большая стрелка часов переместилась на цифру шесть, тем самым показывая, что в Москве сейчас шесть часов вечера, Генсек просидевший в задумчивости пятнадцать минут с кряхтением поднялся из-за стола, и сказал: — Ну коли они, кхм, сами работать не могут, то придётся их работу сделать, кхм, мне, — он вновь закурил и продолжил: — Я думаю, Володя, что романы, кхм, интересные, а потому я не вижу никаких препятствий, чтобы их в наших журналах для народа, кхм, не напечатать. Позвони Романову, кхм, пусть отдаёт в печать. Но, — он глубоко затянулся и потряс рукой в которой сжимал «мальборо», — последний роман, кхм, про портал, его пока пусть в печать не отдают, — прошёлся по кабинету и, посмотрев в окно, резюмировал: — Мне нужно насчёт этого, кхм, посоветоваться с товарищами.

Главред газеты «Пионерская правда».

Хотя сегодня был и нерабочий день и очень хотелось поспать, но Чрезвычайное Происшествие, о котором ей сообщила дежурная, требовало её немедленного присутствия в редакции.

ЧП же было невиданным. У здания редакции «Пионерская правда» собралась многосотенная толпа. В СССР подобных случаев никогда не наблюдалось, чтобы граждане, что-то требовали, а посему наверняка этот случай был настоящим ЧП в масштабах страны. Конечно, главред «Пионерки» знала некоторые случаи, когда в СССР граждане выражали своё недовольство, например, ценами и собирались на митинги, которые были разогнаны, но, чтобы какая-то недовольная толпа собралась в самом сердце страны и что-то требовала, о таких случаях она никогда не слышала.

Буквально прибежав от метро к зданию редакции, главред застала неадекватную для такого рода событий картину. Перед входом толпилось огромное количество, мягко говоря, не совсем ещё контрреволюционеров и их родителей.

— Мальчики, вы что тут делаете? — спросила она у представителей первой попавшейся группы собравшихся, которые в кружке играли в игру — «камень, ножницы, бумага».

— Ждём, когда про Гришу выпустят, — не затейливо ответили мальчики.

— Офигеть! — произнесла Маргарита Игоревна и обратилась к девочкам стоящим рядом: — А что вы делаете тут?

— Мы хотим узнать в какой именно школе города Мытищ учиться Гриша с ребятами и собираемся все перевестись туда! — ответили девочки и посмотрели на родителей, которые иногда мелькали где-то рядом.

— Извините, но у нас просто нет выбора, — сказали сотни пап и мам и, присоединившись к тысячам школьников, стали скандировать: — ПРОДОЛЖЕНИЕ! ПРОДОЛЖЕНИЕ! ГРИША РОТЕР С НАМИ!! ДАЁШЬ ПРОДОЛЖЕНИЕ!!!

— А*** можно, — сказала Белова и, поскользнувшись, села в лужу. Естественно ей помогли подняться и довели до входа в редакцию. Однако даже когда очумелая и обалделая от увиденного «Главредша» узнала, что на «проду» было дано добро, она ещё долгое время не переставала твердить себе под нос лишь одну застрявшую в её голове фразу: — А*** можно…

Редакция телепередачи «Музыкальный киоск».

— Что значит пришло много писем? Сегодня же воскресенье. Не рабочий день. Они, что там, в Главпочтамте без выходных, как мы, трудятся? — удивлённо произнесла Элеонора Валентиновна Беляева, посмотрев на секретаря, который принёс непонятную весть.

— Вот и я им говорю, что не может быть, а они, твердят своё и всё тут.

— Я ничего не понимаю. Расскажи конкретно, что тебе передали и почему ты об этом говоришь мне? У меня сегодня монтаж передачи и мне некогда заниматься письмами.

— Так они говорят, чтобы сами их забирали, потому, что у них, по их словам, уже нет места для хранения.

— А зачем вы мне это говорите? Идите к руководству Гостелевидения, пусть они и разбираются.

— Да, но письма-то пришли с адресом вашей передачи. Поэтому именно ваша редакция должна их забрать и ответить на пожелания тружеников. Мы не можем игнорировать мнение масс.

— Я согласна, но что Вы хотите от меня? Хотите, чтобы я поехала на метро и забрала оттуда мешок писем?

— Боюсь, Элеонора Валентиновна, такое количество вам на метро не привезти. Мне сказали, что корреспонденции так много, что для её вывоза потребуется, как минимум, целый грузовик.

Через час «ЗИЛ» с письмами советских тружеников подъехал к телестудии. Возникла проблема куда эти письма девать? Однако, после долгих размышлений, было решено сгрузить корреспонденцию у «чёрного входа» и складировать её на втором этаже, использовав под это обе комнаты помещений «Красного уголка».

— «Белые розы»?! Да какие к чёртовой матери белые розы?! — взорвалась она, прочитав пятьдесят четвёртое письмо подряд.

— Элеонора Валентиновна, а вы не знаете, что это за песня? — удивилась, моющая полы, уборщица, которая на данном этапе была мобилизована на сортировку «макулатуры». — Хотите я вам напою?

И не дожидаясь согласия она напела песню о розах… белых…

Саша.

Проснулся я, мягко говоря, в хлам. Голова болела, во рту было сухо, хотелось пить. Закрыл на секунду глаза. Мир закружился. В голове стали возникать отрывки ночных «бдений». Мне захотелось ночью пить, но так как до стола было идти невмоготу я выпил то, что было под рукой. А под рукой находился этот трижды проклятый коньяк и выпив его чуть не умер, проваливаясь в забытье.

— Блин, ну я вчера и дал жару, — проговорил я поднимаясь. Оглядел бардак, творившийся в комнате и решив убраться потом, вышел из номера. Закрыл его на ключ, подёргал ручку двери, проверяя закрыта ли, и еле переставляя ноги направился в свои законные апартаменты, дабы привести себя там в порядок и взять телефонный номер Севы. Нужно было позвонить другу и узнать нормально ли он добрался.

Но там ждал меня сюрприз. Дверь номера была приоткрыта.

«Вообще п****, — недовольно прошептал я, — лишь одну ночь тут не был, а номер уже грабят».

Аккуратно подошёл, чуть оттянул для удара руку и, тихонечко открыв дверь, приготовился бить. В прихожей никого не оказалось. Быстро заглянул в совмещённый санузел, убедился, что там тоже никого нет. Прислушался и услышал какие-то грубые рычащие звуки, доносившиеся из-за приоткрытой двери комнаты. Там определённо кто-то был. Кто именно и где находится недавний посетитель было невидно, поэтому я решил действовать без промедления, дабы преступник или преступники были огорошены нежданным вторжением хозяина.

«Окей», сейчас я вам б** устрою «кузькину мать»! Сейчас вы поймёте, воришки грёбанные, что к советским пионерам забираться в номер без спроса — крайне чревато!» — решил я и резким ударом вмазал по межкомнатной двери.

Раздался грохот. От удара был вырван косяк, откосы разлетелись в щепки, у двери вырвало верхнюю петлю, она наклонилась и, что самое плохое, по инерции потянула меня за собой. Дело в том, что я немного не рассчитал, позабыв, что она открывается в сторону коридора, то есть на себя. Поэтому от моего удара она не распахнулась и не напугала тем самым грабителей, а была выбита в сторону комнаты и повисла на одной петле. Но и это было ещё не всё. Из-за моей решительности в действиях по предотвращению незаконного проникновения я совершенно не рассчитал удар и не учёл материал из которого была выполнена дверь. Поэтому моя нога разом проломила полотно и дверь повело влево, заваливаясь и я упал вместе с ней так и не успев вытащить ногу из пролома.

— Ты чего творишь?! — закричал, вскакивая с кресла проснувшийся Армен.