Ничего не ответив, она принялась тщательно развешивать платье в прихожей.

Оливия пристально взглянула на сестру:

— Почему бы тебе не рассказать о том, что произошло вчера? Я так волнуюсь!

Менее всего на этом свете Александра хотела, чтобы сестры волновались о ней. Она поместила вешалку с платьем на большую стойку для одежды и обернулась:

— Волноваться тут совершенно не о чем. Я объяснила свою точку зрения герцогу. Никаких неуместных знаков внимания с его стороны больше не будет.

— Но ты же чуть не плачешь! — заметила Оливия. — Ты даже не можешь изобразить жалкое подобие улыбки. Что случилось? Неужели он был с тобой злым? Жестоким? Я уже не раз прокрутила в голове все возможные и самые ужасные сценарии!

Александра приобняла сестру:

— О, Оливия! Он сильно разозлился. И явно не мог спокойно принять мой отказ. Но все уже кончено, и у меня нет ни единой причины переживать.

— И все таки ты расстроена!

Александра ни за что не рассказала бы Оливии о поцелуе. Точно так же, как никогда бы не призналась сестре, что тоскует по Оуэну и их светлых чувствах, что думает о нем даже теперь — так, как не думала все эти долгие годы… Не поведала бы и о том, что образ Оуэна часто всплывает перед ее глазами, то и дело сменяясь лицом герцога. Нет, откровенничать явно не стоило: Оливия обязательно использовала бы эти признания в качестве аргументов против сквайра и его ухаживаний.

— Я просто переутомилась, — ответила Александра, почти не покривив душой, и наконец то заставила себя улыбнуться. — По крайней мере, у Бонни сейчас настоящий праздник. Она находится, вероятно, в самом лучшем стойле, которое когда либо видела, с таким огромным количеством сена, что даже не знает, что с ним делать.

Но Оливия не улыбнулась на шутку сестры, лишь еще больше впилась в нее всполошенным взглядом:

— В Клервуде явно что то произошло, и ты не хочешь мне об этом рассказывать. Раньше у нас никогда не было тайн друг от друга.

Александра больно прикусила губу, пытаясь сдержать готовые хлынуть из глаз слезы, и призналась:

— Он поцеловал меня.

Оливия чуть не задохнулась от потрясения.

— Мне очень жаль, — сказала Александра, безвольно прислонившись к стене. — Я уже успела забыть, что чувствуешь, когда тебя целует молодой красивый мужчина.

— Он не так уж и молод. Ему тридцать или около того, — отозвалась Оливия. — Надо же, какой презренный хам!

— Да, презренный, — вяло согласилась Александра и в этот самый момент, когда до нее донеслись приближавшиеся шаги отца, поняла, что не верит своим собственным словам.

Сестры переглянулись и натянуто улыбнулись отцу, когда он прошествовал мимо, чтобы взять свое пальто.

— Хорошего дня, отец.

— Не жалей денег, Александра, — еще раз напутствовал Эджмонт, радостно сияя. — Принарядись как следует.

И отец вышел из дома.

Сестры подождали, пока за ним закроется дверь, и снова обменялись взглядами. Оливия с досадой покачала головой:

— Выходит, я сильно ошибалась по поводу его намерений. Мне очень жаль, Александра.

— Все в порядке. Все кончено, — решительно отрезала Александра. В глубине души она понимала, что ничего еще не кончено, однако ей нужно было думать о грядущем вечере. Их ждала целая гора дел. — Нам нужно привести в порядок дом. Где Кори?

— Я приведу ее, — сорвалась с места Оливия.

Весь следующий час сестры подметали, терли и мыли дом, готовясь к предстоящему визиту важного гостя. Александра все еще не могла избавиться от воспоминаний о Клервуде. Не удавалось объяснить самой себе и внезапно одолевшее ее отчаяние. А еще она по прежнему скучала по Оуэну, мучаясь так сильно, будто Клервуд действительно растеребил былые раны острым ножом.

Александра и Кори принялись полировать деревянную мебель. Оливия вышла из дома, заметив, что погода сего дня хоть и холодная, но ясная, солнечная. Она принялась было подметать ступеньки перед крыльцом, но вскоре буквально ворвалась в дом, сгорая от нетерпения:

— Александра, пойдем, быстрее!

Сердце старшей сестры тревожно кольнуло. У нее тут же появилось странное чувство, будто Клервуд прислал еще один подарок, но она сразу сказала себе, что наверняка ошибается. Александра помчалась на улицу, следом из дома вылетела Кори. Оказалось, что Клервуд вернул в Эджмонт Уэй повозку, на которой вчера к нему приезжала незваная гостья, но теперь экипаж был запряжен отнюдь не старой Бонни. Карету тянул красивый, молодой, мощный вороной конь.

— А где же Бонни? — прошептала Оливия.

— Вы только посмотрите на этого коня! — восхищенно протянула Кори.

Мерин, безусловно, был ломовым конем. Он явно мог совершить путь в Клервуд и обратно, причем несколько раз за день, даже не устав и, вероятно, с повозкой, заваленной известковым раствором и кирпичами. Посмотрев чуть дальше, Александра заметила за экипажем изумительного коня Рандольфа де Уоренна, а потом разглядела и уже знакомого ей всадника. Он приветственно помахал им.

Что на этот раз собирался выкинуть Клервуд? Она снова забеспокоилась и затаила дыхание, напряженно ожидая очередного подвоха.

Рандольф остановил карету и легко спрыгнул на землю. Он неторопливо прошел по кирпичной дорожке к дому, туда, где стояли сестры.

— Добрый день, леди, — весело поздоровался гонец.

Александра в волнении обхватила себя руками, любопытная Кори спросила:

— А где Бонни?

— Ваша кобыла пока останется в Клервуде. Боюсь, она хромает, но не беспокойтесь, у его светлости превосходный ветеринар. Он считает, что кобыла сможет вернуться домой через пять шесть недель. Судя по всему, она потянула сухожилие.

— Пять или шесть недель! — В голосе Кори зазвучала неподдельная тревога. — Ведь это наша единственная упряжная лошадь! Что же мы будем делать?

Она обернулась к Александре, и та вздохнула:

— Отцу придется пожертвовать своего коня, ничего другого не остается. К тому же это лишь временные трудности.

— Он никогда на это не согласится, — тихо заметила Оливия.

— Леди, не стоит так расстраиваться, — с улыбкой вмешался в их разговор Рандольф. — Его светлость хочет, чтобы вы использовали Эбени до тех пор, пока ваша кобыла не сможет вернуться домой.

Александра в изумлении посмотрела на него.

— Прошу прощения? — Она перевела взгляд на сильного вороного мерина.

— Вы можете взять Эбени на время лечения вашей лошади, — твердо отозвался Рандольф. — Его светлость настаивает на этом.

Александра резко отвела глаза от изумительного коня. Рандольф смотрел так, будто ожидал ожесточенного спора.

Клервуд прислал им коня. Это был заботливый, глубокий жест, а еще конечно же щедрый. «Я могу быть очень щедрым покровителем, — вдруг зазвучал в ушах Александры голос герцога. — Я предлагаю вам еще раз обдумать все преимущества…»

— Он восхитителен! — прошептала Кори. — Это самый красивый конь из всех, что мне доводилось видеть! Он может скакать под седлом?

Рандольф взглянул на нее:

— Да, на нем можно проехаться с ветерком. Вы любите верховую езду, мисс Болтон?

— Конечно, очень люблю, но давным давно ей не занималась. — Кори пожала плечами, и в этом жесте засквозило что то типично женское, беспомощное. — У меня никогда не было собственной лошади, сэр, но, когда я была ребенком, обычно скакала на Бонни без седла по всей нашей сельской местности.

— Кори, — с упреком оборвала словоохотливую сестру Оливия.

Александра едва ли их слышала. Она была потрясена. Что крылось за этим жестом — проявление заботы и доброты? Или все таки любезность Клервуда означала, что он собирался продолжать свои назойливые ухаживания после всего того, что произошло?

Александра снова взглянула на Рандольфа, тяжело дыша — словно несколько раз обежала вокруг дома.

— Мы ценим это предложение, этот чуткий и чрезвычайно великодушный жест. Но боюсь, мы не можем принять такого коня даже во временное пользование, — вежливо объяснила она, хотя на самом деле хотела сказать, что не собирается принимать этого коня ни теперь, ни когда бы то ни было в будущем.