Строчки программы, доступ к которым был только у Николая, менялись в реальном времени. Символы и буквы набирались с невероятной скоростью! Некоторые удалялись, менялись целые пласты программного кода, будто на соседнем столе лежала еще одна подключенная клавиатура, и админский котэ вылизывал на ней свои яйца. На первый взгляд абсурдные символы кода на визуализации превращались в новые блоки: заданная солнечная погода в симуляции вдруг сменилась тучами и сильным ветром в Скайриме. А места с относительно безопасными маршрутами вдруг начали кишеть волками, медведями, грязекрабами и еще чертовой кучей разных агрессивных тварей.

Николай попытался остановить программное безумие, но внесенные изменения тут же перестраивались, подчиняясь одним им известным алгоритмам.

Кречет сжал плечо программиста чуть сильнее:

— Коля. Скажи, что ты сможешь это исправить.

— Не могу!

— Коля, нас всех на кол посадят за десять миллиардов, если ты это не исправишь.

— Я не могу, святые нейроны! — программист едва не рыдал. — Программа меняется сама по себе! Эта чертова игра ожила!

Повисла гробовая тишина. По крайней мере так показалось трём людям, склонившихся у монитора с кодом. Остальные сотрудники работали в обычном режиме, не подозревая о случившейся катастрофе: кто-то смеялся, кто-то обсуждал состояние подключенных объектов, а кто-то отирался у кофе-машины.

— Что значит «ожила»? — первым очнулся Натан Семенович. — Искусственный интеллект?

— Вряд ли ИИ… — пробормотал Николай, озадаченно глядя на бегающие символы на экране. — Совершенно точно код меняется изнутри — никто, кроме меня сейчас не подключен к редактированию. Это не вирус, системы безопасности молчат, значит, взлома не было… Но игра, точнее виртуальная симуляция наших подключенных, по какой-то причине просто начала жить собственной жизнью, — Николай замолчал, обдумывая свои слова.

— Чем это грозит? — Кречет задал мучающий всех вопрос.

— Для подключенных — это будет абсолютно непредсказуемый мир, живущий по своим законам. Для нас — хрен его знает… Если это ИИ, то он может начать развиваться, и тогда последствия могут отразиться и на реале.

— Черте что, — Кречет Максим Борисович выпрямился, скрестил руки на груди. — Нужно останавливать симуляцию, пока не выясним, что за херня творится с программой.

— Ни в коем случае! — Натан Семенович подпрыгнул на месте, — симуляции нельзя прерывать, иначе все подключенные погибнут, и весь эксперимент отправится коту под хвост!

— Значит, надо выводить заключенных — тьфу, ты! — подключенных из виртуала…

— Адаптация мозга не завершена ни у одного подопытного…

— Подопытными можно и пожертвовать. Спишем на боевые потери… — процедил Кречет.

— А десять миллиардов, потраченных на эксперимент, тоже спишем на боевые потери?! — разгорячился доктор Склифосовский, — если выдернуть ребят из виртуала, как штепсель из розетки, то «питание отрубится», а мы не получим результатов! Это будет самое дорогое убийство в истории… Нельзя прерывать эксперимент…

Ситуация зашла в тупик. Генерал-лейтенант сложил руки за спину и принялся мерить зал шагами. Какой-то лаборант испуганно шмыгнул мимо него; внизу у подключенных запищал датчик сердечного ритма, и медсестры бросились к мирно лежащему телу, чтобы проверить показатели. Кречет наблюдал за работой отделения с хозяйской суровостью, пока взгляд не уперся на одну дамочку, которая ушла в виртуальную самоволку.

— Что нужно, чтобы приостановить эксперимент без потерь? — Кречет почесал гладко выбритый подбородок.

— Найти хотя бы часть подключенных и вернуть им память, чтобы открыть игровые интерфейсы.

— И как именно эта ваша доктор Витальева хотела это провернуть? — Кречет озвучил давно вертящийся на языке вопрос.

Натан Семенович снял очки и, протирая их полой халата, начал терпеливо объяснять:

— Это сложно будет понять человеку далекому от науки. Здесь нужна тонкость восприятия, нужно понимать с какими материями нам приходится работать, ведь…

— Вы издеваетесь надо мной? — начал закипать Кречет, — короче, доктор Склифосовский.

— Доктор Витальева занимается изысканиями в области нейрофизиологии и психиатрии, применяя методы программирования. Когда первый игрок погиб, а остальные подключенные получили амнезию, у нее возникла теория: что, возможно, таким образом сознание защищается, как при посттравматическом расстройстве. Когда происходит что-то страшное, наш мозг способен затереть полученное воспоминание, чтобы не травмировать психику. И доктор… Анна Абрамовна выдвинула гипотезу о том, что здесь произошло нечто подобное. Процесс перехода оказался для наших подопытных таким страшным шокирующим событием, что их мозг предпочел забыть об этом и создал для них новые ложные воспоминания…

Натан Семёнович замолчал, переводя дух, а Кречет, внимательно слушающий его, начал нетерпеливо постукивать кончиком начищенной до блеска туфли. Доктор Склифосовский, видя его нетерпение вновь продолжил:

— Мозг подключенных, — Натан Семенович указал на неподвижные тела, лежащие под аппаратами жизнеобеспечения, — не может адаптироваться к компьютерной симуляции должным образом поскольку считает, что никакой симуляции нет. Их мозг воспринимает игру как единственную реальность. В этом заключается главная проблема. Мозг подключенных просто не знает, что ему нужно перестроиться — ему и так хорошо, если можно так выразиться. По этой же причине у всех подключенных до сих пор нет игровых интерфейсов, и поэтому же у них есть ложные воспоминания о своей мнимом жизни в Скайриме. Мы должны напомнить им, что они находятся в игре; что есть другой реальный мир, и помочь ребятам вспомнить процесс перехода. Анна Абрамовна считает, что когда подопытные разблокируют свои реальные воспоминания, они разблокируют и игровые интерфейсы, которые мы в них программно заложили. А именно этого мы и добиваемся…

Натан Семенович выдохся. Он достал платок из кармана и промокнул пот на лбу.

— Хорошо, я вас понял. Более или менее, — Кречет не спускал с него глаз, — но каким образом ваша доктор Витальева хотела помочь подключенным, если сама лишилась памяти?

— Мы разрабатывали сыворотку, временно блокирующую стресс при подключении. Она позволяла сохранить память во время перехода, делала процесс адаптации более легким. Проблема состояла в том, что сыворотку нельзя было вводить в неподготовленный организм, да и сам препарат еще не был протестирован должным образом. Мы не могли ввести его ребятам, находящимся в виртуале.

— И тут ваша Анна Абрамовна оказалось впереди планеты всей. Наплевав на устав, протокол и нарушив кучу правил, — заключил Кречет.

— Да, — поник Натан Семенович, — у нее на то были свои причины, и я не берусь её судить, а в чем-то даже и понимаю… Как бы то ни было, она получила не до конца доработанную сыворотку и сохранила память при переходе лишь частично — именно поэтому она всё помнит про Скайрим, догадываться, что находится в симуляции, но мало что помнит про себя саму.

— Взять бы всех тут и под трибунал, — задумчиво огладил подбородок генерал-лейтенант, — но где тогда взять новых специалистов… Давайте-ка подведем итоги: всё что нужно, это пробраться в трезвом уме и собственной памяти в симуляцию и объяснить подключенным про эксперимент…

— Не совсем, — стушевался доктор Склифосовский, — они вам просто не поверят. Нужно провести ряд мероприятий, начиная от гипноза, заканчивая наркотическим вмешательством, чтобы извлечь заблокированные воспоминания. Все, что нужно делать, знает доктор Витальева — именно ее первой предстоит убедить в виртуальности происходящего. К тому же, как мы видели, это будет довольно просто — она и сама хочет разобраться что к чему… Николай, выведи ее симуляцию на экран…

Программист, внимательно следивший за разговором, тут же увеличил окно, в котором доктор Витальева выходила из таверны в сопровождении всё того же мрачного охотника.

— Значит, надо попасть в Скайрим; вернуть нашей нарушительнице память; вместе с ней найти подключенных и всем вставить по интерфейсу. А вы в это время должны разобраться с этим… феноменом, — Кречет указал на код компьютерной симуляции, который продолжал меняться по собственной воле (в этот момент из-под Колиного контроля вышло поведение собак в селениях).