— Очевидно, гипноз на меня не действует. Зато я выспалась на три дня вперед. О… — она только сейчас повернулась и заметила серого, заляпанного грязью и жухлой листвой Бишопа. Рейнджер перехватил ее ничего не выражающий взгляд и едва смог выдавить кривую ухмылку.

— Паршиво выглядишь, — Пит забрала у курицы медальон и отдала его трактирщику, разделывающему за прилавком козлиную тушу.

— Зато ты свежа, как утренняя роса…

Она с недоверием покосилась на рейнджера. Минуту о чем-то размышляла и, тяжело вздохнув, выпросила у трактирщика тарелку каши, кусок пирога и кружку козьего молока. Все это дова поставила перед рейнджером и, не говоря ни слова, отправилась в соседнюю дверь, где находились комнаты для постояльцев. Бишоп, не веря своим глазам, осторожно взял ложку. Принюхался. Ядом не пахло. Решив, что будет размышлять над загадками в голове этой женщины позже, он жадно вгрызся в пирог, прихлебывая его молоком.

Когда еда стала заканчиваться, а треск за ушами перестал быть таким громким, Бишоп уже не торопясь доедал остатки каши, улавливая разговор Пит и ее курицы из комнаты:

— … Анна Абрамовна, вы меня удивляете. О вас отзывались как о человеке крайне рассудительном…

— Правда что ли? — в голосе Пит послышалась ирония.

— Вообще-то нет, но вы всегда руководствовались логикой, пусть и скрытой остальных. А тот факт, что вы кормите этого персонажа-предателя не укладывается в голове. Вы что же… Решили дать ему второй шанс? И это после его истории?

Бишоп перестал есть и навострил уши. Еще по дороге в Айварстед он думал чем оправдать собственный побег и как снова втереться в доверие к Пит. И сейчас, кажется, настал решающий миг…

— Проблема не в его истории, — ровно отозвалась дова, — и даже не в его характере или манерах. Проблема в том, что люди ждут от Бишопа чего-то ему не свойственного, а потом разочаровываются, когда мужик ведет себя по-своему. Проще говоря: их ожидания не совпадают с его реальностью. Я же от него ничего не жду…

— А как же предательство прошлой героини? Вдруг он и нас предаст?

— Очень может быть, — спокойно отозвалась дова, — но я предпочитаю решать проблемы по мере их поступления.

— А я предпочитаю все планировать… — мрачно прокудахтала курица.

— Значит, из нас выйдет неплохой тандем…

Они продолжили болтать о каком-то эксперименте, о том, что надо найти замену гипнозу и еще неизвестных Бишопу вещах, а рейнджер молча переваривал кашу и услышанное из соседней комнаты. Он уставился перед собой и пытался понять, что только что произошло. Не получалось. Либо эта дова спятила, либо… Нет, Бишоп, не мог предположить что-то еще. Даже зная его историю — курица наверняка постаралась и рассказала все без утайки… — Пит не собиралась чинить расправу. Что твориться в голове у этой женщины?

Словно прочитав его мысли, из-за угла высунулась дова и коротко свистнула, привлекая внимание рейнджера:

— Тебе еще нужно спасать твоего друга?

Бишоп лишь коротко кивнул.

— Хорошо, — Пит почесала кончик носа, — через час предлагаю выдвигаться: я соберу вещи, а ты можешь сходить на задний двор к бочке с водой, окунуться. А выспишься в дороге — повозка уже готова.

— Стой, — рейнджер сделал над собой усилие, поднялся и подошел к женщине, возвышаясь над ней на целую голову. — Зачем я тебе? Уж не греть постель, это точно… Или ты решила не бороться со своими чувствами, а дать им волю? — «как сделала бы Носительница» подумал Бишоп и усмехнулся.

— Не льсти себе, «златоглазка», — поморщилась Питикака, — чувства переоценивают, а другого хорошего лучника найти трудно.

Она поднялась на цыпочки, потрепала рейнджера по щеке и, гордо вскинув подбородок, вышла из таверны, насвистывая на ходу какую-то незатейливую мелодию. Бишоп глядел ей вслед, пока двери на закрылись, а за спиной не послышалось громкое покашливание. Рейнджер развернулся, но никого не увидел.

— Я здесь, — донеслось недовольное снизу.

Бишоп опустил глаза и наткнулся на подозрительный взгляд рыжей курицы.

— По какой-то причине Анна Абрамовна решила тебе довериться, непись, но не я. Я с тебя глаз не спущу.

— Не боишься угодить на вертел? — не сдержался рейнджер.

— Я бы на твоем месте попридержал язык, непись, — распушила перья курица, — а то следующий твой пирог может оказаться с особой приправой, вкуса которой ты еще долго не забудешь…

Гипноз не сработал. Точнее сработал, но не так как планировалось: я хорошо выспалась, но погрузиться нужный медитативный режим не удалось, и мои воспоминания по-прежнему играли со мной в прятки. Мы втроем, со спящим Бишопом и мрачным Кречетом, тряслись в телеге по дороге в Рифтен, и я расспрашивала генерал-лейтенанта о своей биографии. Сначала Кречет долго отмалчивался, а потом и вовсе заявил, что перед погружением получил четкие инструкции не раскрывать некие подробности моей жизни. Мне ничего не осталось, как смириться. Возможно, намеренная утайка нужна, чтобы свести к минимуму риск протащить из прошлого не только воспоминания о школе или название любимого фильма, но и разные фобии, комплексы, привычки нехорошие и детские травмы. К тому же простой пересказ моей биографии не помог бы восстановить память: будут работать не те участки головного мозга. Нет в этом никакого эмоционального вовлечения… Минутку… Ну, конечно. Эмоциональное вовлечение!

— Генерал Цып!

От моего вопля всполошилась курица и вздрогнул спящий на лавке рейнджер:

— … только не щупальца! — он подскочил, сжав в руке кинжал.

— Хентай приснился? — не смогла сдержать язык за зубами.

Бишоп обвел телегу ошалелым взглядом, сфокусировал на мне взгляд, смачно выругался и снова улегся на лавку, с головой накрывшись спальником. Генерал-лейтенант смерил его долгим взглядом и, неловко перебирая крыльями, забрался ко мне на сидение.

— Анна Абрамовна, нам стоит обсудить два вопроса. Первый: нужно определить командующего операцией — это буду я. Второй: попрошу обращаться ко мне по уставу «товарищ генерал-лейтенант».

— Вы меня, конечно, извините, но что-то я не вижу у вас погон.

— Поверьте, мои погоны впечатлят любую женщину. Когда вернёмся, я их вам покажу…

— Простите меня, тащ генерал-лейтенант, я слишком долго находилась в обществе вот этого вот озабоченного мужлана, — я кивнула на спящего рейнджера, — мы ведь сейчас по-прежнему говорим о звездах и звании?

— Разумеется. А вы про что подумали?

Я посмотрела на нахохленную курицу и поняла, что шутить товарищ Кречет не склонен. Из моей груди вырвался усталый вздох:

— Не согласна я с вашим самоназначением на должность командующего операции. «Погоны» у вас может и большие, но в симуляции у меня больше опыта…

— А ведение операций и планирование…

Дальше генерал Цып долго и весьма занудно распинался о том, почему он должен был главным в группе. Я была с этим категорически не согласна.

— … вы даже не имеете ученой степени…

— … эксперимент подчиняется военному ведомству…

— … но я отвечаю за психиатрию, и если вы…

— … гражданка Витальева, вы помните, что нарушили уйму протоколов, и в моей власти вас подвести под трибунал…

— … да ты же курица. Тебе под силам подвести меня только под пищевое отравление!

— … а вот это я вам припомню, Анна Абрамо…

Началась нешуточная баталия, и на ум начали приходить доводы в пользу куриного бульона, но тут рейнджер не выдержал, проснулся и загнул матюк обоим:

— Так, недоумки, — Бишоп вырос над нами, как небоскреб рядом с пятиэтажкой и курятником, — я не верю в богов, но клянусь святыми сиськами Кин, если вы не захлопните рты, я свяжу обоих и затолкаю вам в пасти ножные обмотки, которые ношу уже неделю. Если дорога жизнь — сидите молча.

Я невольно опустила взгляд на сапоги рейнджера и захлопнула рот. Пусть генерал думает, что хочет, но мне-то было известно, что я — Мозг операции, а Бишоп по-прежнему ее Сила. Кем станет Кречет — пока не известно.